Он всмотрелся в нее. — Ты говоришь очевидные вещи, так?

— Сир?

Сержант указал на трубу в ее руке. — Расскажи еще раз, как она работает.

— Там зеркало и три тщательно прилаженные линзы…

— Заткнись, Тряпичка.

— Слушаюсь, сир.

Он скользнул за гребень, встал и стряхнул снег с бедер. — Назад в крепость. Нужно послать гонца.

— Предупредить монастыри, сир? — Она осталась лежать на постели желтой травы, не замерзшая, хотя щеки разгорелись; ясные глаза напомнили ему о многих десятках лет, протекших с той поры, когда на него с интересом смотрели девушки столь же юные и прекрасные.

— Надеюсь, ты понимаешь, — буркнул он, — что ненависть тут взаимная.

— Конечно, сир.

— Но, сказав так, я ступаю на острие ножа, рискуя всеми вами.

— Взаимно, сир.

Он хмыкнул. Что ж, сойдет.

* * *

После ночи ледяного ливня откосы крепости Ванут блестели, лед дробил свет зари, посылая искры и вспышки. Однако вода уже начала стекать по каменным бокам прочных башен. Казалось, прочные стены тают.

Пришла весть о трех всадниках на дороге, скачущих, похоже, в Харкенас. Леди Дегалла, уже облаченная в доспехи, встала во главе колонны, рядом с леди Манелле. Подозвала сержанта стражи. — Знамя у них есть, Майвик?

Юный дом-клинок покачал головой.

Манелле сказала: — Это не мои, Дегалла. Если бы Гелас решил послать гонца, то одного, не трех. И это была бы Тряпичка.

Муж Манелле, который вместе с супругом Дегаллы готовился выехать вслед за женщинами, резко засмеялся. — Странное имя, миледи.

— Она пришла с ним. Из рода хранителей, думаю, но той поры, когда они еще не носили такое прозвище. Первое открытие Витра не сразу дало повод проявить их одержимость, Юрег. Так или иначе, Тряпичка приносит срочные вести.

Манелле всегда искала случая блеснуть познаниями, хотя иногда они оказывались невразумительными. Увы, другой ее привычкой было пускаться в рассуждения, быстро забывая первоначальную тему. Дегалла почти всегда терпеливо переносила подсознательное желание Манелле быть центром всеобщего внимания — как будто внешности недостаточно — но сейчас обрадовалась, что муж попросту кивнул и улыбнулся, придержав острый язык, умевший стрелять терпким ядом.

Дегалле кашлянула. Уважение к гостям считается большой добродетелью. — Раз мы определили, что всадники не везут новости из Манелета, вероятно, пора понять, кто же там, на дороге. Юрег, едем со мной. Леди Манелле, попрошу вас оставаться под охраной моих дом-клинков, ведь безопасность гостей для нас важнее всех забот.

Сказав так, она понудила коня, Юрег поскакал следом. Они выехали через ворота и начали спускаться по извитой дорожке.

Зимой движение, как и всегда, оказалось весьма скудным: кроме неожиданной гостьи — капитана Шаренас, что побывала здесь месяц назад, дозорные башни с первых снегов не замечали гонцов в Харкенас или из оного. Иногда встречались отпечатки следов — это беженцы пересекали дорогу, ища сомнительного убежища в северных лесах. Впрочем, пути отрицателей леди Дегаллу интересовали мало.

Всадники внизу то ли услышали, то ли увидели движение на крутой дороге к замку, и натянули удила, поджидая хозяев.

— Две ночи, — бросил Юрег, — и я уже подумываю сбежать к Урусандеру и поцеловать ему меч.

— О, она не так плоха. Излишняя ученость всегда влечет риск стать невыносимой.

— Доспех знаний защищает ее от самых острых насмешек, — кисло согласился Юрег.

— Да, ты сможешь сокрушить ее, лишь показав превосходство познаний. Или превосходство здравого смысла. Однако, слишком легко порвав в клочья ее теории, рискуешь приобрести врага на всю жизнь. Будь осторожнее, супруг.

Они сдерживали скакунов, потому что скользкие камни делали склон опасным. — У Хедега Младшего улыбка, как у контуженного, — заметил Юрег. — Готов спорить, она описала ему свойства каждой позиции соития, находя смак не в акте, но в потоке слов, в коих тонет всякая спонтанность. В глазах мужа я вижу тупое отчаяние побежденного, жертвы объяснений.

— Тебе жаль лишь Хедега?

— Он пробуждается к жизни, когда ее нет, но приходится приложить старания. Я еще не решил, стоит ли результат труда.

— Что ж, мы будем в их компании еще несколько дней, раз приняли приглашение Хиш Туллы.

Дорога на миг выровнялась и повела на последний поворот. Они уже могла рассмотреть троих всадников во всех подробностях.

— Ага, — пробормотала Дегалла.

Муж промолчал.

* * *

Выше у ворот крепости леди Манелле и ее супруг Хедег удерживали лошадей на расстоянии от клинков Дома Ванут, чтобы беседовать приватно.

Гости внизу едва продвигались по скользкой дороге.

— Клянусь, — сказала Манелле, — еще один обмен лукавыми взглядами с их стороны, и я опущусь до убийства, нарушит это закон гостеприимства или нет. Хуже того, опущусь до пыток. Из чистого злорадства.

Муж потянул себя за аккуратную седеющую бородку. — Осторожнее, любимая. Такое проклятие не искупишь кровью и годами. Неужели ты действительно готова обречь семью на вечное осуждение?

— Искушение сильно. Страсть к наслаждению легко заставляет забыть о последствиях.

— Тогда подумай о ее брате. Лорд Ванут будет рад кровной мести.

— Проклятая семья, — буркнула Манелле.

Муж сочувственно закивал. — Кто те ездоки, как думаешь? Посланцы Урусандера?

— Сомневаюсь. Таковые несли бы знамя, дерзко и настороженно, как подобает наглецам, оказавшимся в неустойчивой позиции. — Она метнула взгляд и с удовольствием заметила понимающую улыбку супруга. Игра словами была отнюдь не случайной. Осторожная дерзость и смелая уязвимость — можно ли лучше описать эмиссаров Легиона, приходящих к аристократам с дерзкими предложениями мира и уклончивыми угрозами? — Может, — задумалась она, — это выжившие хранители, — но тут же покачала головой. — Не могу измерить глубину глупости Илгаста Ренда.

— Если ему донесли новость о резне в доме Андариста, Манелле… неужели нельзя извинить этого неистовства?

— Пусть бы лупил кулаками по дереву. Нельзя расточать тысячи жизней ради тщетного жеста. Из-за него все мы кажемся безрассудными рабами низких желаний. Забудь Урусандера — это не его игра. Хунн Раал умен.

— Когда трезв.

— Любая его ошибка предназначена лишь отводить глаза, милый.

— Могла бы взять нас в поездку книзу, — сказал Хедег. — Это намеренный ход.

Манелле пожала плечами: — Мы могли бы поступить так же у врат Манелета.

— Чтобы показать раздражение, да. Но почему она злится на нас? Мы как всегда вежливы, хотя Дегалла высмеивает твои великие познания, а Юрег неуклюже пытается выведать мои секреты, но лишь бессвязно болтает.

— Спокойнее, муж. Мы терпением докажем, что лучше их.

Хедег промолчал. Не в первый раз она заканчивала разговор, постепенно сменив позиции. При всем блестящем уме она охотно уступает напору презрения. Не пришло еще время кровных свар. «Но терпение, как она и советует. Едва низкородные негодяи будут рассеяны, леди Дегалла, моя жена предстанет пред тобой с обнаженным клинком, припомнит все обиды».

— Никогда особенно не любила Хиш Туллу.

«Конечно. Красивее даже тебя, искуснее с любым видом оружия, кое ты потрудишься вспомнить. Разумеется, любимая, ты ее ненавидишь». Жена его поистине блестяща, но блеск гения не способен подавить бурление низких эмоций. Эрудиция предлагает иллюзию объективности, подобающей ученой даме, но истинный ее лик — лик испорченного ребенка.

«Ах женушка, если бы ты догадалась, насколько я снисхожу к тебе в любви…»

* * *

Дегалла подняла руку в приветствии. — Посланники трясов, — заговорила она, игнорируя присутствие хранительницы. — Едете в Харкенас? Искать ли нам в этом важный смысл?

Ведун — ей помнилось, что зовут его Реш, хотя она не была уверена — пожал плечами в ответ. — Леди Дегалла, Юрег Тал. Я заметил в свите два знамени. У вас в гостях леди Манелле и Хедег Младший. Любопытно, что же заставило знатных господ выехать в такое дурное время года.