— Тогда зачем вам нужен я? — растерялся Юнги.

— Ты? — Джин ухмыльнулся, заерзал на стуле. — Ты являешься одним из условий. Ох уж опять этот Намджун! Он предложил введение особой формулы. Ящик открывается для «распоряжений» лишь нареченным – это первое условие. Второе – затмение. Третье же, что Альта̀ра должен нести в себе посыл отреченных. Ох, и долго же мы думали, что это такое и как осуществить, учитывая, что Намджун не потрудился рассказать правды! И мы решили объединить два условия в одно. Являясь Альфой и представителем проклятой ныне ветви, ты, Юнги, должен попросту занять место Чонгука, подчинить которого мы не сможем. Вот и всё. И как можно додуматься логически, Альфа и Альта̀ра, которыми будем манипулировать непосредственно мы сами, сделают всё, что угодно.

Пошатнувшись, Юнги прервал Сокджина, молча встал и вышел, отправился прогуляться, чтобы выветрить отвратительную мысль о том, что используют его, Тэхёна, того Чонгука, ни в чем не повинных, тающих на полях сражений… Ради того, чтобы явить своё божественное великолепие, а вовсе не затем, чтобы навести порядок.

Гори оно пламенем, это мироздание! Идти на поводу у богов, каким важен статус и лавры отмщения?! Какой бы последней сволочью ни был Юнги, он теряет всякий энтузиазм к бессмысленной борьбе, вспоминая, что есть такое тепло, как у Тэхёна в улыбке, под его пушистыми ресничками и в голосе. И если Тэ говорит, что есть много хороших людей, Юнги не может не верить. Он многое успел переосмыслить с их встречи.

Таким, разочарованным и убитым, его и принял Тэхён, так и не сумевший заснуть. Он стал ластиться в объятия, целовать его… Юнги разрывает от возбуждения, но он понимает: поцелуи эти предназначены вовсе не ему, и менять кричащее чужим именем клеймо недопустимо.

— Возьми меня… — ведьма кусает губы и прижимается теснее. — Прошу.

Юнги слизывает сладость с тонкой шеи, окольцовывает талию и возвращается к губам, с довлеющей нежностью даря поцелуй, а затем успокаивает, поглаживая и целуя в виски, переносицу, укладывая рядом с собою. И смотрит в доверчивые глаза, еще недавно горящие ненавистью. Ему не нужно тело, которое предлагается ценой обмана. Любое другое – возможно, но не Тэхёна. И потому Юнги нужно придумать, как снять это дурацкое забвение, навеянное самодовольным божком.

…Снаружи снова зашумели.

***

Чонгуку спалось паршиво, Чимину еще хуже. Устав слушать вздохи друг друга, они заговорили о том, по чему скучают больше всего. Общим словом, не произносимым вслух, значилось – ласка, которой не хватало в жерле бушующей днями жестокости. Степенно в голове Чимина неотступно разрастался образ Хосока, что в тысяче миль отсюда. Он даже не успел осознать, когда именно его стало беспокоить состояние мага, его целостность.

— Слушай, я не могу так. Мне надо с ним увидеться, — Чимин поднялся и поставил беспокойные глаза. — Отовсюду ползут гиблые вести. У меня плохое предчувствие.

Схожее снедало и Чонгука, потому он попросил Намджуна переместить их в котлован зябкой зимней ночи. Интуиция, как известно, Альфу не подводит.

***

К изнурительным странствованиям в компании волков Хосок уже попривык. И лишь одно точило нервы. Причастившись волчьей крови, он чувствовал каждый их взгляд, поступь, жар тел и лаву дыхания. Что в таком случае приходится испытывать Чонгуку с Тэхёном – даже представить сложно.

Занимался Хосок тем, чем и положено – врачевал, защищал и являлся верным помощником, нанося сокрушительные удары. Скучать ему некогда. В недавней схватке их стая потерпела значительный урон, вожак ходит молчком, от ребят тоже ни весточки. Обстановка волнительная и страшная, того и гляди начнешь пугаться любого шороха.

Ночь впадала в небытие в тот миг, когда Хосок очнулся от полыхнувшего свиста стрелы. Та угодила в сухой кустарник, и занялся пожар. Пламя мигом подняло на лапы волков, те бросились прочь от огня, рассыпавшись группками, чтобы донять врага. Дым накатил на глаза, и Хосок вслепую начитал заклинаний, успел поставить щит. Половина волков обратилась людьми, взявшись за оружие, и от лязга стали зазвенело в ушах.

Этого нападения никто не ждал: территория казалась расчищенной, лагерь недруга проверено далеким. Выходит, не обошлось без крученой магии, тушившей и инстинкты.

— Их слишком много! Надо отступать! — кричал Хосок, но вожак вошел в раж и не думал слушать.

Судя по шуму, их не меньше сотни. Сунуться в самое пекло – неразумно, но иного не остается. Хосок сломя голову кидается на помощь, и в пылу битвы не успевает следить за происходящим круговоротом и столпами пыли, как в него летит остриё меча, но как ни странно: боли нет, а враг отшиблен. Перевес неожиданно на их стороне, где-то послышались новые взрывы. Перед Хосоком знакомые очертания и белая макушка.

— Чимин…?

Волк, улыбаясь, обернулся на Хосока. Нет, слава богу, не ранен.

— Как я вовремя, да? Ты цел?

Хосоку хватило секунды, чтобы понять, что еще он заключает в грянувшие объятия. И он целует Чимина, с благодарной нежностью вжимаясь в губы, улавливая его дрожь кончиками пальцев и до самой последней клеточки изнутри восторгаясь его именем. Чим сжал гибкое тело в руках, отдавая тонны хранимой нежности.

Хосок намеревался погибнуть славной смертью боевого мага, но вместо этого встретил самый красивый в жизни рассвет.

Затем появился озадаченный заботами Чонгук, сказавший, что нынче в расход были пущены полукровки, а объявившийся Намджун в смятении сообщил о близком присутствии Тэхёна.

У Чонгука замерло сердце и снова заколотилось, как бешеное. Значит, он не ошибался.

========== 13. ==========

До раздражающей горло горечи потянуло гарью, запершило, излилось кашлем. Рассвет загорелся как-то иначе, не привычно блекло-розовым, он вспыхнул оранжево-красным и разошелся черной завесой густого дыма. Люди жгли себе подобных в неприступной деревушке, чей староста отказался дать воинам женщин и пищу. Кто-то из пришлых вояк со злости подпалил сарай. «Не воюют, так пусть хоть делом займутся, бездари».

И не было попыток унять пожар, войско отходило вглубь леса, спешило на очередное кровопролитие. Некоторые мирные жители так и не успели проснуться, занавесью повисли крики и треск пожирающего хатки безудержного огня, мелькали человеческие фигуры, чей-то зычный голос раздавал указы, после чего мужчины встали цепью до реки, наскоро перекидывая ведра, но стихия и не думала униматься, тесня человека, вынуждая всё бросить и отступить.

Недавно выпавший белый снег еще никогда не был здесь таким черным.

Юное ведьмино сердце еще ни разу, казалось, не пыталось остановиться.

Юнги схватил Тэхёна за руку, прикрывая лицо рукавом, повел за собой, прочь от зрелища, но тот упорствовал, с ужасом по нарастающей выдыхая: «Нет-нет-нет!»… В его глазах пробилось запоздалое понимание, чтение по смыслам прямо в прошлое, и Юнги едва успел догадаться, в чем дело. В ведьме откуда-то взялась и прыть, и мощь, чтобы опередить инстинкты волка. Тот и глазом моргнуть не успел, как Тэ скрылся впереди.

Он бежал и не верил, что так бывает: обретение и потеря, беспросветная боль, вьющая веревки по стопам. Бесхребетную дорожку в россыпи мелких камушков Тэхён знал с малых лет. И вывески лавок, каждую трещинку на деревянных ступеньках соседских крылец, а тот дом – на окраине, где Тэхён засыпал на руках бабушки, распадался на сотни мрачных крошек, и кружилась в плавящемся воздухе бестелесная труха. Воспоминания нахлынули с мучающей жестокостью и внезапно, пробужденные усыпленной тоской по родным местам и тем, кого Тэхён оставил, пустившись без оглядки в странствие.

…Рыдала мать, не сумевшая вытащить дитя, в попытке спастись по холоду бежали босоногие люди. Тэхён оторопело озирался по сторонам, надеясь оказать помощь, а его сбивали с ног, не узнавая, не окликая по имени, практически не видя. Магия не подчинялась, запертая согласно уничтожающему закону: не быть Альта̀ре без Альфы. И наоборот. Тэхён дрожащими губами повторил избитый напев, но не вышло и самого элементарного. Тщетно. Тэ должен был защищать деревню, остаться здесь и бороться. Он почувствовал себя бесконечно виноватым, заблудшим и бессмысленным…