Уставшая, измученная, в скрюченных пальцах заметная дрожь. Ей чуть больше пятидесяти, но лицо прорезали складки, а щёки, лоб и скулы осыпало морщинами. Однако, если не обращать на это внимания, Тэхён явственно и ясно видел черты, немало повторяющие его собственные. Внешняя схожесть вдруг взбесила его. Так не должно было быть. Он подсознательно надеялся на ошибку, но Чонгук привёл его, куда считал нужным привести.

Женщина заметила его не скоро, подняла влажный взгляд, внимательно осмотрела молодого человека с головы до ног. Пожевала пересохшие губы, словно попыталась что-то вспомнить. Отсутствующее выражение лица не изменилось, с таким же успехом она могла принять любого чужака, доктора или бабочку, кружившую над цветком. Тэхён чувствовал, что она не узнаёт его и… Это привело его в растерянность. Что он предъявит той, кто не знает о нём? Как обвинит её и воздаст по заслугам презрением или словом, когда она обезвожена, истощена и распята?…

Он не знал, как обратиться, высказаться. В зеркальных осколках памяти колыхались обломки молодой и красивой девушки без имени. Но не шлюхи, воровки или сектантки. Такой она не приходила домой, не ласкала, не помыв рук, не целовала напоказ.

— Не узнаешь меня? — он с удивлением встретил звук своего голоса, неуверенного до предела.

Глаза её застыли в безотчетной скорби, оголяя разум несмышленого ребёнка, сломанной куклы, раздетой догола нищенки, вымерзшей изнутри. Но все трудности, что пришлось пройти ей, не являлись оправданием перед Тэхёном. Ни малейшей реакции, суда не свершилось. Повисло бесполезное и роковое безмолвие. Ветер продолжал шелестеть в зелени, разнося фруктово-цветочный шлейф. Ничего не менялось, кроме часа вечного лета, когда Тэхён наконец нашёл её и тут же потерял.

Сжав кулаки, он отвернулся, примеряясь к чувствам. Быть непризнанным мифической женщиной из прошлого и этой, из плоти и крови, не одно и то же. Он покачнулся и затравленно взглянул на Чонгука. Тот подошёл и подсказал, что ей недолго осталось, её подъедала болезнь, ко всему прочему…

— Ей отрезали язык. Обычная практика в секте.

Как бы ни хотелось Тэхёну услышать её, ничего не выйдет. Стидда отобрала у него и эту возможность. Смиренно кивнув, он сделал шаг к матери, от неё, словно хотел прикоснуться, но передумал. Не будет ни ответа, ни привета.

— Марко запихнул её сюда? — подавленно спросил Тэхён.

Чонгук обратил внимание на его правую кисть, мизинец на которой начал подрагивать, и обхватил ладонь целиком.

— Да. Года три назад она побиралась на улицах Палермо, и кто-то из старых знакомых сообщил об этом твоему отцу. Судьба или нет, но они снова встретились.

— И он ничего… Ничего мне не сказал. Ни одного грёбанного слова на этот счёт, — процедил Тэхён сквозь зубы, желая выдрать каждый жиденький волосок с её головы.

— Что бы оно изменило? — риторически вздохнул Чонгук и указал за спину. — Я подожду тебя в машине.

Тэхён прикусил губу.

— Ладно.

Игра в гляделки с умирающей матерью оказывала на него невообразимое давление. Должен ли он ей что-нибудь? Он сел на корточки и закурил перед ней, увидел жажду. И протянул сигарету.

— Не разучилась, мать?

Кому-то он показался бы грубым малым. Однако, именно такими и были бы их отношения. Двух переломанных неоднократно.

Тут зрачки расширились: женщина зажала фильтр губами и затянулась, глубоко и шумно, как доисторический паровоз. Немощность покидала её, подгоняемая дымом в лёгких. И сквозь проступивший поскрипывающий кашель Тэхёну открылась тайна низкого голоса.

Ей хватило одной затяжки, чтобы вспомнить, как вкусно было курить, когда ноги и руки не знали нытья и холода, а румянец приливал к щекам, как здорово было бегать припеваючи, когда кожа сияла на солнце… почти, как у этого мальчика. Накрашенные глаза манили кавалеров, на любой вкус и цвет, любого достатка. Платья и короткие юбки оголяли стройные ножки. Она вспомнила сеульские улицы, его новый костюм, одуряющую улыбку и заносчивый итальянский, плавно перешедший в ломаный корейский, который она понимала лучше, чем кто-либо. Вспомнила их свидание, прогулку под луной и страстную ночь. Затем младенца в колыбели, с крошечными, как у игрушки, кулачками. Она обещала ему замок и лучшую жизнь, пела об апельсиновых рощах и лазурном море. Это случилось с ней так давно, что могло бы сойти за оборвавшийся по юности сладкий сон.

Несколько раз моргнув, она увидела фантом, который вызвал почти…

Улыбку. Сквозь слёзы. Тэхён взял её за руку и невесело улыбнулся в ответ.

— Ты поступила, как последняя мразь. Но я… — она подалась вперёд. — Я прощаю тебя.

И, задрав чёлку, поцеловала в высокий лоб.

Тэхён сжался и ощутил давнее жжение иконки в руках. И сам, обугленный и покореженный, содрогнулся. Он поспешил было уйти, как она вцепилась в его запястье и вложила кулон с голубым камнем ларимара, который когда-то подарил ей Марко. Тэхён не верил, но она действительно узнала его, почувствовала.

Здравствуй, мама. И прощай.

…Держа кулон в кармане, Тэхён шёл быстро, не оборачиваясь, сел в машину и отвернулся к окну.

— Ты как? — Чонгук положил ладонь на его колено.

— Подавлен, но жить буду.

— Это радует.

В пути Чонгук заметил, что Тэхён единожды вытер об одежду мокрые пальцы и, успокоившись, поинтересовался, который час. Чонгук показал на левое запястье и дорогой циферблат. Наступало время значимого ритуала Стидды.

Вдруг съехав на обочину, Чонгук вымученно посмотрел на Тэхёна и, недолго промолчав о главном, вынужденно и тихо сказал:

— Ты должен знать. Чимин у них.

Тэхён округлил глаза, второпях переспрашивая. Грудную клетку сдавило, мысли спутались. Не добавив к тому никаких подробностей, Чонгук снова повёл авто по трассе, игнорируя нападки Тэхёна. Они остановились недалеко от аэропорта.

— Куда мы? — холодно поинтересовался Тэхён.

— Куда скажешь, — безразлично ответил Чонгук.

Ароматизатор, свисавший с лобового зеркала, перестал качаться. Внезапно весь свет помрачнел, и далеко не из-за тонированных стёкол. Тэхён старался держать себя в руках, но его взбивало внутри в кровавые сливки.

— Чонгук, мы можем помочь? — Тэхён вцепился в его воротник, зверея и надломленно умоляя. — Ты можешь что-нибудь сделать?!

Он даже не спрашивал, какой срок у полученной информации, он рвался на родину, на помощь Чимину.

— Рискованно. По-хорошему, я не должен светиться на Сицилии… — с досадой ответил Чонгук. — Но если ты хочешь, мы сделаем это вместе. И ещё кое-что. Подумаешь, что я задница, раз говорю об этом в такой момент, но имей в виду: Чимин знал обо мне.

Тэхён отпустил его и медленно отпрянул.

— Знал?

— Да. Это низко, но я обязан был поставить тебя в известность.

— Он не… — Тэхён еле ворочал языком, впадая в оцепенение. — Не сказал мне. Значит, были причины. Да какого чёрта сейчас ты мне это втираешь?! Как давно он у них?!

Чонгук смерил его беспощадным взглядом, будто преподнесённого дерьма и так чересчур. Разозлившись и хлопнув дверью, Тэхён вышел на улицу, чтобы закурить и переварить действительное положение вещей.

Натужно дыша, Чонгук смотрел ему в затылок, до побелевших костяшек стиснув руль. Он долго прикидывал, стоит ли рассказывать, когда они могли попросту не успеть. Он не собирался спасать кого-то ещё, но в глазах Тэхёна, посмотревшего на него вдруг, отозвалось всё, чем они были. И выход только один - с ним, живым или мёртвым.

========== Глава 19. Провал. ==========

Бумажки, счета, надоевшая клетка под чернила… Хосок копался с бумагами, выстраивая архитектурно правильные башни, наводя идеальный порядок на рабочем столе и постоянно думая о Чимине, Юнги и о том положении, в котором им всем повезло оказаться. Стопки рушились, статуэтки падали, слои пыли стирались разом. Одна минута - и всё разбросано, Хосок в гневе раскидал остатки, распинал по полу, сжав челюсти от наслоившейся злости.

Сколько бы вариантов ни попробовали они на пару с Леоном, на выходе ждала тщетность. Ещё чуть раньше Хосок обнаружил отсутствие дома второго из телохранителей Тэхёна - Гаспара, и понял, что предупреждения Юнги не были напрасны. Но удара уже не ждал. Вряд ли стали бы топить и без того тонущее судно.