– Последнее свидание, – рассказывает Адам Егорович, – у нас с Горьким было в 1933 году в Москве. На прощанье Алексей Максимович сказал мне: “Давайте жить и работать наперекор годам и болезням”. И мы, два старика, как бы заключили договор. И первым нарушил его он.
Т. Горбунов» [154].
Из Ленинграда через бюллетень собкоровской информации (Лист № 18) в газету «Правда», по телефону, передал свое соболезнование художник Исаак Израилевич Бродский, прекрасно знавший Горького, писавший его портрет в Италии и состоявший в переписке с писателем:
«Умер Горький…
Эти слова услышаны с огромной болью миллионами людей во всем мире. Умер один из крупнейших людей нашей эпохи, величайший пролетарский писатель, человек уже задолго до своей кончины вошедший в историю нашего времени как один из крупнейших мастеров социалистической культуры.
Он родился тогда, когда только начинались классовые бои – он был их первым буревестником в русской литературе.
Он умер тогда, когда победивший в России рабочий класс создал другой социальный мир, положивший начало новой эре человечества.
Полустолетие творческой деятельности этого человека пролегло широкой бороздой, выходящей далеко за пределы национальных и государственных рамок. Он был всепризнанным главой литературы народов СССР, ее могучим и неоспоримым авторитетом. Он был воспитателем не только сотен молодых, еще идущих в литературу писателей, не только руководителем многих уже маститых советских прозаиков и поэтов, но и живым, и самым любимым учителем литературы многомиллионных масс нашей родины.
К каждому его слову, часто строгому и гневному, чутко прислушивались все – начиная от пионеров и кончая стариками. В своих книгах – рассказах, повестях, романах, пьесах, в своих публицистических выступлениях, он с яркой талантливостью и широким творческим размахом выразил думы и чаяния народных масс, их судьбу, их суровую жизненную биографию, насыщенную трудом и борьбой.
Ни один будущий историк литературы не пройдет мимо того богатейшего наследия, которое оставлено этим первым классиком пролетарской литературы. Не только писатели, но и советские художники своим творческим ростом во многом обязаны Алексею Максимовичу. Вместе со всеми, в горести, мы опускаем головы перед ушедшим навсегда большим художником нашей страны. Мы хотим работать с таким же упорством, с такой же страстью, как Горький! Его память мы увековечим в живописи, мраморе, бронзе, граните.
На площадях городов, в столицах и там, где когда-то были глухие городки Окуровы, страна воздвигнет памятники великому патриоту и гениальному гражданину нашей родины.
Умер Алексей Максимович! Сколько мыслей и переживаний связано с ним! Вспоминаются встречи, письма, долгие беседы, работа над его портретом…
Горький был моим старшим другом, большим, любящим меня товарищем!
Я познакомился впервые с Алексеем Максимовичем в 1910 году во время своей первой поездки в Италию. На Капри лунной ночью мы долго гуляли с ним, и он много и замечательно рассказывал мне о своей скитальческой жизни. Оторванный от родины, в изгнании, живя в Италии, Алексей Максимович особенно загорался, говоря о своей любимой стране, о ее людях, о ее талантах…
Каждого, в ком он видел хоть долю талантливости, он в восхищении приветствовал, всячески помогал и помнил о нем.
Высокая оценка Алексеем Максимовичем моего творчества всегда была для меня стимулом к большой творческой работе. Он сильно любил жизнь, ее краски, людей – и этой любовью, работая рядом с ним, наполнялся и я.
Памятны и дороги мне слова Алексея Максимовича в одном из его писем ко мне. Он пишет:
«Жалко мне, что “Фонтан” куплен частным лицом, а не музеем. Такая это ясная вещь и так хорошо бы постоять перед нею полчаса где-нибудь в хорошей галерее, постоять и подумать о детях, весне, о радостях жизни. В творчестве вашем для меня самая ценная, близкая мне черта, – ваша ясность, пестрые как жизнь краски и тихая эта любовь к жизни…».
Многое приходит на память, когда думаешь об этом человеке. Больно думать, какого большого, незаменимого друга мы потеряли.
Прощай, Алексей Максимович.
Заслуженный деятель искусств – И. Бродский» [155].
В общей коллекции поминальных откликов нужно особо отметить траурное собрание Клиники лечебного питания и произнесенную на нем речь доцента Льва Григорьевича Левина, врача, лечившего А. М. Горького. В Архиве А. М. Горького эти материалы долгие годы не выдавались исследователям, в связи с тем, что Л. Г. Левин был арестован 2 декабря 1937 года и расстрелян 15 марта 1938 года по приговору военной коллегии Верховного суда СССР от 13 марта 1938 г. как участник «контрреволюционного правотроцкистского заговора, с целью устранения руководства страны» (в частности, убийства А. М. Горького). Вот что говорил Л. Г. Левин на траурном митинге:
«Товарищи!
Вчера утром, когда стрелка часов подошла к 10-ти минутам двенадцатого – остановилось сердце, принадлежавшее великому гражданину нашей страны и бессмертному гражданину нового мира, сердце, для которого пространство и время было лишь условностью, ибо оно билось не только в такт нашей героической действительности, но билось также в грядущих веках человеческого счастья.
Застыл мозг, поднявший сознание миллионов людей от темного, душного, дикого прошлого до горных вершин человеческого духа, с которых видны звезды нового мира.
Погас светильник разума, зажегший своим светом огни немеркнущих идей, осветивший на много столетий вперед пути человеческой культуры.
Современник Толстого и Чехова, друг Ленина и Сталина, прошедший бурю трех революций, проживший целую эпоху от заката капитализма до торжества социализма в нашей стране, А. М. Горький своим правдивым, всегда простым и ясным художественным словом будил в людях совесть, честность, прямоту, ненависть к унижению и порабощению, восхищение красотой и свободой человеческого духа.
На произведениях его, возвестивших о грядущей социальной буре в мрачные годы самодержавия, воспитывалось революционное самосознание тысяч рабочих и лучших представителей народа.
Потрясающее чувство правды, физическое отвращение ко всякому лицемерию, мещанству, ко всяческим уродствам жизни, – все это, соединенное с художественным словом, неповторимой красочности и простоты – сделало Алексея Максимовича народным писателем, светочем культуры, глашатаем величия человеческого духа.
Среди мира насилия и подлости, унижения и угнетения, звериной тупости и змеиной злобы, мещанства и бесчеловечности Алексей Максимович сказал: «Человек – это звучит гордо». Он дожил до сверкающих огней социализма в нашей стране, когда человек гением Сталина провозглашен самой крупной ценностью из всех существующих ценностей.
Товарищи, каким был Алексей Максимович в жизни, каким был этот человек, у которого учились видеть жизненную правду сотни писателей всего мира и миллионы людей, где те черты его личности, благодаря которым он смог подняться на вершины человеческой культуры, черты, которым, пусть в слабой степени, но все же, быть может, сможем подражать и мы?
Алексей Максимович был прост и скромен. В его богатой, неисчерпаемой сокровищнице слов не было слова «я». «Я сказал», «я написал», «мое произведение», «моя статья», – так он не говорил никогда. Это умение возвышаться над своим «я» не покинуло его и тогда, когда источником догоравшей жизни стали 150 подушек кислорода. Он и тогда ни слова не проронил о своих физических страданиях и говорил о том, что творится вокруг него, о новой конституции, о литературе, об опасности войны.
Алексей Максимович с огромным уважением и интересом относился к каждому человеку, делавшему честно маленькое или большое, но нужное и полезное дело в жизни. Он, – мастерству, стилю, образам, краскам которого пытались подражать тысячи людей во всех концах земного шара, – готов был своими светло-голубыми, видевшими мир насквозь глазами, жадно впитывать слова и мысли своего собеседника, если в этих словах были искры правды, разума, культуры, служения человеческому обществу. Алексей Максимович был строг к себе. Больной, будучи в последнее время прибегать к кислороду, он работал, не покладая рук, и всегда считал, что им сделано еще очень мало. Обладая гигантской эрудицией во всех областях, он готов был жадно учиться всему новому и интересному у любого своего собеседника.