— Как можно? — пробубнил Станислав, с двойным интересом поглядывая на парня, которым был первым за многие годы, кто проявил к нему сочувствие.
Дальше Вадим решил контролировать каждый шаг своего подопечного. Он выдал тому огромный эмалированный таз, ведро, в котором можно было вскипятить воду, большой кусок земляничного мыла и старое, банное полотенце. Причём вручал он это всё со столь суровым видом, что Станислав лишь боязливо молчал, понимая, что любое возражение может дорого ему стоить. И хорошо если только оденут ведро на голову и отшлёпают полотенцем, могут ведь и покалечить.
Только определив своего подопечного на помывку, Вадим смог немного расслабиться и обратить свой мысли на книгу, в которой оставалось не так много непрочитанных страниц.
До дракона принц так и не достучался, пришлось ему горемычному податься в близлежащий город. Принцесса всё больше ругалась, позабыв обо всех нормах придворного этикета, и требовала немедленно доставить её домой и взять замуж. При этом она рисовала столь «радужные» перспективы предстоящей жизни, что несчастному принцу сразу хотелось удавиться, ну или хотя бы напиться в стельку. Что он и сделал, повстречав в трактире уже знакомых гномов, точнее половину из них. Вторая половина в этот момент получала свою долю ласки и заботы от выторгованной у дракона бабы.
В голове принца зародился коварный план. Он между делом предложил скучающим гномам сыграть «по маленькой» в кости, а когда они, кряхтя и поглаживая длинные бороды, согласились, сходу поставил на кон принцессу.
Принцу везло. Рядом с ним уже высилась внушительная горка, выигранного у гномов золота, но вот принцессу никак не получалось проиграть. Гномы всё больше злились, подозревая какой-то подвох. С определённого момента принимать в качестве ставки принцессу они наотрез отказались, и игра сразу потеряла смысл.
Вадим настолько увлёкся переживаниями несчастного главного героя, что даже не заметил, как за его спиной к спинке кресла прислонился Станислав. Рукожоп был чист, свеж и издавал мягкий, чарующий запах земляники. Он непонимающе вглядывался в текст книги, на его лице отображался неподдельный интерес, правда, далеко не к печатному слову. Сейчас его больше волновал вопрос, как бы так ненавязчиво напомнить о себе, чтоб не схлопотать новой ругани, а то и чего покрепче. А напомнить было надо, потому что время близилось к вечеру, а единственной едой, оказавшейся за весь день во рту, были сожранные с утра ягоды. Причём последние несколько часов желудок отчаянно крутило, то ли от голода, то ли от того, что ягоды были слишком зелёными. Последний вариант, правда, в расчёт Станиславом не принимался. Он был твёрдо уверен, что его пищеварительная система способна переварить всё от коры деревьев, до подошвы старого сапога. Благо прецеденты тому в его биографии уже случались.
Вадим сразу всё понял и быстро двинулся к домику, ставить варить пельмени и рубить свежую зелень. Он уже и сам давно проголодался, но вот неожиданно захватившая книга долгое время не позволяла отвлечься. Сейчас ему было даже стыдно за то, что он, забывшись, так провинился перед Станиславом. Вначале завтрака лишил, а потом и обеда. Единственным способом хоть немного реабилитироваться оставалось накормить работника сытным ужином.
Пельмени медленно закипали в старенькой алюминиевой кастрюльке, помнившей, наверное, ещё дни молодости родителей Вадима. Однако разговор не клеился. Да и вообще, как можно разговаривать с человеком, который на все твои речи отвечает двумя-тремя словами? К тому же Станиславу сейчас явно было не до того. Он пристально жадными глазами смотрел на то, как пельмени медленно всплывают в кипящей воде, ловил запах еды и чуть ли не пританцовывал от нетерпения. Будь его воля он бы сожрал их даже недоваренными, но в данной ситуации приходилось сдерживаться.
Терпеть стало особо сложно, когда Вадим выставил кастрюлю на стол и начал раскладывать еду по тарелкам. Станислав придирчиво всматривался, в уме подсчитывая количество пельменей в каждой тарелке. Когда последняя из них заняла своё место и была залита ароматным, жирным бульоном, хитрый рукожоп резко схватил дальнюю от себя тарелку, в которой по его подсчетам было на две пельмени больше. Вадим даже не успел посыпать всё сверху зеленью и поперчить. Возмущаться такой безалаберности он, правда, не стал, только тяжело вздохнул и, молча, принялся за еду.
Ел Вадим медленно. Он только-только успел выхлебать бульон и готовился перейти к самим пельменям, когда почувствовал на себе пристальный, пробирающий до дрожи взгляд. Станислав уже успел съесть всё содержимое своей тарелки, облизать её и теперь с явным вожделением посматривал на Вадима. Причем вожделение относилось отнюдь не к самому парню, а к содержимому его тарелки. Каждый взмах ложки он провожал взором побитой собаки, полным тоски и отчаяния.
— Иди, приготовь себе чай, там печенье в шкафчике есть, — резко сказал Вадим, которому в данных условиях просто кусок в горло не лез. Пускать на кухню рукожопа было конечно опасно, но хоть доест спокойно.
Станислав, получив разрешение, быстро рванул в направлении кухни, откуда вскоре раздалось бульканье воды, а затем и громкий хруст, перемежающийся с чавканьем. «Откуда он только взялся на мою голову?» — печально подумал Вадим, но вслух ничего не сказал.
Как можно сожрать за один присест не только два килограмма печенья, но и половину буханки чёрствого, ржаного хлеба, Вадим совершенно не представлял. Чай в итоге ему пришлось пить в холостую, проклиная своего прожорливого работника, который к тому же после ужина бесстыдно бросил хозяина разбираться с мытьём посуды и плотно оккупировал туалет. Похоже, зелёная ягода всё-таки дала о себе знать.
Когда жертва обжорства всё-таки вернулась в домик, Вадим уже готовился ко сну. Он пребывал в том состоянии полной растерянности и отрешённости, которое порой снисходит на творческие личности после пережитых бед и катаклизмов. Попросту говоря, о событиях дня он всеми силами старался забыть и это ему вроде как удавалось, правда, ровно до того момента, когда прочистивший свой желудок Станислав не зашёл в домик.
— Упы-рё-нок, — протяжно вымолвил он с немым вопросом в голосе.
— Чего тебе? Иди спать, — отмахнулся было Вадим, но тут же вспомнил, что крыши, а вместе с ней и чердака теперь у домика нет, а значит и спать несчастному работнику негде.
— Как можно? — чуть ли не хныкая, протянул Станислав. Спать на улице, где полно злых комаров, ему совершенно не хотелось. Его и так успели основательно покусать, во время вынужденного заседания в туалете. Оставалось давить на жалость в надежде, что, может быть, хоть на полу постелют.
— Ладно, не ной, — принял Вадим решение, — будешь спать со мной. Кровать широкая, как-нибудь поместимся.
Вообще за последние сутки он не переставал себе удивляться. Столько самостоятельных решений он не принял за все предыдущие годы жизни вместе взятые. А тут, благодаря этому непонятному парню, Вадим неожиданно чувствовал себя уверенным. И хотя по-прежнему опасался гнева бабушки, в обморок заранее не падал и даже пытался что-то сделать. Крышу он, правда, ремонтировать всё-ещё боялся (криворук в душе так никуда и не делся), но это уже был не отнимающий разум тотальный страх, а просто острая, хроническая непереносимость неизведанной физической работы.
Кровать была старой полутораспальной развалюхой, притащенной на дачу ещё дедом Вадима, когда тот был жив. За многие годы службы матрас прогнулся и образовал в середине что-то напоминающее провал, куда скатывалось все, будь то брошенная сверху вещь или два парня, которые старались в меру своих сил разлечься по краям. Стоило им только задремать, как неумолимый закон всемирного тяготения делал своё дело, и юношеские тела скатывались к центру. Парни тут же просыпались, отползали каждый на свой край, проклиная неудобный ландшафт, но проходило немного времени и ситуация повторялась. Так что не было ничего удивительно, что проснулись они в обнимку, прямо в центральном провале.
