— Знаю, Государь. С самого Владивостока об этом читаю.
— Ну да, об этом нынче пишут. В общем на более менее приличных условиях получилось его взять. И не в последнюю очередь из-за того, что переговорщики одновременно и в Берлине сидели. Плюс французский посол выражал Коковцеву свое недоумение по поводу того, почему за кредитом поехали не в Париж, а в Нью-Йорк. А вот то, о чем не пишут, я тебе сейчас расскажу. — Михаил сцепил руки на столе. — В общем в Берлине у нас ничего не получилось. В принципе я держал этот вариант на крайний случай, но тем не менее. Германцы сразу связали выдачу кредита с подписанием нового торгового договора. И выставили такие условия, что можно подумать, мы им войну проиграли. Ну по крайней мере весьма близко к этому. Пока переговоры шли, пришло известие о том, что мы кредит у Морганов взяли. Вот тут сразу Берлин свои неумеренные желания снизил. Особенно после того, как наши переговорщики заявили, что кредит нам более пока не требуется. Но в целом все равно их предложения неприемлемы. Так, они предлагают снизить наши таможенные пошлины на свои машины и химические продукты. К тому же хотят увеличить свои таможенные ставки на часть наших сырьевых товары. На зерно и прочие продовольственные товары. Еще на что-то. А то действующие сейчас пошлины якобы убивают их сельское хозяйство и несут разорение их крестьянству и юнкерству. Вот так! Подписывать пусть и через год подобное невместно. Этак мы можем убить и село и нашу промышленность. А казна недополучит таможенных доходов миллионов 200 за следующее десятилетие, если не больше. Однако перед нашей Империей стоит вопрос скорой войны на Дальнем Востоке. И Берлин об этом естественно знает. Ибо и сам потихоньку подталкивает нас и японцев к войне. А если на это не соглашаться, то во время войны германцы могут ещё больше ужесточить свои требования по новому договору. Поступить так, как поступил в 1893 году мой покойный батюшка, Царствие ему Небесное, — Михаил перекрестился, — я не могу. Вести войну с Японией и одновременно таможенную войну с главным нашим торговым партнёром мы скорее всего не осилим. Получается куда ни кинь, везде клин. И наверняка немцы ещё затягивать переговоры будут. Они в отличии от нас себе это позволить могут, потому как руки у них ничем не связаны. Вот такие дела!
Михаил взглянул на новоиспеченного статского советника.
— То есть переговоры по новому конвенционному соглашению начались. И начали их германцы? — уточнил Александр.
— Да. Но затянуть эти переговоры они могут ещё на год. А потом ещё его утверждать Рейхстагу. Я три дня назад отправил в Берлин Коковцева. Переговорщик он вроде неплохой. Посмотрим, что из этого выйдет. Но чудес я не жду.
— М-да! — покачал головой князь, — Но в общем ожидаемо. С другой стороны многие таможенные ставки у нас сейчас излишне высоки на мой взгляд.
— Излишне? — переспросил Император. — А упущенные доходы казны мне с кого брать прикажешь? Опять с крестьян? Так с них уже больше ничего не возьмёшь. Акцизы и так задраны высоко. Наше машиностроение и нарождающуюся химическую промышленность немцы удушат своими дешевыми товарами. Между прочим у тебя самого доходы упадут.
— Все это так, — согласно кивнул князь, — однако ты можешь ввести иные налоги на те же немецкие химию или машины. Не прямо на немецкие, а на группы товаров, завезённые в страну извне по ставкам ниже установленного правительством порога. То есть это не пошлина на товар, а налог, который каждая страна устанавливает самостоятельно. Например, какой-нибудь налог с оборота. Или гербовый сбор. Да много приёмов можно придумать, если захотеть. И сделать это в тот момент, который ты выберешь сам. То есть когда ты будешь к этому готов. А на ввоз части товаров можно вообще наложить временный запрет под каким-то благовидным предлогом. Или взять их чёрный металл. Сейчас германские металлургические концерны его продают на экспорт существенно дешевле, чем внутри страны. И их государство содействует этому экспорту некоторыми способами. Так в общем-то делают во всех странах с товарами, которые производятся в избытке. У нас тоже. Но не в этом суть. Вполне можно устроить антидемпинговое расследование и внутри страны наложить на подобные товары отдельных производителей дополнительные пошлины или налоги. Либо осуществлять ввоз какой-то части товаров только с помощью казны, объявив казенную монополию.
— Хмм! — заинтересовался Михаил, — ну даже если это и так, тут нужно с нашими налоговиками говорить, то не все ввозимые конвенционно товары подпадут под подобные налоги. Значительная часть выпадет. А Берлин аналогично может поступить с нашими товарами.
— Не все, — согласился Александр. — Но суть не в этом. Когда придёт время, подобными мерами можно будет разрушить невыгодный России договор и усадить Берлин за стол переговоров.
Михаил откинулся на спинку кресла и раздосадованно проговорил.
— Все это проще сказать, чем сделать. Да и вообще никто так не делает. К тому же это наверняка приведёт к внешнеполитическому кризису…
— Государь, мы стараемся быть большими европейцами во взаимоотношениях с Европой чем они сами. Только европейцы этого никогда не оценят. Мы для них всегда останемся азиатами. При этом они никогда не стесняется поступать так, как им выгодно. Так почему мы обязаны поступать иначе? Ты Император России, и обязан заботиться о своих поданных. О чужих подданных пусть заботятся их правительства. Ещё германский канцлер Бисмарк говорил, — «Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут, не надейтесь на иезуитские договоры, которые якобы вас оправдывают. Они не стоят бумаги, на которой написаны. С русскими нужно играть честно, или не играть совсем». Это не дословно, но где-то близко к тому.
— Хмм! Он действительно говорил это? — переспросил Император.
— Вроде бы да. Но если даже это не так, то почему бы в нужный момент подобные слова не сказать русскому Императору?
— М-да! Поживем — увидим. Но ты сам посмотри! У Империи ещё не начались проблемы, а воронье уже начало слетаться в надежде на проживу…, — Михаил встал из-за стола, подошёл к окну и долго смотрел на неуютный осенне-зимний пейзаж за окном.
— Как-то оно там пойдет…? — не обращаясь ни к кому конкретно проворчал он. Потом обернулся и уселся на подоконник.
— Вот и получается, что для того, чтоб заключить нормальный договор, нужно показать силу на Тихом океане. Да ещё при этом не сильно влезть в долги, — невесело резюмировал он.
— Государь, я действительно считаю, что некоторые пошлины излишне велики. Из-за них и из-за золотого обеспечения рубля за несколько лет к нам в страну пришёл большой европейский капитал. Вроде бы это неплохо на первый взгляд. И Витте этому сильно поспособствовал. Но за счёт высоких пошлин этот капитал получает сверхприбыли. По-хорошему, те же французы и бельгийцы, построив металлургические заводы и шахты на юге страны ничего нового технически нам не принесли. Зато теперь иностранцы в важнейшем регионе контролируют более половины выделки чугуна и стали. И до половины добычи угля. Они уже организовали синдикат по продаже своего металла. Туда пока вошли не все, кто мог бы, но это только пока. Цель вроде бы благая — снижение издержек при реализации своего товара. Сейчас эта организация распределяет квоты на казенные заказы между своими заводами. Это уже монополист. Нынче в кризис у нас на время образовался сильный избыток мощностей по выделке чёрного металла. Так что снижение издержек — это вроде бы правильно. Но разве цены на металл после образования синдиката сильно снизились? Нет! При этом русская казна через ценовую политику поддерживает в том числе и пришедших сюда иностранцев за собственный счёт. Не учитывая то, что эти иностранные капиталисты легко могут кредитоваться у себя на родине под процент вдвое ниже, чем русские заводчики. Сейчас страна вроде начала выходить из кризиса. Но тот же Продметалл с наступлением лучших времена и не подумает самораспуститься. Цель любого капиталиста — получение максимальной прибыли. А потому целью любого монополистического синдиката будет являться продажа своей продукции по максимальным ценам. Сделать это можно, ограничив поступление продукции на рынок. При избытке мощностей по выделке металла мы очень скоро получим его недостаток на рынке. Если в зародыше подобные монополии в зародыше не убить, то потом определять порядки на наших рынках будут в Париже, а не в Санкт-Петербурге. Монополия — это спрут. Избавляться от него нужно пока он не опутал страну своими щупальцами и не начал пить из неё кровь, считая себя в праве это делать на постоянной основе.
