– За малышей!

Его волосы отливали серебром в свете свечей, ровные белые зубы блестели в улыбке. Под его восхищенным взглядом Лейни чувствовала себя женственной и привлекательной. Впервые за все эти недели. Он поднял бокал:

– За мою прелестную жену. Мы целую неделю женаты, подумать только! За мать моих сына и дочери.

Она застенчиво коснулась его бокала своим, и они стали пить, не сводя глаз друг с друга.

– У меня для тебя подарок.

– Еще один? После ужина при свечах?

Было поздно. Маленький столик давно унесли. Миссис Томас ушла домой. Лейни сидела, подложив под спину подушки, сытая и довольная. После обеда они с Диком прошлись по дому, и это помогло немного облегчить ноющую боль между бедер. Сын шумно сосал грудь. Его сестра лежала рядом с матерью.

Дик поставил на колени большую, завернутую в нарядную бумагу коробку.

– Сможешь открыть одной рукой, или мне помочь?

– Разверни бумагу сам.

У Тодда появилась привычка закатывать истерики, если обед запаздывал или прерывался.

Дик выдержал драматическую паузу и с плохой имитацией барабанной дроби открыл коробку, вынул тридцатипятимиллиметровую камеру, со вспышкой и съемными объективами, и поднес жене на вытянутых руках.

Лейни долго, молча смотрела на камеру.

Осторожно дотронулась и посмотрела на Дика. Ему не нужны были слова. Он понимал, какое значение имеет для нее этот подарок. Его глаза повлажнели, когда она провела пальцем по его губам.

– Спасибо.

– Наши дети будут фотографироваться так часто, что у них перед глазами запляшут желтые и фиолетовые пятна! – объявил он под ее смех. – Каждый день их жизни будет запечатлен. Если ты захочешь, конечно! Потом они узнают, как сильно мы любили их с самого начала!

Прежде чем она снова заплакала, он вынул руководство.

– Но сначала я должен научиться управляться с этой штукой.

Ей нравилось его беспечное настроение. Весь день она либо рыдала, либо была на грани слез. Эта безопасность, чувство близости, потребности и нужности были чем-то таким, чего она не ожидала от жизни. Она уподоблялась человеку, выросшему в пустыне и неожиданно перенесенному в дождевой лес. Эти эмоции были слишком новы, чтобы так быстро с ними освоиться.

Еще несколько месяцев назад она была совершенно одинока. Теперь же с ней трое любимых людей. Полюбят ли они ее в ответ? Трудно сказать…

Дети наверняка полюбят. Как сказал Дик, дети инстинктивно любят родителей, особенно матерей. Дик?

Она наблюдала за Диком, корпевшим над руководством и изучавшим кнопки на камере. Он так красив. Добр. Щедр. Добродушен. Но любит ли он ее? Он ни разу не сказал о любви.

Оба сознательно избегали разговоров о будущем. «Когда родится ребенок…», «До тех пор, когда…»

Но что теперь? Они не могут жить в этом крошечном доме, где и для двоих мало места. Дик не может продолжать вести дела по телефону. Что-то нужно предпринять. Что-то должно случиться. Что?!

Лейни боялась предположить.

Но сегодня вечером она не хотела об этом думать. Сегодня хотелось понежиться в тоненьком лучике света. До этого жизнь была такой блеклой!

Тодд насытился. Но когда она попыталась отнять его от груди, недовольно стукнул в материнскую грудь крошечным кулачком и снова принялся сосать. Лейни восторженно засмеялась. Вспышка камеры сработала, и Лейни, вскинув голову, успела увидеть торжествующую ухмылку Дика. Похоже, он ужасно доволен собой!

– Это numero uno.

Он снова навел на них объектив.

– Не следует фотографировать меня в таком виде, – пробормотала Лейни, встревоженно оглядывая свои голые груди.

– Почему нет? Ты ослепительна.

После душа она скрутила волосы в узел, который к этому времени успел распуститься. Легкие прядки обрамляли ее щеки и лежали на шее. Розовая кожа сияла в неярком свете. Шелковый халат идеально оттенял ее женственность. Дик выбрал цвет, напоминавший ему серую голубизну ее глаз.

Один за другим он сделал несколько снимков. Лейни отняла Тодда от груди. Он недовольно сморщил личико, но срыгнул и устроился у нее на руках, как насытившийся деспот.

Родители благодушно смеялись.

– Дай мне поросенка! – попросил Дик, отложив камеру. – Тодд, разве ты не знаешь, что нужно оставить молока сестре?

Лейни приложила дочь к другой груди. Дик завороженно наблюдал за ее грациозными движениями. Она взяла грудь в руку и подвела сосок к жадному ротику Манди. Он чувствовал себя извращенцем на пип-шоу и проклинал натянувшуюся ширинку.

– Счастлива слышать, что ты зовешь его по имени, – заметила Лейни. – Очень боялась, что он так и пойдет по жизни Скутером.

Не услышав ответа, она подняла голову и увидела, что он не отрывает глаз от ангельского личика Манди, прижатого к ее груди.

– В ту ночь, в лифте, до аварии… ты заметила меня?

Она ужасно удивилась, не зная, что ответить. Вообще Лейни не имела привычки наблюдать за мужчинами. Она всегда считала, что нет смысла начинать ни к чему не ведущий флирт. В отличие от большинства современных женщин, не боявшихся выразить неприкрытый интерес к привлекательному мужчине, Лейни редко позволяла себе посмотреть на него в упор.

– Я вообще не обращаю внимания на мужчин. Ты знаешь, почему. Но да, я заметила твои волосы. И одежду, – призналась она.

– Одежду, – хохотнул он. – Интересно. А я мысленно раздевал тебя.

Она недоверчиво заморгала.

Он наклонился вперед и прошептал:

– Неужели не поняла?

Лейни покачала головой.

– Мы никогда не говорили о той ночи, Лейни.

– Не уверена, что стоит об этом говорить.

Он был уверен в обратном.

– Помнишь, я снял твой жакет?

– Да. Это было необходимо?

– По размышлении… – нахмурился он, – возможно, нет. Но тогда казалось необходимым. А может, мне просто был нужен предлог тебя коснуться.

Он понизил голос:

– Я расстегнул твою блузку.

– Помню, – с трудом выдавила она.

– Основание ладони случайно коснулось твоей груди. Едва-едва, не больше чем на мгновение. Но я услышал, как ты тихо охнула. Более сексуального звука я в жизни не слышал. Именно тогда я и захотел тебя.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.

– Я этого не знала. Клянусь, что, когда ты нес меня в свою квартиру, я почти теряла сознание. Понятия не имела…

– Лейни, – перебил он, погладив ее по щеке, – тебе совершенно ни к чему оправдываться. Это я был соблазнителем. Не ты. Я понимал, ты не сознавала, что происходит. Но все случилось.

Он вынул шпильки, которыми были сколоты ее волосы, и они рассыпались по его рукам, как солнечные лучики.

– Когда ты разделась, у меня чуть сердечный приступ не случился.

Смущенная Лейни спрятала лицо в его ладони.

– Почему я это сделала?

– Думаю, твое подсознание молило тебя открыться для любви. Раньше с тобой ничего подобного не происходило. Ты хотела, чтобы кто-то взглянул на тебя и понял, как ты желанна. А ты была желанной. Очень, – хрипло шептал он. – Благодарю Бога, что ты выбрала меня своим первым мужчиной. Я так сильно хотел коснуться тебя, прижаться всем телом к твоему. Ты была великолепна. Вся. Неужели до сих пор винишь меня за ту ночь? Помнишь, что я предлагал остановиться?

– Да, – тихо простонала она, когда его губы прижались к уголку ее рта.

– Но, честно говоря, не знаю, смог бы это сделать. Когда наши тела были так близко, когда я отведал вкус твоих губ, твоих грудей, ласкал тебя, вряд ли смог бы остановиться, какой бы веской ни была причина. Я просто должен был получить тебя!

– Я хотела, чтобы ты любил меня.

– Ах, Лейни…

Он прижался к ее лбу своим и зажмурился. Его дыхание овеяло ее лицо.

– Я чертовски рад, что ты наконец сказала это.

Оба сознавали, что значит для нее такая исповедь. Тогда она хотела его. Нуждалась в нем. Тянулась к нему. Возможно, она снова захочет его и станет нуждаться в нем, сейчас или в будущем. Для Лейни это было громадным скачком к доверию. Для Дика – маленьким шажком к обретению ее доверия. Теперь они шли в одном направлении, а не тянули в разные стороны.