...Дверь долго не открывали, даже после третьего звонка тишина за дверью продолжала держаться, как звон в его ушах, как продолжало биться учащенно его сердце. Вскоре он услышал шаги, которые зазвучали откуда-то из глубины квартиры; понимал, даже представлял, как человек, прижавшись к глазку, наблюдает за ним. Потом был слышен шепот, да не одного человека. То были женские голоса, как ему показалось. А мужчина шептать не мог, потому срывался на бас.
Дверь открылась. Сразу пахнуло в нос тем отвратительным смрадом, который царит в квартирах алкоголиков. За дверью пряталась, будто даже стесняясь своей внешности, судя по всему, мать Лики. Эта женщина все еще была стройной, даже грудь сохранила свои формы, и даже лицо, если дать женщине выспаться, протрезветь и отмыться, могло иметь презентабельный вид; с ней можно было бы сходить в театр, не разрешая только улыбаться и говорить вслух свои мысли - судя по манере говорить, практически не раскрывая рот, по сдержанности голоса, у нее не оставалась здоровых передних зубов, и голос легко срывался с хриплого на басистый, каким он становится у старых алкоголичек. Впрочем, спустя пару минут Илья сообразил, что только в полумраке прихожей она имела человеческий вид; как только зашли под освещение комнаты, она превратилась в монстра; и платье на ней было настолько старым и заляпанным, что можно было бы предположить, что сюда на посиделки зашла бомжиха. В следующую минуту он смотрел на Лику. Она имела вид изнуренного человека, она разыгрывала из себя мученицу, смотрела на него жалостливо, хоть и с явной театральностью, как если бы все тут играли в какую-то пошлую игру, готовясь к групповому сексу.
-Вот, мы тут ее удерживаем, пока ты за нее не заплатишь выкуп! Пока не женишься на ней! Знаешь, если платят выкуп, то женятся! - пьяно заговорил верзила и поднялся во весь рост.
Конечно, это был Федор и он оказался выше Илья на голову, шире в плечах. Еще Илья заметил, насколько огромными были у него руки. Он знал такие руки. Знал, что из такой клешни надо поскорее выскользнуть, поскольку эти люди часто не соизмеряют свою силу с прочностью чужого скелета, а потому в пожатии могут разломать косточки ладони. Эту клешню тянул к Илье Федор, намереваясь поздороваться за руку. Илья сделал вид, что не заметил жеста, отвернулся к Лике.
-Ну что, принес деньги? - спросила мать Лики.
-Да, - Илья вытащил из кармана куртки пачку денег, положил на стол.
Мать Лики тут же схватила деньги и ушла в другую комнату. Лика легко освободила руку, которую якобы привязали к радиатору парового отопления, встала на ноги, подошла к нему и обняла. От нее пахло отвратительно!
-Мы пойдем.., - в голосе Ильи зазвучал страх, он сам этому удивился...
Вообще, после отсидки, его интуиция настолько обострилась, что он мог бы работать ясновидящим. Вот только он не пробовал это делать в отношении других людей, - только про себя чувствовал вперед, причем очень точно. Даже когда вел машину, уже не удивлялся, что видел наперед другую машину за слепым поворотом, знал точно, как поступит другой водитель и потому избегал острых моментов при движении. Вот сейчас, например, он почувствовал, что вся глупость, несуразица момента, этой сцены, для него могут закончиться очень нехорошо - плохо, очень плохо, настолько, что дальше жизнь не просматривалась вовсе. Он взволновался сильнее, чем мог представить, сердце его забилось так, что будь он постарше, не будь таким крепким и здоровым молодым человеком, это сердце хватил бы инфаркт.
Он прижимал к себе податливое тело Лики и отступал к выходу. Вот тут все и закрутилось, завертелось. Федор сразу перекрыл ему путь, потребовал:
-Ты, падла. Сейчас свалишь и к ментам?!! Нет, сука, ты выпьешь с нами!
-Налей ему стакан! - потребовала мать Лики . - Вот тот большой, ну да, чашку.
Среди мусора на столе, грязи в форме тарелок и остатков еды Илья тоже заметил чашку. В нее Федор налил из бутылки с отсутствующей этикеткой прозрачной жидкости по самый верх, сказал:
-Пей!
Илья выпил, как зачарованный... Он переживал страх, который рождается в теле зверя, если он оказывается перед хищником. Наверное, олененок то же испытывает, оказавшись перед тигром, или кем-то из породы кошачьих... Или кролик перед разинутой пастью удава... Одним словом, стоит человеку буквально оказаться в ряду пищевой цепочки, которая создана Природой, как он начинает испытывать вот этот вот страх...
Да, еще на войне или в жизни так бывает, когда на тебя наставлен ствол и ты смотришь попеременно то в дырку этого ствола, то в глаза того человека, который решает сейчас твою судьбу.
-Во, молодец! - сказал Федор, однако не изменившись в лице в сторону благостного выражения.
Вообще, такие как Федор редко отказываются от возможности кого-то сломать; они мирятся с участью быть убитыми или покалеченными, принимают судьбу мученика, если удается их самих ломать долго, но только не побежденного - им невдомек уже, что первично, а что последовало после, им важно устоять, победить, и не иначе! Потому что иначе не бывает, как не бывало никогда прежде... Таких любо убивают, либо от них убегают...
А Илья понял, что участь его будет предрешена, согласись он еще на один стакан водки. Потому что Федор вел его на бойню, предварительно накачивая анестетиком..
Вот и решился Илья на подвиг. Когда Федор попытался его схватить за плечи, Илья ударил его в пах. Дальше подумал на мгновение, что предвидя этот ход, Федор за рубашку заложил что-то очень твердое - во всяком случае эффекта от такого удара не последовало, хотя других нормальных людей Илья сшибал с ног. Следующую попытку завалить этого железного человека Илья направил в висок гиганта. Удар получился точным, сильным. Потом в челюсть боковой, который должен был сломать челюсть; потом еще один - в нос! Последний не дошел - Федор отринул назад. Заступая за стол, решил прижать Илью к стенке. Лика в этот момент отскочила в сторону и просто исчезла.
Илья полез под стол и вывернулся сзади Федора, убежал за матерью Лики, которая метнулась, судя по всему, на кухню. Там она взяла в руки нож, а Илья легко - ловким приемом отбил у нее этот большой столовый нож, ударил ее ногой так, что она там и притихла, затем, уже с этим оружием, налетел на Федора. Федор каким-то образом увернулся и Илья снова прорвался в комнату. Надо было запереть всех в ванной, в туалете. Когда Федор ринулся на него, Илья ловко полоснул его по шее, но... не там, где надо - артерия не была задета. Однако же кровь стала заливать Федора, Федор испугался.
- В ванную, быстро! Порежу, суки, на хрен! - процедил он сквозь зубы; он и на Лику посмотрел.
Федор с Ликой завалились в ванную. Дверь закрывалась на шпингалет. Илья подумал, что Федор, конечно же, выбьет дверь, но не сразу. Зашел на кухню. На полу лежала мать Лики. Метнулся в прихожую - дверь оказалась запертой на ключ... Где ключи? Вернулся к матери Лики - в карманах ее одежды ключей не было...
А Федор начал выбивать дверь. Появилась мысль прирезать вначале мать, потом, когда вырвется, Федора, ну а там и Лику. Потом быстро понял, что Лику не сможет... И все-таки, какое-то время - может чуть меньше вечности, - он стоял над старой алкоголичкой, которая тяжело и часто дышала, которая описалась, и боролся с невероятно сильным, истомным и терпким, захватывающим всю душу желанием перерезать ей глотку, как делают в праздник с овцой, чтобы затем начать вакханалию убийств, чтобы долго терзать Федора, а потом... и Лику... Это было так желанно, он вдруг вспомнил отца, последний разговор с ним... И увидел отца - тот, совсем реальный, стоял перед ним, только немного в другом пространстве, в окружении другого интерьера, что ли, и говорил в этой своей спокойно манере, с лукавой улыбочкой:
-Нет, не делай этого. Ты потом будешь очень сожалеть, что потерял возможность смаковать... это чувство...
Илья не все понял из слов отца, но в следующее мгновение он вымыл нож под краном, обтер его полотенцем и выкинул за шкаф. Затем ушел на балкон.