Но этот ответ предательски вспыхнул в его крови. Он не мог дать заднюю сейчас. Он дал обещание себе и стольким другим, задыхающимся в безмолвии. Ради того, что сделано, и ради того, что ещё должно быть сделано. Он должен был быть готов броситься в пекло, рискнуть собой, своей кровью или своей жизнью. Всё что угодно было лучше бездействия. Всё что угодно было лучше молчаливого повиновения судьбе, независимо от того, что бы из этого вышло. С него достаточно такой жизни.

Он попытался оттолкнуть Мелиссу в сторону.

— Дай пройти. Может, я смогу что-то найти, может смогу…

— Здесь никого нет, Норман, — спокойно произнесла она.

Он ощущал, что его взор застилает ярость. Ему нужно было что-нибудь разрушить, утвердить факт своего существования, напомнить себе, что у него были занятие, цель и сила. Он не покорится. Он не сможет. Он пойдёт по этому пути настолько далеко, насколько он тянется.

— Норман. Норман, — молвила его напарница. — Всё будет в порядке. Мы должны уйти, но всё будет в порядке. Верь мне.

Затем мир обернулся путаницей света, шума и движения.

Первым возник свет. Он осветил коридор одновременно отовсюду сразу, в одну секунду окуная Мелиссу в интенсивное, бесцветное сияние так внезапно и абсолютно, что это было как апофеоз.

Затем пришли шум и движение. Прежде чем кто-либо из них осознал происходящее, за входной дверью раздались крики и звук топающих по камню ног. Казалось, время замедлило свой ход. Норман стоял спиной к двери, но Мелисса смотрела ему за плечо, и он видел высеченный на её устах и в глазах шок, видел её руку, тянущуюся к бедру за пистолетом, виднеющимся из под пиджака. Он слышал крик, не понимая слов. Он чувствовал звуки взрывов вокруг него, когда пули разрезали воздух, когда одна из них миновала его и задела руку и бедро Мелиссы, увидел гримасу, исказившую её лицо. Пятно чёрной жидкости расцвело на плече её порванного пиджака.

Другие фигуры, полностью облачённые в чёрное, присоединились к ним в коридоре и окружили их кольцом. У них были штурмовые винтовки, маски и тёмные очки. Норман попытался добраться до кармана, но прежде, чем он сумел это сделать, резкая сила, ударившая в заднюю часть его коленей, повалила его на землю. Мелисса кричала. Её оружие было отобрано, а её рука безвольно висела вдоль бока, капая малиново-красным на пол.

Кто-то схватил её, поволок прочь. Теперь Норман смог разобрать, что она кричала. Это было его имя, повторяемое снова и снова в странной какофонии безмолвия. Всё, что он мог видеть, — узкая ковровая дорожка и косая полоска серебристого света, падающая сквозь входную дверь. Он попытался встать, но та же сила заставила его снова упасть, прижала его плечи к полу и одарила его жестким ударом в затылочную часть головы. Мелиссу уводили прочь. Её напряжённый голос начал становиться тише и тише в упругом воздухе. Он стал отбиваться, желая освободиться, и внезапно обнаружил, что может спотыкаясь встать на ноги. Он бросил несколько коротких взглядов вокруг себя; его бьющийся в конвульсиях мозг тщетно пытался постичь произошедшее. Всё снова было тёмным. Не было фигур в коридоре. Он побежал к двери, но там никого не было. Его машина по-прежнему находилась на подъездной дорожке. Улица была тиха и безмолвна.

Норман повернулся обратно. Всё в коридоре выглядело нетронутым. Нельзя было бы сказать, что они вообще когда-либо были там, не считая лужи крови, медленно впитывающейся в ковёр.

Он ощущал свои карманы. Его очки и пузырёк триптокаина были нетронуты. Даже его пистолет остался: холодный и повинный, как всегда под рукой.

Тёмный коридор убегал от него вдаль: длинный и непостижимый. Безбрежная, пустая тишина распростёрлась всюду: вокруг и над ним. Он был совершенно один.

========== Глава 16. Эйфория ==========

Её босс загнал её в одну из секций длинного коридора с моргающей, флуоресцентной лампой. Она ждала этого, но желала, чтобы он выбрал место, где она могла бы чувствовать себя более непринуждённо.

— Мне дали отмашку, Донахью, — начал он вместо приветствия. — Вы должны отбыть на следующей неделе.

Мелисса кивнула.

— Теперь запомните: не поддавайтесь на его увещевания. Он обманчив и сбивчив. Поэтому, что бы он ни говорил, — не верьте этому. Вы там просто чтобы собирать информацию.

— Конечно, сэр.

— Это важное назначение, Донахью. От самого заместителя директора Уоррена. Я не говорю, что будет легко. Но если вы хорошо справитесь, мы не забудем.

— Понимаю, сэр.

— Отлично. Желаю удачи, специальный агент Донахью.

Когда он уже готов был уйти, она остановила его рукой.

— По правде… ещё кое-что, сэр.

Он посмотрел на неё сверху вниз.

— Донахью?

— Не хотелось бы обсуждать это раньше времени. Любопытно узнать, если я удовлетворительно завершу моё назначение, смогу ли я попросить Бюро о маленьком одолжении, — она силой заставила себя не прерывать зрительный контакт. — Возможно, сэр, вы помните, что мой отец несколько лет назад был специальным агентом здесь. Я всегда хотела получить доступ к файлам его последнего дела, но они всегда были под грифом «секретно». Понимаете, чтобы прояснить для себя детали его смерти. Он умер при исполнении, и нам не многое сообщили. Эм, сэр… я надеялась…

Он улыбнулся. Это была жёсткая улыбка: не без доброты, но с нотками холода, сокрытыми в глазах.

— Ничего не могу обещать. Однако, я сделаю всё возможное, Донахью.

***

На ней было надето жёлтое платье. Небо было таким голубым, что от его вида болели глаза неким странным, приносящим удовольствие образом. Он не мог перестать улыбаться.

— Ну же, копуша! — крикнула она.

Он последовал за звуком её солнечного голоса. Они были в поле полном лютиков, барвинков и высокой травы. Бабочки-красные адмиралы проплывали мимо него, пока он шёл, лаская его кожу атласными крыльями и затем продолжая движение.

Всё представляло из себя идеальную картину, словно стеклянный снежный шар, только наоборот.

Когда он достиг вершины небольшого холма, смог увидеть у их ног раскинувшийся вширь и вдаль пейзаж – сочный и зелёный – из более чем нескольких сотен райских лугов. На холмах слева от них стояла полусокрытая деревушка. Норман не видел на небе ни облачка.

Она махала ему, стоя в тени молодого клёна. Он был высокий и широкий, с тонкими ветвями: их ещё вырастет в изобилии, и в изобилии было места для этого. Но он хорошо потрудился над листьями в этом году, и землю устилало пятнистое, ещё прохладное покрывало из них, на которое можно было присесть и отдохнуть от палящего солнца.

Подходя ближе, Норман увидел, что она устроилась у скрученного ствола дерева и сидела на большом, петлёй выступившим из сухой почвы корне. Она жестом предложила ему сделать то же самое.

Он присоединился к ней под блаженною тенью, пот уже охлаждал его кожу, а сладкий запах летней травы заполнил его голову.

Они окинули взглядом разворачивающуюся перед ними картину, сверкающие ручьи и поля барвинка. Казалось, пейзаж тянется в вечность. C высшей точки неба солнце опаляло всё, словно серафим. Где-то вдалеке лениво посвистывала какая-то птица. Фантазия летнего дня, распростёршаяся у их ног, и всё, что они могли, — впитывать её. Норман и мечтать не мог о чём-то более идиллическом.

Спустя несколько мгновений, прошедших ласкающим каскадом, он посмотрел на женщину, сидящую рядом с ним. На её лице отпечатались воспоминания о жизни, сильно отличающейся от этой. Сейчас, казалось, она чувствовала умиротворение. Она что-то тихо напевала и вертела в пальцах длинную травинку. Ему почудилось, что она может в любой момент раствориться в окружающем пейзаже.

Норман гадал, кто из них заговорит первым. В конце концов он осознал, что это должен быть он.

— Хотел бы я, чтобы мы смогли остаться здесь навсегда, — признался он.

— Знаю, — произнесла она. Она развернулась, чтобы посмотреть на него, и её глаза были медовыми. В её голосе было что-то от неминуемости наступления осени.