Сам себе судья. Ни от кого не зависел, мог манипулировать и править. Не обязательно было сдерживаться, чтобы чувствовать себя хорошо. Иногда его накрывала необъяснимая грусть, но как легко она улетучивалась под воздействием веществ! Перешагнул запреты и подумал, что сам устраивает жизнь, не замечая, как прогибается под ненавистные обстоятельства. Обрёл свободу, но ещё никогда не был так крепко связан.

В то время он не занимался самоанализом, кутил и встревал в неприятности, отыгрываясь с хваткой одержимого. Он гнался за чем-то, что догнать невозможно, боролся с невидимым врагом, несколько раз срывал мамин крестик (мешался при сексе), но снова запаивал цепочку. Учёбу забросил, с родственниками не виделся, от кокаина заимел синеватые подтёки под глазами, убавил в весе и явно притупил интуицию.

Однажды он проснулся в забрызганной спермой кровати, слушая, как от переизбытка алкоголя храпит очередная проститутка, и его стошнило. Дико и страшно. Разглядывая зеленовато-белую жижу в толчке, он испугался, что задохнётся и погибнет от взрывающейся печени или остановившегося сердца.

И как только он подумал, что пора завязывать, его банде открылась нехилая перспектива: пришёл привет от итальянской мафии. Их пригласили, даже оплатили перелёт, как почётным гостям. Чувствовавший себя паршиво, Юнги не соображал и не вдумывался в ситуацию, прозрачный и бледный, он страдал весь перелёт. Подозрительными ему показались только бесчувственные лица встречавших.

Билеты в один конец. На середине встречи охранники, стоявшие по периметру, открыли огонь. Банда Юнги занимала чужое место и позарилась на кусок, им не принадлежавший. Поплатиться обязаны были все. Как только началась бомбёжка, он нырнул под стол, пробежал под ним до выхода и кувырком нырнул в дверной проём. Пули бились у его пяток, пролетали над макушкой, но чудом не задевали. Он бежал не помня себя, на исходе обнаружил, что ранен. Казалось, что падает замертво. В какую-то затхлую канаву. Искали его или нет, но не нашли.

Неизвестно спустя сколько суток, он очнулся в постели, перевязанный и даже целый, немало изумился горящим свечам и знакомым запахам. Его вытащил старенький священник, в прошлом - практиковавший врач, сообразил не выдавать больнице. «Подбитые иностранцы в канавах Катании - это не к добру, знаешь ли». С ним остался взятый кольт и крестик, ранения в животе затягивались стремительно. Везению невозможно было поверить. Выбираться на поверхность или хоть как-то давать о себе знать Юнги не мог, прекрасно понимая, что любое действие навлечёт прицелы. Ему не хотелось подставлять и человека, оказавшего несоизмеримую помощь.

Событие в виде гонки со смертью сбило с него спесь и заставило серьёзно задуматься, поставив вопрос ребром. Несколько недель, пока Юнги восстанавливался, падре приобщал его к делам церкви и обрадовался, узнав, что имеет дело с представителем духовенства. «Даже если ты не веришь в знаки судьбы, это он и есть, сын мой».

Вдруг Юнги решил, что это его возможность искупить вину и взяться за ум, вернуться к истокам. Из-за опасности появления убийц в любой момент Юнги втихомолку вырезал в кафедре тайничок (в этом он соображал), и спрятал туда значимый пистолет, периодически его приходилось доставать, чтобы смазывать, пускать в ход вдали от города во избежание неисправностей.

Возвращаться в условный дом Юнги не желал, находя в нынешнем положении плюсы. Пригодились его знания, отступили искушения. Правда, в храме появился другой юный министрант. Он Юнги не нравился, сильно уж смазливый. Зато нравился кое-кому другому.

Впервые Вико Ринцивилло зашёл в храм, когда устал ждать своего мальчика снаружи. В двадцать лет он вёл себя несколько развязно, но выглядел потрясающе. По пути к алтарю лопнул парочку пузырей жвачки. Он подошёл к министранту, зажигающему свечи, сзади и приложился губами к шее. Тот выгнулся, шепча: «Тэхён, прекрати!». Видевший это со стороны Юнги обомлел и слился с колонной. Дальше - больше. Он стал свидетелем непотребства. Они целовались взасос, жарко, жадно. Некто Тэхён передал свою жвачку и, спросив: «Вкусно?», вдруг перевёл пьянящий взгляд на Юнги. Тот вздрогнул.

Никогда прежде не видел он таких бездонных глаз и привлекательных лиц, точно переснятых с картинки. Он напоминал образ великомученика, уставшего страдать и пославшего правила к чертям.

Так вышло, что они познакомились и сблизились. Вразрез первому впечатлению, Тэхён оказался деликатен и обходителен в общении, не по годам умён, хотя и отстранён, явно скрывая что-то, до чего Юнги не мог добраться вплоть до момента, когда сам вскрыл карты.

Тэхён увлёкся их разговорами, рассуждениями и приходил чаще, чем раньше. Тянущийся к смерти и высмеивающий человеческие слабости, Тэхён был Юнги непонятен. Он содержал в себе роковое и губительное, в то время как будущий священник силился от этого избавиться. Нечаянно узнав, что Тэхён состоит в мафии, Юнги резко прекратил встречи. Когда у первого уже возник к нему интерес. А то, что Тэхёну интересно, не остаётся вне его влияния. Он разузнал о Юнги всё, что хотел, запросто связал недавнюю перестрелку с именем пропавшего иностранца и предложил Юнги защиту.

— Дурачок ты. Катания принадлежит Ринцивилло, — заявил он, усмехнувшись. — А ты со своими ребятками попался в лапы обычной шушеры. Мы таких гоняем из раза в раз. Думаешь, почему тебя до сих пор не нашли? Будь это мы, ты бы тут и суток не провёл в живых.

Юнги не то чтобы верил, опасался, что это уловка. Но выбирать ему не приходилось. Тэхён охотно свёл его с Марко, а тот с теми, кто занимался оружием. И прежние дела… Возобновились, потекли лучше прежнего. Возможно потому, что Юнги, наученный горьким опытом, ушёл от идеологии ныряния в омут с головой и поставил себе новые железные рамки, выходить за которые ни за что не собирался. Он зарекомендовал себя, как лучший специалист, взамен получая безопасность.

Полтора года знакомства между ними с Тэхёном пребывала исключительно дружба. Святой отец со своими убеждениями и внушающей уважение историей жизни стал для Тэхёна неким столпом. Если Чимин считался братом младшим, то Юнги превратился в старшего и претендовал на равного. Они даже не вспомнят, с чего вспыхнуло плотское желание, как они потянулись друг к другу. Но оно накрыло абсолютом. И Юнги не винил себя, чувствуя, что хотел этого откровения и подкрепления веры в то, что никто не идеален.

Прекратилось и погасло всё так же быстро. Пронёсшийся тайфун не разверз пропасти, но убрал лишнее.

***

Возвращение глубокой ночью. Чимин действительно спал на его кровати, свернувшись в клубок и приобняв подушку. Тэхён осторожно накрыл его и, проведя пальцами по виску, откинул чёлку. Чимин во сне по-детски сладок, прикоснись - и пальцы в пастиле. Он невинен, восхитительно нежен.

Улыбнувшись, Тэхён оставил на его щеке лёгкий след поцелуя и, смыв с себя тяжёлый день, лёг в другой комнате. Когда Чимин будет чист и счастлив, когда на его теле и душе не останется ни одной раны, только тогда Тэхён сможет простить себя и обрести свободу.

Слышавший дыхание, ощущавший тепло рук, Чимин так хотел обнять его, попросить остаться, но мешал ком в глотке.

Горько почувствовать в воздухе запах алкоголя и фимиама, а потом не иметь возможности уснуть, жалея о том, что нельзя вернуться назад и, разбившись на том проклятом берегу, не говорить ему о чувствах, а отругать его и воззвать к совести. Переболев тогда, он бы не истязал себя теперь.

***

Задержанный преступник и двое его сообщников оказались сбежавшими из тюрьмы заключенными, приговорёнными к пожизненному. Беглые около трёх месяцев играли с полицией в прятки. Стало ясно, что не без чьего-то покровительства. Сбежать им помогла некая «организация», суть которой допрос (с применением силы) не раскрыл. Закинули удочку в тюрьму, где арестанты содержались прежде, но сдвигов пока нет. И Тэхён полагает, что вряд ли они что-нибудь нароют, учитывая поверхностность следствия. Тем более, зачем разбираться, если мальчик для битья найден. Некоторые жители даже подписывали петицию о требовании смертного приговора, несмотря на законодательный запрет.