— Да, странно. — Кедвин потерла лоб. — Знаешь, эти истории становятся все более невероятными… Если бы я сама не участвовала в последних событиях, я бы тебе не поверила. Да еще эта стычка с Кином… Может быть, всему виной его преувеличенное чувство справедливости?
— Справедливости? — Митос, кажется, не знал, смеяться ему или злиться. — Хорошо, давай посмотрим. Мы с ним оба Бессмертные, у нас обоих есть о чем жалеть в прошлом. Он не любит ворошить прошлое без повода, — и это вполне естественная забота о своем спокойствии и о спокойствии своих близких. Я не люблю ворошить прошлое без повода, — и это преступная ложь, попытка выдать себя не за того, кто я есть на самом деле. У него отняли женщину, которую он любил, и он благородно пожертвовал своими и ее чувствами, дабы не допустить раздора, в чем не преуспел, и в итоге потерял ее и вынужден был убить родственника. У меня отняли женщину, которая не была мне безразлична, и я вынужден был подчиниться, чтобы не дать ее убить, и она до сих пор жива, но я бессовестный трус, неспособный защитить тех, кто мне дорог. Его прошлое вернулось, и он принимает как должное поддержку и сочувствие друзей. Мое прошлое вернулось, и я был немедленно лишен не то что сочувствия, но даже элементарного права дать свое объяснение случившемуся. Он сражался, победил, и по традиции признается невиновным. Я сражался, победил, и мне милостиво дозволяется попытаться вернуть утраченное доверие… Если ты видишь здесь какую-то справедливость, объясни мне, бестолковому, в чем она состоит!
Кедвин, глядевшая на него во все глаза во время страстного монолога, кивнула:
— Да, конечно. Никакой справедливости здесь нет. Но ты меня, честно говоря, снова удивляешь.
— Чем же? — спросил Митос.
— Скажи, какую часть правды ты сейчас мне рассказываешь?
— Что?! Ты хочешь сказать, что я пытаюсь тебя обмануть?
— Нет. Но ты говоришь не все.
— Я излагаю факты и объясняю свои мотивы, — сдержанно произнес он. — Сторонником душевного стриптиза я никогда не был.
— А я пытаюсь и никак не могу понять, стараешься ты казаться хуже, чем есть, или лучше?
Он немного помолчал, потом глухо спросил:
— Какого ответа ты ждешь?
— Никакого.
Она встала и, подойдя, остановилась прямо перед ним.
— Мне интересно, а сам-то ты знаешь этот ответ?
Он смотрел на нее молча, и она, улыбнувшись про себя, вздохнула:
— Что ж, оставим это, скоро ужин. Я пойду навещу Мишель…
*
Мишель ужинать в общий зал не пошла. Она лежала в постели, отвернувшись и укрывшись одеялом чуть не с головой.
Кедвин не стала ее тревожить. Пусть. Сама же спустилась в зал, сразу нашла хозяина и попросила отнести ужин ей в комнату. Леру, как видно, привыкший к такого рода странностям, только кивнул. Кедвин мысленно усмехнулась — везет же ему на страдающих душевными хворями Бессмертных!
За общим столом ни на какие задушевные разговоры рассчитывать не приходилось. Кедвин воспользовалась случаем обдумать и взвесить то, что уже услышала. Картина вырисовывалась очень и очень сложная. Нет, подробности биографии Митоса ее не шокировали. Разве что лишний раз заставили восхититься его великолепным умом. Не каждому под силу буквально из ничего создать такую живучую легенду. Ну а об остальном — кто она, чтобы судить? Это все дело его совести, если у него еще есть совесть.
Нет, беспокоило Кедвин другое.
Она и до приезда сюда знала, что с Дунканом МакЛаудом творится неладное. Теперь это было уже не просто смутное ощущение.
Предположение, что Митос лжет, изображая себя ангелочком и сваливая все проблемы на МакЛауда, она даже не рассматривала. Что угодно, только не ложь! Хотя МакЛауд-то как раз и говорил, что он лжец и лицемер. Основывалось это мнение, по-видимому, исключительно на впечатлениях от приключений в Бордо; беда в том, что Кедвин, зная то, что знала, делала совсем другие выводы.
Наверняка Митос и сейчас говорит не все.
Излагает факты! Излагать факты можно очень по-разному. Кассандра ведь тоже наверняка говорила только о фактах, а в результате МакЛауд не верит ни одному слову бывшего друга. Но вот почему так получилось? Или Митос в своем рассказе пропустил нечто действительно важное? Хотя рассказ еще не закончен, не стоит спешить его в чем-то подозревать или упрекать. Во всяком случае, специально искать повод обвинить его в обмане Кедвин не хотелось. Зачем?
Хотя Кассандра, к примеру, уже намекала, будто она, Кедвин, ищет оправданий действиям Митоса потому, что влюбилась в него. Может быть, и влюбилась, с кем не бывает, но решить, что это может повлиять на ее способность оценивать ситуацию!..
Или Кассандра сама дура, или старательно делает дурака из МакЛауда.
Оставался вопрос — как он мог так подпасть под ее влияние? Или в самом деле случилось еще что-то, о чем Митос просто еще не успел рассказать?
*
— Ну как, есть настроение слушать дальше? — спросил он, когда они после ужина снова поднялись в комнаты, на сей раз ее.
— Более чем, — с готовностью откликнулась Кедвин, усаживаясь в кресло. — Разговор с Мишель придется отложить назавтра… Так что выкладывай. Полагаю, до самого интересного ты еще не добрался. Если я поняла правильно, после стычки со Стивеном Кином ваши отношения начали как-то налаживаться?
— Я тоже так думал, — вздохнул Митос, присаживаясь на подоконник. — Он, конечно, вел себя по-свински, но уже начал снова со мной разговаривать. Мы снова ходили в бар к Джо…
— И что вам снова помешало договориться?
— Не «что», — вздохнул Митос. — «Кто». Байрон.
— Байрон? — Кедвин даже выпрямилась. — Постой-ка! Я помню эту газетную шумиху! Вы-то с МакЛаудом как во все это замешались?
— А ты знала Байрона?
— Ну, не то чтобы знала… Случилось столкнуться лет сто назад. — Кедвин снова откинулась в кресле и сцепила пальцы. — А что?
— Расскажи о нем.
Кедвин пожала плечами, но спорить не стала.
— Он был… необычным. Я всегда думала, что для Бессмертного подобный талант — предмет лишний. Но природа часто шутит злобно. Мы с ним встретились на одной светской вечеринке. Он пытался ухаживать за мной, читал стихи — замечательные стихи! Потом предложил уединиться. Смелый мальчик. Особенно с учетом того, что он к тому времени был совершенно пьян.
— И как впечатления? — полюбопытствовал Митос.
— А никаких впечатлений. Сил ему хватило только на то, чтобы добраться до кровати. Я немного посидела с ним. Жаль стало, ему было по-настоящему плохо… Он немного разговорился, правда, стихов больше не читал. Все вспоминал своего учителя, говорил, что это был единственный человек, который его всегда понимал и которому он мог доверять без опаски. Имени он так и не назвал.
— Если бы и назвал, оно бы тебе ничего не сказало, — произнес Митос, отворачиваясь. — Да, он очень любил своего учителя, хотя никогда не относился к нему, как к отцу. Скорее как к старшему брату.
Кедвин глянула на него, прищурившись:
— Это был ты, правильно?
— Да. Он не знал, кто я на самом деле.
— Он знал, кем ты был для него, — Кедвин встала и подошла к нему. Снова тронула его за плечо. — Как же так получилось?
— С МакЛаудом? Очень просто. Видишь ли, у Джо в баре тогда появился новый музыкант — молоденький парнишка по имени Майк. Очень талантливый. Не знаю, за каким чертом туда занесло Байрона, но он Майка тоже заметил. И пригласил к себе. Тот, как выяснилось, был его давним поклонником. Ну, а развлечения у Байрона всегда были опасными. В общем, парнишка умер от передозировки наркотика. МакЛауд разозлился, обвинил во всем Байрона…
— И ты не пытался его остановить?
— Почему? Пытался. Я разговаривал с обоими. Ну, Байрон, он… Ему уже незачем было жить, он это чувствовал, и обсуждать эту тему не захотел.
— А МакЛауд?
— Он все решил сам, — проговорил Митос. — Мне показалось даже, что он именно потому и настаивал на своем, что защищать Байрона пытался я. Как будто хотел показать лишний раз, как мало я имею на него влияния. Я не стал спорить и не стал ничего доказывать. В конце концов, они оба принимали решение.
