Он боялся, что она задаст этот вопрос.

Потому что честный ответ: я не знаю.

Он стремглав окунулся во всё это, даже не задумываясь о том, куда ведёт его этот путь.

Где всё это закончится? Его настолько захватил ураган его собственных переживаний, что у него не было времени – или желания – обдумать ситуацию. Это всё? Он был готов рискнуть всем всего лишь ради маленького шанса вновь вернуть всё на свои места? Ради того, чтобы наконец обнаружить истину? Мог ли он совладать с каждой представившейся возможностью, каждой неизбежностью, что сожмутся до этой одной, неотвратимой судьбы?

Минувшая неделя была смерчем. С тех самых пор, как прибыла она, сидящая сейчас рядом с ним, заглядывающая глубоко в его глаза. Всё ускорялось, несясь к этому моменту.

Он уже настал. И Норман не был готов.

Он мог чувствовать очки и пузырёк в своей куртке, даже не касаясь их. Их присутствие было неизменной тучей в мрачных закоулках его сознания. Они свинцовым грузом оттягивали его карманы, вызывали тысячи мыслей в его голове, тысячи мгновений, выборов и ошибок, когда он должен был испытывать сожаление или гордость из-за чего либо, но не разжигая ни единой реальной эмоции.

Это всегда было его проблемой, его зависимостью, его изъяном. Но сейчас было нечто более важное, чем он сам. Пришло время шагнуть ему вперёд и вызваться, дать ответный бой его собственным бедам. Пришло время принять эту мантию ответственности, переданную ему Рейни и столь многими безмолвными другими.

За теми дверями было место, где лежало его будущее. Он мог слышать, как оно зовёт его в эти минуты.

— Я должен знать, Мелисса.

Слова рвались из него, тяжело падали из его рта.

— Я давно размышляю. Я не знаю точного числа – нам его никогда не называли, – но должна быть по меньшей мере сотня специальных агентов, вовлечённых в программу «УРС». Сотня людей. Сотня жизней, что они разрушили.

Их было куда больше. Но он не мог сказать ей о холодных ночах, полных горячих тел и ещё более горячительных напитков, или о глубокой трясине его жажды голубого порошка, или о его галлюцинациях всего лишь несколькими минутами ранее, рисующих тёмный лес в его голове и её несущие ураган глаза.

Вместо этого он улыбнулся ей, как будто извиняясь.

— Я должен наконец встретиться с этим лицом к лицу. Мне жаль, что я втягиваю тебя во всё это. Мне действительно жаль. Спасибо. За всё. Если сейчас тебе хочется уйти, я понимаю. Тебе нет нужды ещё сильнее погружаться в этот беспорядок. Но мне… мне нужно знать.

Дерьмо.

Он не намеревался говорить всё это. Он не был уверен, что сможет справиться самостоятельно. Если она уйдёт…

Он хотел держать её за руку и чувствовать её пальцы в своих. Он хотел коснуться её щеки. Он хотел запечатать в бутылку вид её глаз в это мгновение, когда луна осветила их и обратила золото в серебро и голубое в чёрное. Но Норман не сделал ничего из этого.

Словно отрывая от себя кусок живой плоти, он заставил себя отвести от неё взгляд и выглянуть через окно машины. Его будто что-то ужалило в грудь с дьявольской силой. Но он должен был совершить этот единственный благородный поступок, если не мог сделать ничего иного. Он должен был дать ей принять это решение самостоятельно.

Норман вышел из машины.

Какое-то время он стоял совсем один на подъездной дорожке. Его дыхание казалось куда громче, чем обычно. В округе было тихо, не считая воя какой-то собаки вдалеке.

Он сделал шаг вперёд, затем ещё один. Он ждал её, не желая выглядеть так, будто ждёт. Не желая подпитывать свои надежды.

Чтоб его! Я знаю, что это не правильно. Это не честно. Я знаю, что не должен хотеть этого. Но хочу. Чёрт возьми, хочу!

Он услышал, как открывается дверь машины, затем закрывается. У него перехватило дыхание.

Она подошла к месту, где он стоял. Он не шевельнулся, но краем глаза мог видеть, что она разглядывает здание.

В это мгновение, даже если бы она спросила его, он ни за что не смог бы выразить словами, какое сильное ликование он испытывал от того, что она была рядом с ним.

— Норман, — произнесла она. Её голова была наклонена вперёд. — У нас могут быть проблемы.

Теперь он позволил себе посмотреть на неё, проследить за её взглядом. Затем он понял.

У здания было три этажа, но нигде не горел свет. Но он был слишком погружён в свои мысли раньше, чтобы заметить это. Смотреть на эти окна было равносильно тому, что пялиться в глубокую яму.

— Который час? — спросил Норман.

Мелисса бросила взгляд на часы.

— Почти девять.

Норман прошёл по дорожке к трёхступенчатому порогу. Он постоял там несколько секунд, пытаясь унять дрожь в руках. Он сопротивлялся стремлению потянуться в карман, хотя это вело к тому, что дрожь всё усиливалась. Затем он поставил одну ступню перед другой в тихой, туманной решительности. Три ступеньки растаяли под ногами.

Он постучал в дверь. Пустой звук.

Секунды шли. Джейден сделал глубокий глоток воздуха. На вкус он был как воспоминание о дожде.

Оглядываясь через плечо, он был рад увидеть, что Мелисса ещё не покинула его.

Чего же я жду?

Он не осознавал, но её присутствие придавало ему уверенности, словно согревающее пламя, горящее в области его солнечного сплетения. Она сделала ещё один шаг в его сторону и кивнула ему. Вид её лица был мимолётным поцелуем лета глубокой зимой.

Норман постучал снова, громче. Тем стуком, что мог означать лишь нечто плохое. На этот раз они ждали минуту, но опять ничего не произошло. Ни единого шороха внутри дома. Ни единого огонька в окне.

Мелисса подошла и встала рядом с ним. Они шёпотом посовещались, хотя никто и не слушал.

Решение было принято. Мелисса сделала шаг назад. Норман собрался, а затем с силой пнул ногой одну из дверей. В тихой ночи звук был подобен выстрелу. Он приготовился и попытался ещё раз, ударив туда же — чуть ниже ручки. Дерево издало трескучий шум. Он пнул её в третий раз. Дверь качнулась и с грохотом ударилась о стену позади.

Они мельком взглянули друг на друга, а затем вместе ступил во мрак.

Их глазам понадобилось мгновение, чтобы привыкнуть к темноте. Когда это произошло, они увидели тянущийся вдаль коридор. Норман не мог разглядеть его конца. Узкая ковровая дорожка уходила в тусклую даль. По бокам выстроились двери, но все они были закрыты. Длинные, тяжелые тени косо падали на пол, на ковёр, словно фантомы, стоящие на страже, словно вестники тёмного будущего, что, как он знал, наступит. Всё было наиглубочайшего синего цвета.

Нормана посетило странное, обескураживающее чувство, будто он уже где-то видел этот коридор прежде.

— Здесь никого нет, — произнёс он. Ему не было нужды обыскивать весь дом, чтобы понять это. Нет, это место было безлюдным. Он мог ощущать липкий страх, ползущий вверх по его горлу.

Мелисса открыла одну из дверей, находящуюся слева от них. Из-за неё не полился свет.

— Не понимаю, — сказала она. — Это верный адрес, не так ли?

Норман не мог ответить. Поле его зрения затянуло красным. Он повернулся вокруг себя и пнул открытую дверь снова, но на этот раз не целясь в конкретное место; она устремилась прочь и отрикошетила от стены. Петли застонали.

— Где он, чёрт возьми? — выкрикнул Джейден.

Он мог чувствовать, как вены сужаются под его кожей, словно берега, поглощаемые разлившейся рекой. Всё снова крошилось в его пальцах. Как только он решал, что делает шаг вперёд, — оказывался на десять позади.

Кто-то должен был ответить за это. Кто-то и ответит, даже если это станет последним, что он вообще сделает.

Норман направился к ближайшей двери, подлетая к ней, словно шквалистый ветер. Через секунду Мелисса оказалась рядом с ним. Она была перед его лицом, перед его глазами, пытаясь заполнить всё его поле зрения и унять его гнев.

Как это может вот так закончится? Ничем, кроме сплошного обмана и наслаивающихся один на другой секретов? Найду ли я когда-либо ответы? Найдёт ли кто-либо? Насколько глубока кроличья нора, и единственный ли я идиот, полезший в неё? Чтобы лишь отступить… Может, мне следует просто отступить…