Тело Тру окаменело.

— Что?

Джини разлепила веки, смаргивая еще больше слез.

— Он будет в бешенстве. Н-не подпускай его ко м-мне. Тогда мне конец.

— Твой лучший друг, будет счастлив увидеть тебя, — вспыхнул Тру.

— Что? — Она вновь сосредоточила на нем внимание.

— Твой лучший друг, будет счастлив тебя видеть, — повторил он.

Она задрожала в его руках но, повернув голову, расслабилась, уткнувшись лицом в его грудь.

— Ты так хорошо пахнешь.

Член дернулся в штанах, и Тру заскрежетал зубами, вновь зашагав к лифту. Миднайт ожидала, держа двери лифта открытыми. Затем, сморщила нос, нажимая кнопку верхнего этажа, и хлопнула кулаком код, запуская подъем.

— Ей снова нужно принять душ. Я так полагаю, что ты её напугал? Получил необходимую информацию? От нее сильно несет страхом.

— Она не воняет.

— Для меня — да. Аромат чересчур сладок.

Тру вдохнул глубже, ненавидя сексуальное напряжение своей «нижней половины». Даже в полу возбужденном состоянии, это не было комфортно, притом, что его желанием было не просто провести носом по беззащитному горлу Шивер. Он хотел накрывать её своим телом до тех пор, пока она не перестанет бояться, и запах страха исчезнет с её кожи. Мысль облизать женщину, и ощутить её вкус соблазняла. Он признал, что им управлял животный инстинкт, но осознание этого, не помогало вновь стать рациональным.

Шивер повернула голову, и вновь на него уставилась.

— Ты не ответил. — Миднайт подошла ближе. — Ты получил от неё необходимую информацию? — Женщина Видов вышла из лифта, и направилась к палатам.

— Нет. Её отправляют в Фуллер. Чтобы выбить из неё ту информацию, которую не смогли мы.

— От этого места у меня мурашки, — Миднайт указала на каталку. — Просто положи сюда, и я хотя бы оботру её. Побудь тут, пока я не вернусь. Ей также, понадобится свежая одежда, а у меня здесь только спортивные штаны.

— Люди не почувствуют, чем она пахнет.

— Зато я чувствую, а мне её нянчить до приезда фургона. Ей нельзя оставаться одной, я буду рядом.

Тру нежно опустил Шивер на койку, но та вцепилась в его рубашку обеими руками. Она потянула его ближе, пока он не наклонился к ней настолько близко, что почти касался губами её рта. Мужчина старался дышать ртом, надеясь, что так, её запах перестанет быть таким соблазнительным. Он всмотрелся в её глаза, и с удивлением, снова увидел в них страх.

— Прошу тебя, защити. Я сделала это для тебя.

Тру отстранился, и обхватил ладонью её щеку. Её кожа была мягкой, очень мягкой. Он хотел погладить её.

— У тебя передозировка успокоительного, но ты не пострадаешь.

— Я её слышала. Не отправляй меня к Поланитису, — молила она. — Если ты это сделаешь, я умру.

— Ты не умрешь. Мы не убиваем самок.

Джини изо всех сил пыталась сесть, и Тру немного отступил, наблюдая, как из-за успокоительного, она борется за равновесие. Её пристально на него посмотрела, и лихорадочно оглянулась.

— Спрячь меня.

— Джини, — использовать её имя в такой момент казалось странным, но одновременно, очень правильным. — Ложись обратно.

Она схватила его ладонь, и вцепилась в неё обеими руками.

— Я ведь спасла тебя.

— Ты это уже говорила.

— Ты мне не веришь. — По щекам вновь потекли слезы отчаянья. — Как ты можешь, так со мной поступать после того, что я сделала ради тебя?

— Ты…

— Они собирались тебя убить! Отправить в то пекло! — Голос Шивер упал до шепота. — Он подловил меня, когда я оплакивала твою участь. Я не могла спокойно наблюдать, как те охранники тебя истязали. Он убил бы нас обоих, но я заключила с ним сделку. Я терпела все, что он со мной делал из-за тебя, в противном случае — я могла просто сбежать от всего. Но я не могла, не могла оставить тебя там. — Джини оглядела палату отчаянным взглядом, и вновь уставилась на Тру.

— Тебе нужно успокоиться. — Лекарство сделало её непоследовательной и нелогичной. Она лепетала ерунду.

— Спокойствие? — Ее голос повысился. — Ты знаешь, что он со мной сделал? Что я перенесла? Как я кричала, и… — Ее голос затих, и она нахмурилась, переключив внимание на их сжатые руки. — Я, как предполагается, не должна говорить тебе об этом. Ты никогда не должен был узнать.

Встревожившись, он склонился к ней.

— Чего я никогда не должен был узнать? Джини? Расскажи мне. — Она могла сказать что-то важное, то, что могло бы помочь им найти других.

Джини казалась поглощенной их соединенными руками. Её пальцы исследовали линии его суставов.

— Что?

— Расскажи мне, чего я не должен был узнать.

Она перестала поглаживать, и вновь взглянула на него.

— Я позволила ему делать со мной разные вещи.

Тру пришел в ярость, выпрямляясь. Пришлось приложить усилия, чтобы не вырвать руку из ее ладоней. Его губы разошлись, но он подавил рычание. Он не хотел знать детали того, как она вернула Новых Видов, включая и его. Это до сих пор задевало его гордость. Он также боялся, что она признается, что Поланитис был для неё больше, чем сотрудник. Идея вызывала отвращение и одновременно приводила в ярость.

— Не злись на меня. 710, они причиняли мне невыносимую боль, — прошептала она. — Но это дало нам возможность выжить. Это была моя плата за жизнь. — Джини вскинула голову, её взгляд расфокусировался из-за успокоительного. Затем, она ему улыбнулась. — Ты свободен. Это все, что имеет значение. Я все это пережила по причине. Посмотри на себя.

Тру присел рядом, изучая её. Он видел некоторых парней целевой группы в таком состоянии, когда те выпивали. Её рассеянный взгляд и неспособность сидеть прямо напомнили ему о них. Сейчас она уязвима. После большого количества выпитого спиртного, люди не могли здраво мыслить, становились слишком разговорчивыми. В её словах не было смысла, но Шивер была настолько не в себе, что просто не могла лгать.

— Поланитис причинял тебе боль?

— Я заключила с ним сделку. — Новая порция слёз полилась из её глаз. — Он изменил твои назначения. Не было больше никаких побоев.

У Тру сперло дыхание, а слова Шивер вызвали воспоминания.

— Он приказал тебя убить, — прошептала Джини. — Новый наркотик был разработан, чтобы натравить Новых Видов на Новых Видов. Я сказала агенту Брайсу, чтобы он предупредил об этом ОНВ. — Она впилась ногтями в его кожу. — Я заключила сделку, и тебя вернули обратно, в камеру. — Она кивнула, и, шмыгнув носом, перестала плакать, снова лаская его ладонь, поглаживая грубую поверхность большого пальца. — 710, я не виню тебя в том, что ты был рычагом воздействия. Это был мой выбор. Я не сожалею о том аде, что пережила, ведь это сохранило тебе жизнь. Это не было твоей ошибкой. Мы оба оказались в ловушке.　

Рычаги. Это слово забрало его от тех охранников назад, в его камеру, это слово витало над ним, когда Поланитис пришел в его камеру, и угрожал изнасиловать женщину, если он не подчинится требованиям. Он использовал это слово тогда, когда говорил, чем был он, Тру.

— Рычаги, — прошептал он, надеясь, что она скажет больше.

Джини кивнула и резко упала на бок, но не выпустила его руку, даже когда скрутилась клубочком. Ее глаза закрылись, когда она зевнула.

— Джини? — прорычал он её имя. — Рычаги? Расскажи мне об этом. Это важно.

Она потянула его руку ближе к груди, прижимая к мягкой коже, покрытой лишь тонким материалом. Его суставы ощущали теплоту её холмиков.　

— Я не собиралась позволить тебе умереть. И позволила делать с собой что угодно, пока это хранит тебя от смерти.

— Что они с тобой делали?

Джини еще сильнее скрутилась в клубочек.

— Скажи мне, — потребовал он, тон его сбился на рычание.

Джини дернулась, распахивая глаза. Она, видимо, была поражена его тоном. Её рассеянный взгляд замер на его лице.

— Что Поланитис с тобой делал, взамен на мою жизнь?

Боль, отразившаяся в её тонких чертах, резанула его.　

— Что угодно. Я сказала об этом агенту Брайсу, надеясь, что эта информация ускорит получение помощи. — С её губ сорвался горестный звук. — Поланитис заставил меня страдать, 710. Иногда, я хотела умереть, но знала, что не должна сдаваться, пока вас не освободят. — Она задохнулась, почти рыдая. — Ты придавал мне храбрости, чтобы отправиться в новое местоположение, куда указал агент Брайс. Я должна была спасти остальных.