В последний раз с досадой зыркнув на Намджуна, Хосок опустил костыль и обречённо заковылял навстречу неопределенности.

***

По пути на виллу Чимин едва не содрал ногтями обивку сиденья: так экстремально вёл машину Чонгук. Возможно, из мести. Он знал, что натворил Чимин, но почему-то не затеял разборок, не выяснял причин. Без героина худо, но они надеялись выбраться, да и обещание, что даются Тэхёну - не в бездну.

Не та «дольче вита», о какой грезили прежде. Душный вечер заполнился славным охлаждающим ветром, и когда они встали перед знакомыми до боли воротами, солнце уже клонилось к горизонту, отбрасывая на троицу золотисто-огненный свет.

Вилла Ринцивилло не успела прийти в запустение: рабочий персонал всё так же ухаживал за садом, а прислуга наводила порядок. Тем не менее, Тэхён осматривался, точно не был здесь с добрый десяток лет. Чонгук не выражал почти никаких эмоций, идя с ним бок о бок. Чимин же плёлся сзади, неохотно шурша подошвами по гравию. Восстание и уличные погромы уже не звучали в городе, и только небо затягивало дымкой прогремевших пожаров. Чонгук был прав: ситуацию исправили, перебросив волнения в нужное русло. Но затишье повисло необыкновенное, и в низинах рано начал стелиться туман.

Их встретили в вестибюле, расступились перед ними и онемело провожали страшными глазами, никак в гости заглянуло три ходячих мертвеца. Вероятно, уже не ждали. И только Леон, получивший до того звонок, трепетно обнял Тэхёна и Чимина. Чонгуку пожал ладонь.

— И на том спасибо, — хмыкнул тот, оглядываясь. Три десятка человек в их распоряжении. — Это всё? Остальные обмочили штанцы? — он взял с фруктовой вазы пару вишен.

— Нет, ещё примерно столько же людей в укрытиях. К тому же, есть товарищи из других провинций, надеющиеся на сотрудничество.

— Собирай всех здесь, — велел Тэхён. — Сегодня, завтра, максимально быстро. Все, кому нахуй не упёрлись турки в нашем доме, должны присягнуть мне на верность.

Чонгук присвистнул и одобрительно кивнул. Соглашаясь, Леон не сводил глаз с Чимина, какого будто подменили. Ни той ласковой улыбки, ничего, что говорило бы: «Я рад быть с вами». И нет решимости спросить, как и что с ними стряслось. От Тэхёна пасло холодом, от Чонгука - жаждой раскромсать любого, кто против, а Чимин… не сломанная игрушка, вполне настоящий экземпляр человека, надломившего скрижаль с заповедями. Их взгляды пересеклись, и Леон вздрогнул.

Та же постель, отблески, отзвуки. Та же постель, но в ней нет одиночества. Либо оно не то. Умноженное, густое. Чонгук ластится к нему, и Тэхён отвечает. За считанные минуты они объедают друг друга, не гнушаясь костями и суставами.

— Может, вмажемся? — Чонгук прилёг за спину Тэхёна, вжимаясь в зад.

— Нет, Чонгук… не хочу.

— Ну и хрен с тобой, сам сделаю, — он сел, и Тэхён услышал разочарованный вздох. — А, точно. Сука, Чимин же всё выкинул.

— Да? — безразлично спросил Тэхён. Со своим ознобом он тоже едва справлялся. — Выходит, обойдёмся.

— Крэк есть?

— Нет.

— Что-нибудь иное?

Типичное для здешних развлечений. Порошок нашёлся в ящике. Чонгук снюхал ровненькую дорожку и вернулся к нему, в тесноту объятий, сжал и приник к губам, проник языком в рот и вылизал. Растянув слюну, припал снова. Мощными толчками бёдер он сделал всё возможное, чтобы Тэхён кончил без проникновения. Тэхён изогнулся, вскидываясь навстречу, чуть прикусил раненное плечо, и услышал рычание. Им нравилось уставать снова и снова, прогоняя ночную сырость влагой потеющей кожи.

Позже Чонгук дышал ему в затылок, а спустившись ниже, целовал клеймо, облизывая шершавую подкову. Согласно легенде, обладатель дарованного сына Баала возымеет вечную жизнь. Чонгук всегда смеялся над этим, потому что нет ничего, чем может обладать человек, и нет ничего вечного на планете, где так легко всё потерять. Чонгука посетило нелепое и причудливое понимание, очеловеченное и терпкое чувство, намного омерзительнее героиновой ломки. Дремлющий на его плече Тэхён, чьи волосы так приятно пропускать меж пальцев, чьё дыхание порой хочется перекрыть - единственный нескончаемый и незаменимый наркотик. Находящийся на той грани, где ему вполне разрешается и не существовать вовсе.

***

Для связи с другими провинциями и теми, кто делал ставки на Тэхёна в жутком опасении потерять нажитое, Леон использовал городской телефон, полагая, что мобильные отслеживаются активнее. Выиграют ли они время или напротив - покажутся глупцами, вытанцовывающими на эшафоте, он не знал. У Леона не было особых причин ратовать за Тэхёна и служить ему, он до сих пор винил себя в том, что самостоятельно не обнаружил причастность отца к Стидде и посмел допустить его загнивание, как личности, какую считал эталоном.

То основное, что удерживало его в клане - не избитая преданность или перспектива отстоять честь фамилии Манрике. Основное - тихим, севшим голосом попросило отвезти его подальше, выветрить тридцать три несчастья и показать, как изменился город. А город тот же. Нутро - не то. И кроме глушащей здравый рассудок массы, заедаемой табаком и заливаемой прихваченным вермутом, Чимина измучило предвосхищение неизвестной, но слишком пленительной для отрицания драмы.

Окончив звонки, Леон выбрал набережную. В пьянящей полутьме веяло грозой, и в предвестии шторма ревело море; воздух наэлектризован. Чимин долгим отсутствующим взглядом смотрел на наручные часы. Вдруг снял их и выбросил, избавляясь как от худших пут. И пока Тэхён не хватился его, он спокоен. Есть надежда, что это смягчённое состояние продлится до той минуты, пока не придётся посмотреть в однозначно скорбные глаза.

— Ты смотри, как тучи резвятся, — Чимин взглянул вверх, где чёрные полотна подсвечивало вспышками далёких молний, и, перешагнув ограду, двинулся в направлении воды.

Следовать за ним - не цель. Леон держался чуть позади, думал уже окликнуть, но Чимин остановился сам, выбрав плоский продолговатый камень, ненароком выточенный для приюта случайных гостей. Они сели, и какое-то время делали вид, что пересекаться необязательно.

— Что, если мы ошибёмся и попадём впросак? — сокрушился Чимин. Градус ударил в виски, и мышцы, залитые теплом, сделали тело невесомым. — Верно. Он не станет слушать, попрёт в лобовую.

— Тэхён действительно похож на Марко, его не переубедить. Ни за какие коврижки не прогнётся. К тому же, тот человек… — Леон вспомнил о могиле, и стайка мурашек пробежалась вдоль позвонка. — Не даст ему свернуть.

— А знаешь… — Чимин задержал дыхание. — Похуй. Чонгук. Тэхён. Они хорошо смотрятся, да?

Чимин продавливал слова или это море поглощало звук, но Леону слышался почти плач, запертый изнутри, в тесной коробке. Без предупреждений и робости, он ни с того, ни с сего прижался к губам Леона, увлекая за собой, приостановился… вскинул умоляющий выразительный взгляд, пренебрёг дистанцией и больше не испугался. Попробовал ещё, вжаться, провести языком, надавить. Целовать другого мужчину не так уж и страшно. Совсем. Чимин почти не уловил никакой разницы. Между той вынужденной близостью и этим бездумным проступком. Тэхён торопился, дорвался, но не выложился по полной, как ему диктовали остатки разума. У Чимина же есть запасной путь и тайная колыбель, он имеет право.

…Непрерывный поцелуй, задетые нервы, задетые пуговицы. Леон осторожно прихватил за шею в попытке остановить.

— Что ты делаешь, Чимин?

О, он знал, что делает. Перетекает в новую форму. Он нарочно довёл его до точки кипения, прекрасно осознавая, что Леон не сможет отказаться. Грянувшей дождливой и громкой ночью Чимин заполнил собой салон машины, где разрисовал стёкла отпечатками пальцев и ладоней, где почувствовал, как нагревается кожа под лаской и расслышал, как сладостно разливаются стоны.

Безболезненный медленный секс, срывающийся до животной страсти. И в борьбе - морок чужого лица и рук, потрясающе яркая галлюцинация, в которой идеально всё: Тэхён милостивый, Тэхён наказывающий. Тэхён повелевающий и повинующийся.