4 июня 1990 года, понедельник.
Мрачный дождливый день. Но утро было солнечное, и все гадали, как идти на работу (в чём?). Инерция мышления: вчера был солнечный тёплый день, и о возможном дожде не думалось. Но обещали дождь.
Лиля собралась ехать в институт. Летом заочный пединститут превращается в очный. Она гадала, брать зонтик или нет, а Ира посоветовала выйти на улицу и посмотреть: если на траве есть ночная роса, значит, дождя не будет. Я вышел, трава была сухая и дул ветер. Значит, будет дождь. Тогда Лиля одела плащ.
А вот Эдуард ошибся. Он в последнее время приходит на работу в 7 час, в это время было так солнечно, что трудно было ожидать дождя. А бывает в солнечный ясный день он, наоборот, приходит в своём красивом плаще. Короче говоря, когда в 1130 он собрался идти на обед, (он ходит раньше, а в обеденный перерыв спит в кресле), то я ему дал мой знаменитый старый зонтик. С этим зонтиком я только что вернулся с БЭСМ-6, и с него налилась лужа на полу. Этот зонтик я ремонтировал много раз с 1958г. Чтобы им пользоваться, надо головой придерживать его спицы, иначе он не раскроется. Но он верно служит, и круглый год лежит на работе. И многие со словами: «Доктор, а не может завести себе хороший зонтик!» берут его, чтобы спастись от дождя.
Итак, под дождём я вернулся с БЭСМ-6, где разбирался с бессмысленными результатами. Я разбирался целый час и наконец всё понял. У меня предусмотрено слишком много возможностей в СП356, которые в СП357 не нужны, например в 356-й задаются и углы атаки, и рули, и угловые скорости манёвра, и перегрузки, а в 357-й требуется задать только угол атаки и расход рулей. А поскольку я оставил исходные данные от второй задачи, то там осталось много лишнего: угловые скорости тангажа и т. п. Тогда я это всё обнулил, а оставил только углы атаки и рулей. После этого результат стал правдоподобным.
5 июня 1990 года, вторник.
Весь день я считал на карманном калькуляторе, проверяя результаты вчерашнего расчёта. Я это начал ещё вчера после обеда, но вычисления были громоздкие и самые разнообразные: и аэродинамика, и сопромат. Здесь я нарисовал свой контрольный пример расчёта. Это упрощенный самолёт, но в нём есть три агрегата: РА, КР, УС (рама, крыло, управляемый стабилизатор).
Деформации нарисованы по результатам расчёта. Естественно, крыло имеет подъёмную силу вверх, а фюзеляж под действием веса прогибается вниз. Я посчитал по формулам сопромата прогибы фюзеляжа: получился прогиб носка фюзеляжа 0.0040 м, а на БЭСМ-6 0.0044, - значит всё верно. Потом я посчитал углы атаки отклонения руля (УС) из условий горизонтального полёта и с учётом искажения этих углов из-за деформации – опять всё сошлось с БЭСМ-6. Это всё относилось к задаче №2. То же я проделал с задачей №3, - здесь, однако, возни было больше, но тоже всё сошлось. Теперь надо разобраться, почему программа не может решать обе задачи: №2 и №3, - хотя так было задумано.
А между тем Лабтам сломался, и наши орлы приуныли, так как огромный расчёт с «1-42» по хоздоговору к 30 июня, начинает гореть синим пламенем.
Чубань пригласил Набиуллина и Мосунова для переговоров насчёт совместной работы, предложив им 6000 руб за нашу долю в их систему МАРС. Но Поповский и Соболев возмутились такой ловкостью менеджера Чубаня, так как свою систему он ценит в 200 тыс руб. А между тем он купил отличную советскую ЭВМ «БЭСТА».
В 18 час в Москве в клубе «Орлёнок» состоялся джазовый концерт бигбенда «Синтез» (Университет штата Юта, США). Там, кроме меня были Шиловы, Живовы и мой Гера. Кроме того, там был мой друг по джазу Вл. Ил. Головач, которого я пригласил по телефону. Перед концертом я успел ещё зайти на Шаболовку, купив там с рук К157УД2.
6 июня 1990 года, среда.
Машина Лабтам не работает второй день. В 9 час в нашей комнате состоялось короткое совещание: Поповский, Соболев, Карклэ и наш сектор. Что делать? Лабтам сдыхает, другой ЭМВ нет. Где брать деньги? Отечественная БЭСТА, такая как у Чубаня, стоит 300 тыс. Но у них в НИО-3 было два млн (?) в счёт испытания Ту-204, и они смогли выделить 300 тыс на покупку БЭСТА, а где взять нам такие деньги? Карклэ предлагает послать рекламу в США (она стоит 3 тыс руб) с предложением наших флаттерных услуг мелким американским промышленникам. А что? Может, кто-нибудь клюнет на наши дешёвые научно-технические услуги!
Странное явление! Вот уже много лет, как ни посмотрю на часы в конце дня, так вижу 17 час 17 мин, то есть 10 мин до звонка. Конечно, бывает и другое время, но чаще всего именно это: 17:17, не 17:15 или 17:19 и ни какое другое. Я думаю, это рефлекс. Тут всё с годами становится стереотипным. Например, когда я делал зарядку ещё там, на третьем этаже, то обычно мимо проходила одна и та же работница и всегда с чайником. А сейчас точно конец работы, и я закончил исправлять программу СП356. Пора домой.
7 июня 1990 года, четверг.
В нашем секторе стоит необычная тишина, так как Лабтам по-прежнему не работает. Обычно позади меня весь день чирикал дисплей, за которым сидели по очереди Эдуард, Валера или Рыбаков, а иногда Кузьмина, которая осваивает Лабтам. Теперь же комната опустела. Вернувшись в 1110 с БЭСМ-6, я застал на месте только Свету.
Пожалуй, мне больше не надо ходить на БЭСМ-6, потому что сегодня с 9 час до 11 я там закончил все расчёты, необходимые для написания отчёта. Теперь можно писать отчёт. Это с оформлением займёт одну неделю, и к 15 июня я закончу свой полугодовой план. И можно уходить в отпуск. Однако, пока смущают два обстоятельства: 1) Куда-то делись 2000 руб, предназначенные для оплаты этой работы (Амирьянц обещал разобраться с Соболевым. Так что в мае пришлось назначить мою зарплату из хоздоговорной работы по расчёту «1-42», а это сейчас стоит под угрозой срыва. 2) В законченной только что работе вместо написания отчёта можно ещё кое-что продолжить, так как для Амирьянца того, что я сделал, по-видимому, будет мало.
В 1430 назначено заседание у Стрелкова по поводу аварии на Лабтаме. Лабтам сгорел из-за броска напряжения в сети. Хотя для переменного напряжения 220 в около нашего здания на улице стоит специальный генератор-преобразователь на 220 вольт, рывок напряжения произошёл из-за заземления, которое тянется в статзал НИО-3, а там всё: сварка и прочие помехи. Вот это и выбило Лабтам из строя. Остался ещё Лабтам в основном здании, но, по-видимому, диски тоже вышли из строя, и тогда пропала работа в течение двух последних недель.
А у меня дома бросок напряжения в «Вильме». К 20 час я его локализовал. Ошибка в конструкции – буду переделывать. В 2030 одновременно пришли Миша Жуков и Олег.
8 июня 1990 года, пятница.
Рыбаков второй раз уехал в Казань, на этот раз на празднование 25-летия окончания КАИ. Так что на утренней шахматной разминке вместо него Борю Венедиктова обыгрывал Лёня Ким. На рабочем месте пусто и тихо. Лабтам по-прежнему молчит. Набиуллин с 7 час сидит над одной из своих старых программ. Кузьмина и Мосунов приходят на работу на час позже.
Мосунов с Набиуллиным вчера вечером пошли на старую Лабтам в основном здании (чтобы разобраться, что там осталось ценного с 12 апреля, т. к. всё после этой даты, что создавалось на новой Лабтам, сгорело). Теперь они горько сожалеют о том, что не списывали вновь созданные файлы каждый вечер на ленту. По-видимому, всё, что было на диске, пропало. К счастью, у них остались распечатки новых программ и исходных данных «1-42». Так что Эдуард повёл Мизинову на старую Лабтам, чтобы вновь набирать ИД, а Валера за несколько дней постарается восстановить программы. Я в свою очередь позвонил в плановое бюро спросить, какой ожидается штраф за просрочку этой работы. Лена ответила (вообще по заводам Люся, но она в отпуске), что до штрафов ещё не доходило дело, а проценты она не знает. А я слышал от военпреда Фёдорова, что штраф 1% в день.
