Так и вышло: убравшись до конца и уже удаляясь от столика, Нима развернулась и неудачно задела рукой все те баночки с косметикой, под которыми так тщательно уничтожала грязь.

Я пронаблюдала за эпичным полетом к полу десятка разных склянок-тюбиков и даже зажмурилась, представив, что сейчас будет.

Раздался звон бьющегося стекла.

Аккуратно приоткрыв глаза, лишний раз убедилась, что Ниму к уборке подпускать нельзя.

Все, что могло разбиться, лежало разбитым вдребезги. Вонючей лужицей расплывались и смешивались между собой ароматы духов, а посреди этого великолепия валялось несколько непострадавших банок крема, и…

Я задержала дыхание. И треснутый флакон лжепротивозачаточного зелья, про который я уже несколько месяцев как забыла.

Но больше всего испугалась Нима. Она судорожно бросилась подбирать осколки, нервно лепеча:

– Простите, простите! Я все исправлю… Я принесу новое.

Разумеется, наказывать я ее не собиралась, но где она новое-то найдет? Я сомневалась, что жалование служанки поможет ей приобрести хоть десятую часть уничтоженного. Особенно парфюмов.

– Нима, не надо, – успокоила ее я. – Просто открой окна, чтобы проветрить, и выброси осколки.

– Я исправлю, – не унималась медведица. – Я не в первый раз.

После этих слов я заинтересовалась. Что значит не в первый раз?

– А в какой? – строго спросила я.

Оборотница потупила взгляд.

– Рассказывай! – Я добавила к своему голосу больше гнева, хотя это было и не совсем так.

– Ну, – замялась служанка, неловко перетаптываясь с ноги на ногу. – Где-то месяцев пять назад я тоже разбила пару флаконов. Нечаянно.

– Какие именно? – напирала я, мне вдруг стало очень важно узнать ответ.

Медведица осторожно сделала шаг назад, что-то в моем тоне ее пугало, быть может, боязнь того, что я могу рассказать Лайонелу. А его слуги побаивались.

– К-ажется, ж-желтенький, з-з-зелененький, – попыталась вспомнить она цвета разбитых флаконов.

– Пахли чем? – почти рявкнула я.

– Не-не знаю, – отшатнулась от меня Нима, едва вновь не задев трельяж. – Для моего носа все эти запахи слишком резкие, чтобы их точно различить. Но я брату осколки отнесла, он королевский парфюмер, он сумел восстановить! Простите, хозяйка! – Нима рухнула на колени. – Только не увольняйте!

От ее движения я дернулась и сама испугалась не хуже ее. Кажется, я перегнула с натиском на беднягу медведицу.

– Вставай, Нима, – уже гораздо ласковее сказала я. – Прости, что разозлилась. Да черт с ними, с этими склянками. Я не в обиде. Просто убери поскорее.

Служанка кивнула и принялась спешно собирать стеклышки. Я же, спасаясь от дурманящей концентрации духов в комнате, накинула на себя халат и вышла за дверь.

Мне было о чем подумать, пока спускалась с лестницы и шла к палисаднику, подышать свежим воздухом. Я присела в беседке и устало откинула голову на специальную ажурную сетку, обвитую виноградом.

Выходит, зря я грешила на неведомых злодеев, которые решили подменить флаконы. Все решил случай и неповоротливая попа медведицы Нимы.

Да и колдунья-травница в конечном счете оказалась права. В подмене действительно был замешан парфюмер-оборотень.

Забавно: как ни пряталась я от судьбы, а она все равно догнала меня и сделала по-своему. Вместе с этим осознанием особенно остро почувствовала всю тщетность своих прошлых попыток избавиться от контракта. Судьба догонит в любом случае. За счастье и брак с Лайонелом придется заплатить. Годами и временем, которые не проведу с ребенком. Жизнью.

От размышлений меня оторвала вспышка адского пламени, из алых языков вышел усталый муж.

– Привет, – улыбнулась я. Мне захотелось встать, обнять его, но поясницу неприятно потянуло, отчего я решила продолжать разговор сидя. – Ты сегодня рано.

Вместо ответа Лайонел присел рядом и обнял большой и теплой рукой. Я откинулась к нему на грудь, а потом и вовсе улеглась на лавочке, оставив лишь голову на его коленях, позволяя перебирать себе волосы.

– Сегодня почти удалось закончить одно долгое и муторное дело.

– Расскажешь? – Я вопросительно вскинула на него взгляд и заодно полюбовалась красивым подбородком любимого мужа. Захотелось провести пальчиком по отросшей щетине, а потом и вовсе притянуть к себе и поцеловать своего темного лорда в губы. Останавливало меня лишь то, что ради этого Лайонелу придется согнуться едва ли не в три погибели.

– Потом. – Он, словно угадав мое желание, немного приподнял, аккуратно усадил к себе на колени и поцеловал. Теперь я сидела и обнимала его за шею, пока он гладил ладонью мой живот. – Когда настанет время, я тебе все расскажу.

– И когда оно настанет? – игриво поинтересовалась я, расстегивая ворот его рубахи и целуя шею мужчины.

Лайонел гулко засопел и откинул голову назад. Моя нехитрая ласка ему нравилась, а я рассчитывала с помощью нее выведать у мужа хоть немного об его страшной, скрываемой от меня тайне.

Я справилась еще с одной пуговкой и еще с одной, обнажая широкую, мощную грудь. Скользнула рукой под рубашку, пробежалась пальчиками по напряженной коже, легко коснулась ореола сосков и продолжила свое путешествие вниз, к упругому животу и вожделенным кубикам пресса, которых уже пару месяцев толком не видела.

На полпути мою руку перехватили.

Я замерла и, обиженно надув губки, уставилась на Лайонела:

– Ты чего?

Муж подарил мне суровый взгляд, подобный тому, каким серьезный отец смотрит на неразумную дочь. Потом тяжело выдохнул и, будто убеждая сам себя, произнес:

– Милана, доктор нам запретил. Это опасно для ребенка.

Мне пришлось надуться еще больше. Про указания гнома-целителя я и без подсказок помнила, но ведь мой план подразнить и выведать тайну сей факт не отменял.

– Но я же чуть-чуть, – оправдалась я.

– Это для тебя чуть-чуть, – наставительно ответил лорд, – а я и сорваться могу. Считай это заботой о моем будущем сыне.

Его тон был настолько серьезен, что я невольно сама прониклась настроением Лайонела. А вслед за серьезностью мои мысли посетило и уныние, а затем и безысходность. В голову опять полезли дурацкие думы о скорой смерти, а еще о том, что такой красивый мужчина, как мой лорд, недолго останется вдовцом после моей кончины. Ему обязательно повезет встретить новую любовь, которую он непременно позовет в Храм Бездны.

Интересно, сколько лет к этому моменту будет нашему ребенку? А как отнесется к пасынку новая «мамаша»?

Погруженная в эти невеселые мысли, я невольно обронила первую слезу. Она не осталась незамеченной, и лорд Фрейм обеспокоенно взглянул в мои наполненные слезами глаза и аккуратно вытер бегущую по щеке дорожку соленой влаги.

– Мэтр Люциус предупреждал меня, что у беременных бывают резкие смены настроения, но чтобы настолько… я даже не предполагал.

– Лайон, – перебила его я.

– Что, дорогая?

– Пообещай мне, что когда я умру и ты решишь заново жениться, то выберешь в супруги достойную женщину, которая сможет полюбить не только тебя, но и нашего сына.

По мере моей реплики глаза мужа округлялись, а брови ползли наверх.

– Глупая, что ты такое говоришь?

– Просто пообещай мне, – настаивала я, при этом не переставая плакать.

– Вот еще! Ты моя жена, и я не допущу даже возможность ситуации, которая пришла тебе в голову.

«Это сейчас он не допускает, – мелькнула в голове шальная мысль, – а потом ему придется смириться с уже свершившимся фактом».

– Тебе я могу пообещать только одно, – уверенно произнес он, глядя мне в глаза. – Ты моя, а свое я не отдам даже Бездне!

– Хотела бы я в это верить, – невесело откликнулась я.

И тем не менее, впервые за многие недели, той ночью я уснула спокойно, не терзаясь мыслями о будущем.

Свекровь сидела в гостиной и выбирала по каталогу одежду для будущего малыша. Находящаяся рядом портниха весело щебетала об особо мягких материалах и самых модных расцветках.