— Нет.

— Тогда почему? Ты говорил, что я нарушил твою волю. Но разве ты не мог наказать меня по-другому? — Роберт передернул плечами и сцепил пальцы, пряча дрожь. — Ну, посадить в подвал на хлеб и воду, или…

— Или высечь во дворе перед замком? — откровенно насмешливо подсказал сэр Бенджамин, потом продолжил серьезно: — Если бы тебя хоть раз в жизни били кнутом до полусмерти, ты бы рассуждал иначе… Ну-ну, не вздрагивай, сейчас тебе не грозит ни тюрьма, ни кнут. Я не верю, что ты сделал то, что сделал, только по глупости. В твоих действиях был расчет… Не хочешь объяснить, какой?

Роберт, вздрогнув, отвернулся.

— Молчишь… Одно ты точно не учел. Люди не шахматные фигуры, Роберт. Чтобы добиться желаемого, мало просто захотеть. В ответ жизнь бьет порой очень больно… Если ничто другое, то это ты запомнишь точно.

— Но я, — Роберт повернулся к нему. — Почему ты думаешь, что я ничего не понял? Ведь я хотел…

— Умереть? Из-за девчонки? — Сэр Бенджамин покачал головой. — Роберт, Роберт… Я живу на свете очень давно и очень редко ошибаюсь в таких вещах. Я всего лишь приоткрыл тебе изнанку того, что казалось тебе естественным и нормальным. И ты, похоже, несколько изменил свое мнение. Но умирать из-за этого?

— И ты думаешь, что я лгу, — тихо сказал Роберт, опуская глаза и снова вздрагивая.

— Каюсь, я не ожидал, что ты отреагируешь столь решительным образом. Вернее, я не увидел в твоей выходке больше, чем дурную прихоть, потому не рассматривал эту возможность как первую.

— Эту возможность? — недоверчиво переспросил Роберт. — Ты просчитывал возможности, как в игре?

— Именно. Человеческая душа не столь непостижима, как принято думать. Струны ее можно заставить звучать по-разному, если знать, как.

— И ты знаешь?

— Ты на себе испытал это знание. Считай, что это был первый урок твоего Бессмертия. Следующий тебе буду давать уже не я.

Задумавшийся было Роберт резко вскинулся:

— Как не ты? Ты прогоняешь меня?

— Не прогоняю, а отсылаю. К другому Бессмертному. У тебя будет другой наставник.

— Но почему? Мне не нужен другой наставник, я хочу остаться при тебе!

— Я не могу быть твоим учителем. Я поддался чувствам, которым не имел права поддаваться.

— Не понимаю… Я сделал ошибку, ты меня наказал. Что еще? Неужели я настолько разочаровал тебя?

— Дело не в тебе, а во мне. Хотя ты этого сейчас не понимаешь. Когда-то, очень давно, я тоже возомнил себя исключительным и смог подняться весьма высоко. Падать было очень больно. Теперь я неверно оценил причины твоего поступка… Проклятие, я до сих пор их не знаю! Я думал больше о себе, чем о тебе… Мой замок для тебя не самое лучшее место. Жить рядом с теми, кому причинил зло, встречаться с ними, чувствовать за спиной взгляды…

Роберт замер, соображая, потом сказал:

— Нет, я не хочу уезжать.

— Это не обсуждается, Роберт. Завтра утром зайдешь ко мне за письмом.

Он повернулся и направился к лестнице.

Ощущение жуткой нелепости происходящего накрыло Роберта волной внезапного ужаса, до дурноты, до дрожи в коленях. Все отодвинулось — обида, страх за себя — сейчас он помнил только одно: так быть не должно!

— Нет! — он бросился за сэром Бенджамином, догнал и поспешно схватил за руку. — Нет, пожалуйста. Не отсылай меня! Я не боюсь ничего, я смогу жить здесь… Только позволь мне остаться при тебе! Прошу!

Сэр Бенджамин покачал головой:

— Роберт, я не люблю повторять приказы.

Тот порывисто опустился на колени:

— Позволь мне остаться. Обещаю, ничего подобного больше не повторится! Знаю, я виноват — прости.

Сэр Бенджамин резко высвободил руку:

— Простить что? Какой-то щенок опозорил меня дважды: и как правителя, и как наставника. Моей вины в этом больше. Если это было твоей целью — ты своего добился.

— Нет, клянусь! Я даже не думал.

— Тогда о чем ты думал?

Роберт глядел на него молча, потом опустил глаза.

— Достаточно. С тобой хотел побеседовать отец Дарий. Он ждет в верхнем зале.

Он отвернулся и пошел к лестнице.

Оставшись один, Роберт в отчаянии схватился за голову. Все было неправильно, так ужасно неправильно!

*

— Ну что ж, — сказала Кедвин, когда вино было выпито и все подобающие случаю слова сказаны, — нам, пожалуй, пора. Мишель?

Они попрощались по всем правилам формального этикета, и Митос вышел их проводить.

— Я позвоню тебе вечером, — сказала Кедвин тихо.

Он кивнул, запер двери и вернулся в гостиную.

— Итак, — сказал он, садясь в кресло, — это просто визит вежливости или все-таки нет? Ладно, Роберт, выкладывай, что там у тебя стряслось?

— У меня — ничего, — отозвался тот, перекатывая в ладонях бокал. — Но Валикуры мне кое-что порассказали. Любопытство разобрало, знаешь ли.

— Любопытство? Насчет чего?

— Насчет всего, — Морган отставил бокал и выпрямился. — Не только ты умеешь слышать невысказанное, дорогой учитель. Все не так просто, как кажется.

— Если угодно, да, — сказал Митос, подперев рукой голову и глядя на Моргана более пристально, чем прежде.

— Ты не хочешь объяснить, в чем именно дело?

— Хочу. Но пока не могу. Я сам ничего толком не знаю.

— А почему столько суеты вокруг МакЛауда? Конечно, прославиться он успел не по летам…

— Так уж получилось, — хмыкнул Митос. — Как тебе удалось добыть у него мой номер телефона?

— Ты не поверишь, просто попросил! И он дал. Вернее, сам набрал номер и дал аппарат. Это наводит на некоторые мысли.

— Да? На какие же?

— Во-первых, вы с ним были достаточно дружны, чтобы он знал твой номер телефона и автоматически ощетинивался при слове «ищу» в твой адрес. Во-вторых, чтобы таки заставить выдать твои координаты первому встречному, долго уламывать его не пришлось. Значит, в описании ваших отношений «были» — ключевое слово. Я прав?

— Пока да, — без улыбки произнес Митос. — И?

— Мне не нравится то, что я понял из рассказа Джины, — сказал Морган. — Ты что-нибудь добавишь?

— Что я могу добавить? МакЛауд оказался в центре очень странных событий.

— Охотно верю. Ну а ты как в центре этих событий оказался? Насколько я тебя знаю, ты не любишь бывать на авансцене.

— Роберт, не забывайся.

— Прости, — Морган встал и нервно прошелся по комнате. — Мое мнение ничего не изменит, но я просто знаю, что от этого человека исходит опасность, для тебя.

— Я это тоже знаю, — заметил Митос. — Ты не собираешься устранить эту опасность, просто отрубив ему голову?

— Почему нет? — усмехнулся Морган.

— Потому что нет, — с неожиданной силой произнес Митос, тоже вставая. — Это не только мое желание, Роберт. Кроме того, его слава заслужена. У меня против него шансов не больше половины… Я не хочу, чтобы ты рисковал подобным образом неизвестно ради чего.

— Неизвестно?

— Неизвестно. На самом деле, я вообще не хочу, чтобы ты во все это вмешивался.

— Вот как? — произнес Морган. — Я думал, ты будешь рад принять мою помощь.

— Я был бы рад принять твою помощь, но сейчас не тот случай. Твои дела не задержат тебя в Париже надолго?

— Нет, не задержат, — сказал Морган тихо. — Извини, если я был несдержан. Я беспокоился за тебя.

— Я и сам за себя беспокоюсь, — улыбнулся Митос. — Но ты ничем мне не поможешь. Может быть, хватит о делах? Я не видел тебя сто пятьдесят лет! Неужели не о чем больше поговорить?

…Вечером, проводив гостя, Митос еще долго сидел в гостиной, думая больше о настоящем, чем о прошлом. Из прошлого всего больше помнились слова Дария, те самые, что заставили его все-таки оставить при себе непутевого мальчишку.

«Не спеши, Митос. Дело не так просто, как кажется. Он рассказал мне все, и он не лгал… Но объяснить, что его толкнуло на эту глупость, он не может, потому что не знает сам. Это нехорошо. Очень нехорошо. Чтобы следить за ним, нужны глаза твои, а не Ребекки».

Почему появление Роберта здесь и сейчас не казалось ему совершенно случайным?