– Надежда Андреевна! – раздались многочисленные голоса. – Что это вы нас покидаете?

Однако Надя, несмотря на юный свой возраст, была не из тех, кого можно заставить делать то, что сама она делать не хочет.

– Извините. Я должна идти, – сказала она.

И закрыла двери зала.

На этот раз Фамицкий догнал ее у лестницы, ведущей на второй этаж.

– Надя! Почему вы уходите? – спросил он.

– Не выношу, когда мне что бы то ни было навязывают, – сердито ответила она.

– Странно, – пожал плечами он.

Надя не поняла, что означают его слова, и любопытство заставило ее приостановиться.

– Что вам странно? – спросила она.

– Что у вас сильный характер. Судя по внешности, он должен быть другим.

Резко повернувшись, Надя ушла, не обращая больше внимания на внимательно смотрящего ей вслед Семена Фамицкого.

Он вернулся в зал как раз в тот момент, когда корпулентный мужчина в кителе выговаривал Вере:

– Однако некрасиво так-то. Брезгует нами ваша сестрица, что ли?

– Что вы, товарищ Самохвалов! – улыбаясь самым очаровательным образом, возразила Вера. – Она нездорова просто.

– Ну так и лежала бы в кровати, раз нездорова, – недовольно заметил тот. – А то, понимаешь, выказывает пренебрежение.

– В самом деле, – кивнула Вера. – Сейчас скажу ей, чтобы легла. Пейте шампанское, товарищи! – напомнила она, идя к двери.

– Вера Андреевна, а брудершафт? – напомнил Хопёр. – Давайте-давайте! Пора на «ты» переходить.

– Конечно, Геннадий Петрович, – улыбнулась Вера.

Она и Хопёр снова взяли наполненные бокалы. Когда, допив шаманское до дна, Хопёр страстно поцеловал Веру в губы, все встретили это аплодисментами.

– Вот теперь – на «ты»! А, Верочка-красавица? – подмигнул Хопёр.

– Да!

Верино лицо сияло так, что самый подозрительный тип не усомнился бы в том, что она абсолютно счастлива. Под всеобщий радостный вопль Хопёр поцеловал ее снова.

– Вот это я понимаю! – одобрительно заметил товарищ Самохвалов.

– Что понимаешь, а? – Незаметно подошедшая сухопарая супруга ткнула его пальцем под ребро и зловеще напомнила: – Смотри у меня!

Пока Самохваловы выясняли отношения, а гости выпивали, Вера снова направилась к двери.

– Куда ж ты, красота моя? – завопил Хопёр. – У меня для тебя сюрприз!

– Буквально на пять минут, Геннадий Петрович.

Вера приветливо помахала ему. Блеснуло на ее среднем пальце кольцо с изумрудом.

– Гена! Для тебя теперь Гена, – напомнил Хопёр.

Она потрепала его по щеке и пообещала:

– Сейчас вернусь, Геночка.

Выйдя из зала, Вера вынула из сумочки белый платочек и брезгливо вытерла губы, не обращая внимания на то, что и яркая помада при этом стерлась тоже. Вместе с обворожительной улыбкой.

В комнату к сестре она вошла без стука.

– Что это такое? – резко спросила Вера.

– О чем ты? – не вставая с кровати, на которой лежала одетая, и даже не оборачиваясь, проговорила Надя.

– Не притворяйся, все ты прекрасно понимаешь.

– Ты тоже.

– Ты повела себя вызывающе, – сердито заметила Вера. – И поставила меня в идиотское положение.

– Ты сама себя в него поставила. – Надя села на кровати. – Да, Вера, да! Я молчу, молчу… Но ведь это невыносимо! Эти вечеринки… Прямо в музейном зале!

– А где, по-твоему, я должна их устраивать? – пожала плечами Вера. – В складском флигеле?

– А зачем их вообще устраивать?

– Вон оно что… – протянула Вера – Осуждаем?

– Не осуждаем, а… Это предательство, Вера, неужели ты не понимаешь?

– И что же я предала, по-твоему? – холодно поинтересовалась Вера.

– Все! Все, что было нам дорого. Всю нашу память.

Во взгляде, которым Вера окинула сестру, сквозило искреннее недоумение.

– Не пойму, ты блаженная или просто дура? – произнесла она. – Чтобы дура – вроде нет: экскурсии водишь, вполне в уме. А ты понимаешь, что если я всех этих Хопёров здесь развлекать не буду, у нас эту память в любой момент изымут? Наденька, ты что, до сих пор считаешь, что это все – наше?

– Я не… – начала было Надя.

– Ангелово уже десять лет как национализировано. Забыла? – оборвала ее Вера. – И мы здесь никто! Призраки! Фу – и нету нас. – Она подула на ладонь. – Или вообще раздавят, как… Ты что, думаешь, мы благоволеньем божьим существуем? Чистоплюйка, – жестко бросила она. – Такие, как ты, и позволили все уничтожить. А я не позволю себя на улицу вышвырнуть!

Надя вскочила с кровати и выбежала из комнаты. Вера подошла к зеркалу и, вглядываясь в свое лицо, в его резкие и холодные черты, повторила:

– Не позволю.

Она достала из сумочки алую помаду, снова накрасила губы и, полюбовавшись результатом, решительным шагом вышла из комнаты. На боевой пост.

Как только Вера вошла в зал, Хопёр двинулся ей навстречу. За ним следовал высокий представительный мужчина. Костюм на этом товарище явно заслуживал внимания, так как пошит был отнюдь не в Москвошвее, это Вера сразу поняла.

– Верунчик, а вот и сюрприз! – воскликнул Хопёр. – Я же обещал. – Подойдя к Вере быстрее своего спутника, он тихо проговорил: – Из наркомата иностранных дел, очень влиятельный товарищ. – И громко произнес: – Позволь тебе представить товарища Смирнова Сергея Петровича.

Вера наконец перевела взгляд с пиджака товарища Смирнова на его лицо. И едва удержала вскрик. Товарищ Смирнов усмехнулся – он-то знал, кого увидит.

– А мы уже знакомы. Правда, Вера Андреевна? – сказал Смирнов. Он взял ее под руку и, отводя в тот угол зала, где висели на стене иконы из Ангеловской церкви, заметил: – А вы оборотистая дама.

– Почему вы решили? – поинтересовалась Вера.

Она не стала бы тем, кем стала, если бы не научилась управлять собою.

Смирнов кивнул на стену с иконами, обвел взглядом зал и пояснил:

– Сохранили-таки свою коллекцию.

– Она не моя. Это народное достояние.

– Экскурсантам рассказывайте, – усмехнулся Смирнов. – А я еще десять лет назад конфисковал бы все эти ризы и прочие штучки. Если б вы вовремя не подсуетились и не оформили документы на музей. – Он оглядел Веру с нескрываемым интересом. – Как вам это удалось, между прочим?

– Свет не без добрых людей, – усмехнулась она в ответ.

– Вот только добрые люди не каждому встречаются. Я и говорю: оборотистая дама. – Взгляд его сделался настолько откровенным, что Вера похолодела. – Очень вы с тех пор переменились, – с ухмылкой заявил он. – Тогда, уж извините, не на что было посмотреть, ни рожи ни кожи. То ли дело теперь!

– Это комплимент или оскорбление?

– А стакан наполовину пуст или наполовину полон?

– Значит, комплимент, – заключила Вера.

Смирнов расхохотался.

– Ума палата! – И небрежным тоном спросил: – А где, между прочим, этот ваш здешний Ангел-хранитель?

– Откуда вы про него знаете? – насторожилась Вера.

– Икона известная. В научных статьях описана.

– Вы научные статьи читаете? Зачем?

– Для общего развития, – сухо ответил он.

– Икона Ангела-хранителя пропала во время Гражданской войны, – так же сухо отчиталась Вера.

– Вот прямо сама взяла и пропала? – Смирнов сверлил ее взглядом. – А может, кто-нибудь помог? Ладно, Вера Андреевна, это мы успеем с вами обсудить, – заключил он. – Время у нас будет. Ну, пойдемте веселиться!

– Веселиться… Обхохочешься! – идя вслед за Смирновым, пробормотала себе под нос Вера.

Но возмущаться вслух она позволить себе не могла.

– Скучаю по тебе…

Паша с трудом оторвался от Надиных губ, глянул ей в глаза.

– В Москве – скучаешь? – улыбнулась она.

– Конечно.

Его глаза, с детства ей знакомые, ясные, как у боттичеллиевского ангела, смотрели с той серьезностью, которую она так любила в нем. Впрочем, она все любила в нем, и неполнота сближения, которая еще сохранялась между ними, лишь усиливала ее любовь.

– У тебя же талант, Паша, – глядя в эти любимые глаза, сказала Надя. – Это такое счастье! – И попросила: – Расскажи мне о своей жизни.