О тех днях в памяти осталось, как кто-то из братьев сажал меня на плечи верхом и таскал по хате. Рос я хилым, болезненным. В возрасте 4 – 5 лет одолевали чирьи, а затем завелись глисты. Они выматывали ужасно. Что ни сьем, через 5 – 10 минут меня рвало. Мама не знала, что мне дать поесть. Глисты выходили через задний проход, а иногда через рот, во время рвоты.

Попытки избавиться от них по рецепту «Глебушки» – царское семя, и потом касторовое масло помогали слабо. От последних экземпляров я, по-моему, избавился уже служа в армии.

Такое состояние наложило отпечаток на мой характер и дальнейшее существование. Породило какую-то неуверенность и боязливость. Среди сверстников я не выделялся силой и ловкостью, но по умственному развитию был не хуже их.

С каким нетерпением ждали мы весну, особенно когда разрешали бегать босиком. Обычно это наступало, после первого весеннего грома. Зимой из-за плохой обуви и одежды много на улице не побудешь. Холодно.

Летние детские игры: лапта, выбивание из круга, прядки и пр. За лето по два, а то до трех раз поранишь ногу. Ноги грязные. От грязи верх ступни покрывается трещинами «ципками». В раны попадает грязь. Образуется гнойник. Лечили просто. Мама пожует мякиш черного хлеба, приложит к нарыву, и ты всю ночь скулишь от ноющей боли. Когда у нарыва появилось белое пятнышко, его вскрывали. Иголка, бритва, предварительно обеззараженные на огне – хирургические инструменты. На вскрытый нарыв прикладывали лист сирени, заматывали тряпицей. На этом операция заканчивалась, до очередного нарыва.

О том, что началась война и фамилию Гитлер, я услышал из разговоров отца с приходившими навестить его друзьями и знакомыми. Он еще не восстановился после крупозного воспаления легких. У нас на всю округу был единственный детекторный приемник. Это был основной источник новостей. Первые детские воспоминания войны были где-то далекого и совсем не понятного. Призывали на военную службу соседних мужиков. Плакали, провожая на войну мужей жены. Моего школьного друга так напугал утром плач матери, провожавшей мужа, что у него перекосило рот. Началась первая бомбардировка немецкой авиации города Орла. Рассказывали, что сбитые немецкие летчики отказывались принимать пищу, пока ее не попробует санитарка или другой медперсонал, боялись отравленной пищи. Просили показать где у них хвост. Гебельсовская пропаганда напичкала немецких солдат небылицами о нашем народе, что они считали нас дикарями, живущими на деревьях.

Не закончив производственную практику в Жиздренском сельскохозяйственном техникуме в августе, был призван в армию брат Николай.

Немцы в Орле появились внезапно. Танки Гудариона за двое суток докатились от г. Сумы до г. Орла. Город Орел была захвачен немцами 3 октября 1941 года. Оккупация продолжалась почти два года. Перед приходом немцев, к нам на поселок пришла сестра Наташа. Ее дочки Галина оставались у нас с лета. Сестра рассказала, что ее муж Дмитрий Иванович должен эвакуироваться вместе с типографией «Труд». Она с ним прощалась и собрала в дорогу дорожный мешок.

Поздним вечером Дмитрий Иванович заявился к нам. Выяснилось, что они отгружали типографское оборудование и последним рейсом их должны отвезти на вокзал. Ждали машину, но она не пришла. Со стороны Кромского шоссе начали раздаваться выстрелы немецких танков. Ему ничего не оставалось, как взять свой дорожный мешок и двигаться к своей семье, т.е. к нам в деревню.

Первое появление немцев в нашем поселке произошло в начале ноября. Они прибыли на двух машинах и мотоцикле. Машина застряла в нашем ручье, и их пришлось вытаскивать колхозными лошадками.

Не церемонясь, зарезали двух колхозных телок, устроили соревнования по стрельбе по пасшимся на лугу гусям. Погрузили трофеи и довольные убрались восвояси. Было в диковинку слышать немецкую речь, она показалась какой-то резкой, отрывистой похоже на гавканье. Зима 1941– 1942 гг. выдалась на редкость суровой. Морозы всю зиму держались 30 – 40 градусов. Немцы были одеты в летнюю форму: пилотки, легкие шинели и кованые сапоги. Мерзли они страшно. Началось мародерство. Забирали и напяливали на себя теплые вещи. Выглядели они карикатурно. Ходили по домам, требовали: «Матка, млеко, яйки». У нас под печкой осталась одна курочка. И надо тому случиться, когда в хату зашел немец, она вылезла из-под печки. Он обрадованный схватил ее и унес. К весне мародерство прекратилось. Крестьян обложили налогами. Колхозы разогнали. Остатки колхозного имущества поделили среди бывших колхозников. У нас на поселке шли собрания по поводу дележа. Каждый хотел заполучить что-то ему необходимое и желаемое. Для нашей семьи было мечтой заполучить меринка от кобылки, которую при организации колхоза сдал отец. Молодой мерин был буланой масти (светло-коричневый окрас, хвост и грива черные). Семья была обрадована, когда по жребию нам достался именно этот «Буланчик». Летом 1943 г. нашего «Буланчика» забрали немцы в свой обоз. Взамен дали маленькую кобылку. Как выяснилось позже, она ни когда не ходила в упряжи.

С весны 1942 года началось единоличное хозяйствование. Колхозная земля была поделена на наделы. Вернулась чересполосица. Отец с сыновьями Михаилом и Петром соорудили телегу на деревянном ходу, соху, борону и прочий инвентарь. Началась извечная крестьянская жизнь.

В августе 1942 года собрали первый урожай. Из нового зерна мама испекла хлеб. Зерно размалывали на мельнице-терке. Эти два конических железных цилиндра одетые один на другой. В них набиты отверстия с зазубренными краями. Зерно просыпалось в зазор между цилиндрами и при их вращении измельчалось. Приходилось пропускать зерно через эту мельницу по два – три раза, что бы достигнуть качественного измельчения. Но достигнуть хорошего помола не получалось. Изобиловало дробленое зерно: половинки, четвертушки и пр. Несмотря на этот дефект, хлеб после гнилой сои, лебеды и картофельных очисток, был такой вкусный. По сей день помню, какое было блаженство, есть этот из грубого помола вкуснейший ржаной хлеб.

Вызывает удивление, как быстро народ приспособился к новым условиям жизни. Население оккупированных районов, особенно сельское, было брошено на произвол. Выживай, как сможешь. Зимой 1941 – 1942 гг. для курящих мужиков была проблема с куревом. Наташа из Орла приносила окурки, которые оставляли немцы, стоявшие у нее на квартире. По этому случаю к нам в хату приходили мужики соорудить самокрутку из этих окурков. Весной 1942 г. в палисадниках возле крестьянских хат появились рассадники. В них, наряду с капустной рассадой, уже выращивали рассаду махорки. А в 1943 г. некоторые курящие стали выращивать турецкий табак. Из немецких дырявых автомобильных камер стали клеить галоши для валенок. Где-то добывали каучук и делали сами резиновый клей. На «Свердловке» возобновили работу маслобойка и крупорушка. Сеяли коноплю. Зимними вечерами жужжали прялки и стучали ткацкие станки. Ткали холсты. Холстина шла на изготовление одежды и постельных принадлежностей. Выручали овцы. Овчина шла на шубы, а шерсть на носки, валенки и прочие шерстяные изделия.

Острой проблемой стали спички, соль, мыло и керосин. Вместо спичек курильщики носили трут из ваты, помещенный в трубочку, кремний и кусок плоского напильника или другой стальной предмет. Ими высекали искру из кремния и зажигали трут. Мыло заменил щелок из древесной золы. Вместо керосина в катушках использовали немецкий бензин разбавленный солью.

По прошествии многих лет понимаешь, почему народ так быстро приспособился выживать в таких условиях. Дело в том, что еще было поколение, жившее в царских условиях. В те времена, о крестьянине никто не заботился, он выживал сам. Навыки, приобретенные в те времена, пригодились. Случись такое с нынешним поколением, трудно представить, как оно себя поведет, как будет выживать. За годы Советской власти народ стал привыкать к благам цивилизации: электричество, водопровод, газ и пр. Навыки выживания прежних времен новым поколением практически утеряны. Случись катастрофа, будет много бед и несчастья.