Сосны пылят ледяною крупкой,

Мерзлые шпалы к земле приросли.

Сталь от мороза становится хрупкой —

С хрустом ломаются костыли.

Когда с платформы их выгружали,

На солнце сверкали они, остры.

Чтоб не ломались, мы их нагревали —

Совковой лопатой бросали в костры.

Долго они на углях калились,

Огонь над ними плясал и пел.

Потом рукавицы от них дымились,

На черных гранях снежок шипел.

Выдохнув белое облачко пара,

Иван Дядюра, мой старший друг,

Вбивал костыли с одного удара.

Только тайга отзывалась: «У-ух!..»

Составы тяжелые с грохотом мчались,

Рельсы гнулись, шпалы качались,

Искры гасли в снежной пыли.

Но крепко держались и не сдавались

Сквозь пламя прошедшие костыли…

Если я от работы устану,

Если когда-нибудь хоть на миг

Верить в молодость перестану —

Напомните мне о друзьях моих.

Я вспомню, что где-то бушует пламя,

Брошу все, уеду в тайгу.

Крикну:

— Ребята! Я снова с вами.

Сердце мое разогрейте кострами —

Я еще многое сделать смогу!

В шахтерском клубе было тесно.

И над рядами, в тишине,

Плыла,

Металась,

Вилась песня,

Как чайка от волны к волне.

Был голос у певца простужен.

Струна оборвана была.

Но песня трогала за душу,

За сердце самое брала.

В той песне просто говорилось

О времени, уже былом,

Как люди первые явились

В тот край,

Где мы теперь живем.

Рубили лес,

Цингой болели,

Вели нелегкий счет годам

И очень трогательно пели

Про славный город Магадан.

Протяжным,

Стонущим мотивом

Хотела песня подчеркнуть,

Как пароход кричал с надрывом,

В тумане выбирая путь…

А в зале тихо-тихо было.

И кто-то шепотом сказал,

Что, может, сам

Борис Корнилов

Слова той песни написал.

Мы имя автора не знали,

Но молча думали о тех,

Что здесь впервые прошагали,

Вминая унты в мерзлый снег.

О тех,

Кто здесь палатки ставил

И на ветру жестоком хрип.

Кто эту песню нам оставил,

Кто здесь,

В тайге глухой,

Погиб.

                                       Б. Батуеву

Электровоз — это там, в квершлаге.

А здесь под блоком на дальней ветке,

Под каплями едкой холодной влаги

Надо вручную катать вагонетки.

Каждую смену вдвоем возили их

(Восьмичасовая смена, подземная).

Ноги —

Пара сапог резиновых.

Руки —

Две рукавицы брезентовые.

Везем в вагонетке полграмма золота,

Но это золото —

В тонне руды.

Руда в забое отпалом размолота

И смешана с брызгами кварца,

Воды.

Одна вагонетка — стало быть, тонна.

Катить ее надо вдоль узкого штрека.

Конечно, это поменьше вагона,

Но это немало на два человека.

И вот шагаем по черной жиже.

На касках —

Ламп красноватое тление.

Голову надо держать пониже,

Чтоб не удариться о крепление.

Всего труднее на поворотах.

Здесь нажимать посильнее надо,

Здесь вполсилы нельзя работать:

Застрянешь —

Не вытащит вся бригада…

Есть друг у меня,

Настоящий, хороший,

Жизнь за него отдам, не жалея.

В любой беде никогда не брошу.

И дружбы нет на земле сильнее.

Мы рядом с ним не стояли на вахте

И не ходили вдвоем в разведку.

Гораздо проще:

В обычной шахте

Мы вместе катали

Одну вагонетку.

Новичку говорят:

— Эй, малый!

Видишь, кровля грозит обвалом!

Поддержи — не сочти за труд, —

Пока крепильщики подойдут…

А потом — как отпала грохот —

Гулко ходит по штреку хохот.

Новичок худощав, курнос.

И обидно парню до слез.

Над его головой нависло

Горизонтов пять или шесть!

…Но частица здравого смысла

В этой шутке все-таки есть:

Ведь мальчишка,

Согнувшись под сводом,

Упираясь плечом в раскос,

Держит тысячи тонн породы

Деловито,

Честно,

Всерьез!