И еще одно признание Винера, которое он однажды сделал журналистам: «Вот уже в течение тридцати лет, когда я читаю труды академика Колмогорова, я чувствую, что это и мои мысли. Это всякий раз то, что я и сам хотел сказать».

А. Н. Колмогоров с учениками физико–математической школы

Ученый и ученики. Когда одного из молодых коллег Колмогорова спросили, какие чувства он испытывает по отношению к своему учителю, тот ответил: «Паническое уважение… Знаете, Андрей Николаевич одаривает нас таким количеством своих блестящих идей, что их хватило бы на сотни прекрасных разработок».

Замечательная закономерность: многие из учеников Колмогорова, обретая самостоятельность, начинали играть ведущую роль в избранном направлении исследований. И академик с гордостью подчеркивает, что наиболее дороги ему ученики, превзошедшие учителя в научных поисках.

Ну а сколько же всего учеников у Колмогорова? Понимая, что ждать в ответ точную цифру просто наивно, я все–таки не удержался и задал этот вопрос Колмогорову.

— Трудно сказать. Во всяком случае, на мое семидесятилетие вроде бы пришло никак не менее семидесяти учеников.

Это те, кто непосредственно работал с ним в той или иной области науки. Косвенных же его учеников много больше. Это — школьники.

Можно удивляться колмогоровскому подвижничеству, его способности одновременно заниматься — и небезуспешно! — сразу множеством дел: тут и руководство университетской лабораторией статистических методов исследования, и заботы о физико–математической школе–интернате, инициатором создания которой Андрей Николаевич являлся, и дела московского математического общества, и работа в редколлегиях «Кванта» — журнала для школьников и «Математики в школе» — методического журнала для учителей, и научная и преподавательская деятельность, и подготовка статей, брошюр, книг, учебников, и, наконец, бесчисленные выступления перед школьниками, студентами, учителями, коллегами–учеными. Откуда берется время?! Причем круг жизненных интересов отнюдь не замыкается чистой математикой, объединению отдельных разделов которой в одно целое он посвятил свою жизнь. Тут и философские проблемы, и история науки, и живопись, и литература, и музыка.

Есть особая примета человеческой неувядаемости. Интересуется ли имярек молодежью, волнуют ли его их проблемы? Если на это «нет времени», можно не сомневаться, что человек остановился в развитии, все, точка. И другая примета: как к тебе самому относится молодежь?

Колмогорова никогда не приходилось упрашивать выступить на студенческом диспуте, встретиться со школьниками на вечере. По сути дела, он всегда в окружении молодых. И снова тут взаимное обогащение. Его очень любят, к мнению всегда прислушиваются. Свою роль играет не только авторитет всемирно известного ученого, но и простота, внимание, духовная щедрость, которую он излучает.

Прослеживая творчество академика А. Н. Колмогорова, убеждаешься в том огромном значении, какое математическая наука играет сегодня во всех областях знания. Математические методы глубоко проникают во все клеточки нашей жизни. С давних времен человека волнует вопрос о возможности проверить алгеброй гармонию. Раньше это вызывало лишь сомнения. Но какое признание получили изящные математические исследования колмогоровской школы в ритмике русской и советской поэзии!

Мы привыкли думать, что математик — это тот, кто считает. Но не всегда себе ясно представляем, как интересны и неожиданны бывают результаты иных подсчетов и расчетов. Вот, например, некоторые расчеты Колмогорова:

«…автоматы все еще проигрывают человеку в шахматы. Чтобы просчитать все возможные варианты на пятнадцать ходов вперед, пришлось бы уставить машинами несколько планет нашей системы. А шахматисты разыгрывают самые длинные и запутанные партии, сидя за простым турнирным столом–без всякой посторонней помощи.

…что общего между ученым–математиком, решающим сложную задачу, и лыжником–слаломистом во время трудного, запутанного спуска с горы?»

Несколько неожиданный вопрос, не правда ли?

Однако оно есть, общее. И у того и у другого в эти минуты стремительно работает мысль, количество перерабатываемой информации в обоих случаях примерно одинаково.

Или взять споры об искусственном интеллекте. Может ли машина успешно заниматься творческой деятельностью и создавать шедевры в музыке, например, или поэзии? Позиция Колмогорова тут предельно четка: прежде всего не следует бояться думающих машин. Страх перед ними давно пора заменить восхищением способностями человека, который не так давно радовался открытию простых арифметических закономерностей. Но, включившись в полемический спор, Колмогоров, называющий себя «отчаянным кибернетиком», не хочет отстаивать крайние точки зрения, горячность в научном споре — плохой союзник.

Поэтому, рассуждая вслух, он и роняет фразу: прежде чем ожидать от электронного творца литературного произведения, равного по силе «Войне и миру», следовало бы, видимо, запрограммировать всю историю развития человеческого общества и культуры.

Здесь могу сделать только один вывод, и читатели, должно быть, с ним согласятся: думаю, что юмор, пусть и сдержанный, тоже в определенной степени характеризует любого человека. Даже «отчаянных кибернетиков».

…Мужчина помогал мальчику снять пальто. Мы поздоровались. И за минуту, предоставившуюся нам, познакомились и разговорились.

Оказалось, это «обыкновенный» папа привел показать Колмогорову своего необыкновенного сына, уже успевшего поразить школу своими математическими способностями, да и не только математическими: ему по возрасту в начальных классах положено перебиваться, а он на три года в освоении программы вперед выскочил. Но прежде всего удивляло его увлечение математикой, где он оторвался от сверстников очень уж далеко. Вот и пришел отец к Колмогорову посоветоваться: как быть, что делать дальше?

Кстати, вспомним: первую научную работу по математике Колмогоров опубликовал… в пять лет. Правда, это была всего–навсего известная алгебраическая закономерность, «опубликованная» в семейном журнале. Но ведь мальчик сам ее подметил, без посторонней помощи!

Кто знает, может быть, к нему сейчас привели «математика номер один» двадцать первого века, Колмогорова будущего?!

— Ну как тебя зовут? — спросил Колмогоров, наклонившись к мальчишке. Но не снисходительно, а как равный равного, хотя и обратился к нему на «ты».

—Антон, — тихо, но без тени смущения ответил он.

—Что ж, очень приятно, — Колмогоров подал руку «коллеге», но потом, все–таки не удержавшись, погладил его по–детски остриженную голову.

К нашему великому сожалению, время, отведенное на аудиенцию, кончилось.

Мешать специалистам мы не имели никакого права…

Из писЬма А. Н. Колмогорова шестнадцатилетнему школЪнику Андрею Фетисову: «Дорогой мой тезка (меня тоже зовут Андреем)!

Современная молодежь часто утрирует свое стремление к самостоятельности. Поэтому мне нравится Ваша вера в то, что в старшем поколении может найтись Учитель, которому можно было бы «открыть душу» и который может научить «искусству жить». Старшему при таких отношениях легче зваться не Учителем, а старшим другом. Такие отношения дружбы, где старший в какой–то мере играет роль наставника, обучающего не только, скажем, математике, но и просто жизни, не редки… Найти «друга–наставника» — большое счастье для молодого человека.

Так как вы спрашиваете, как это было со мной, отвечаю, что серьезному, ответственному отношению к жизни, поискам большого, увлекательного дела, нужного людям, меня научила прежде всего воспитывавшая меня, как сына, тетка Вера Яковлевна Колмогорова. Математика в качестве специальности, которой можно посвятить жизнь, пришла позже…»

Годы, которых не забыть [33]

Я окончил физико–математический факультет Петроградского университета еще в царское время и потому имею непосредственное представление о положении русской науки, особенно физики, до революции.