Как жалобно ястреб кричит

На этой опушке глухой.

И ветер полынью горчит

И трогает вереск сухой.

Здесь черные листья дрожат

На старых кустах бузины.

Здесь черные гильзы лежат

В окопах последней войны.

Как много простора для глаз!

Какое безлюдье кругом!

И снова в назначенный час

За лесом гремит полигон.

И клочья колючей стерни

Взлетают над полем седым.

И давние горькие дни

Напомнил тротиловый дым…

А к ночи — опять тишина.

Лишь ветер гуляет в бору.

Как будто уснула война

И снова проснется к утру.

Машут крыльями мельницы

В сорок третьем году.

В чистом поле чернеются

На юру, на виду.

За холодными хатами

Ветра зимнего стон.

От былых элеваторов —

Обгорелый бетон.

Но пока не рассеется,

Не откатится враг —

Машут крыльями мельницы

В черноземных степях.

Ветряные, старинные,

На скрипучей оси.

Словно в годы былинные

На Великой Руси.

Словно заново найдены

Силы древней земли.

Словно дальние прадеды

К нам на помощь пришли.

Пусть вдали за покосами

Дыма траурный креп.

Будет поле с колосьями,

И победа, и хлеб!

Машут крыльями мельницы

Сквозь лихие года.

Вся беда перемелется

Навсегда, навсегда.

Воронеж, детство, половодье.

Зеленый плавающий лед.

И солнце держит за поводья

Над белой тучкой самолет.

Военный — маленький, двукрылый, —

Защита грозная страны…

А вдалеке за рощей стылой

Поля озимые видны.

Там, за рекой, село Придача

За гулкой дамбой,

За мостом.

И церковь белая маячит,

Сияет золотым крестом.

И тихий звон летит по свету,

В упругом воздухе плывет.

И знаю я,

Что бога — нету…

И кружит в небе самолет…

И жизнь моя еще в начале.

И даль аукает: «Иди!..»

И нет ни бога,

Ни печали.

И все, что будет, —

Впереди.

Больше многих других потрясений,

Что отпущены щедрой судьбой,

Помню солнечный день предвесенний,

Помню город разрушенный мой.

Бело-розовый, зыбкий — от снега.

От кирпичных разрубленных стен, —

Он теснился до самого неба,

Словно в белом тумане летел.

Незнакомый, притихший, суровый —

Словно призрачный дымный погост…

А вдали золотился сосновый,

Наведенный саперами мост.

На ступенях знакомого спуска,

Ах, как сердце забилось тогда!

Вот и домик на улице узкой…

Но была за углом — пустота…

Только виделись дальние дали —

Необычно, просторно, светло.

Только черные птицы летали

И поземкой с обрыва мело.

Тополей обгорелые руки.

Обнаженный пролет этажа…

В первый раз

Содрогнулась от муки

Защищенная детством душа.

У степного переезда

Предвечерняя полынь.

И откуда — неизвестно,

Слишком ранняя теплынь.

Год назад пришла победа…

Паровоз свистит вдали.

Теплый руль велосипеда,

Дух горячий от земли.

Еду тропкой пришоссейной,

Задеваю лебеду.

А велосипед — трофейный,

Очень легкий на ходу…

Я живу, еще не зная,

Что дорога нелегка,

И полынь в начале мая

Не особенно горька.

Впереди иные грозы.

Дышит с юга суховей…

Тихо светятся березы

По окраинам полей.

Непонятна, неизвестна

Отуманенная синь.

И дрожит у переезда

Придорожная полынь.

Снова дрогнуло сердце от боли.

Снова падают листья в ручей.

На изрытом картофельном поле

Собираются стаи грачей.

Впереди, за лугами пустыми,

Где кончается желтый покос,

Что там видится в розовом дыме

За вершинами стылых берез?..

Вот и вечер пришел незаметно.

И просторы уснули в тиши…

Может, все-таки вправду бессмертна

Хоть какая-то память души?

Может, в чем-то возможна бескрайность,

Над которой не властны года?

Если в смерти забудется радость,

Пусть продлится хотя бы беда.

Чтоб лететь и лететь по раздолью

Под стихающий крик журавлей

Этой вечной березовой болью

Над просторами сонных полей.