– Стоит ли меня осуждать? Я едва привыкла к незнакомому человеку, ворвавшемуся в мой дом и смеющему меня ласкать. Поставь себя на мое место и спроси, что бы ты сделал? Что бы чувствовал?

Он сжал ее лицо руками и смотрел в глаза целую неловкую вечность.

– Но все не совсем так. В ту ночь, в моей квартире, я видел, что ты изголодалась по прикосновению другого человека. Что ты жаждала любви. Ты очень грустна, Лейни Маклауд, и я намерен выяснить почему. Все это часть плана развеселить тебя, – сообщил он, легонько ее целуя. – Кстати, к твоему сведению: если бы ты перебралась ко мне и захотела коснуться, я обезумел бы от счастья.

Дик снова припал к ее губам.

– А теперь – спать. У тебя был трудный день, – велел он, поднимая ее с дивана и мягко подталкивая к спальне. Она и не подумала спорить. Вынула одежду, которую собиралась завтра надеть на работу, и уже хотела откинуть одеяла, когда вошел Дик.

– Распакую вещи утром, – заявил он, зевая. – У нас почти не осталось молока. Приносит молочник или покупаешь в магазине?

– Покупаю. Что ты делаешь? – ахнула она, когда он стал снимать толстовку.

– Раздеваюсь.

Отшвырнув толстовку, он сел на кровать и стал стягивать туфли.

– А теперь сброшу джинсы.

Он встал, расстегнул молнию, выступил из вылинявших потрепанных джинсов, нагнулся, поднял их и стал складывать. Оставшись в белых плавках, аккуратно повесил на спинку стула и повернулся к ней лицом, совершенно не стыдясь своей наготы.

– Ты не замерзла? Скорей под одеяла!

Но Лейни стояла, словно примерзнув к месту, и тупо наблюдала, как он идет к ней. Ее рука так и застыла на одеяле. Другая была прижата к сердцу.

– Ты выглядишь соблазнительным кремовым десертом, – прошептал он, сжимая ее плечи и пожирая зелеными глазами.

Желтая ночнушка была старой, но Лейни любила ее и считала самой уютной: в стиле ампир, без рукавов, с круглым вырезом, открывавшим ложбинку между грудями, и продернутой под ними ленточкой. Сорочка доходила до пола и была достаточно широка, чтобы вместить живот. До этого момента Лейни и не подозревала, насколько прозрачна сорочка, и теперь под взглядом Дика в ужасе ощутила свою наготу.

– Твои соски тоже изменили цвет. Стали темнее, верно? Но мне нравится.

Его палец коснулся сначала одной, потом другой чувствительной вершинки. Ночнушки с таким же успехом вообще могло не быть, потому что его пальцы обожгли ее плоть.

– Ложись!

Он хотел подвести ее к кровати, но она сопротивлялась, как неваляшка, которую нельзя уложить. С трудом обретя дар речи, она выдохнула:

– Не собираешься же ты спать здесь, со мной?

– Именно!

– Ты не можешь!

– Почему?

– Почему? Потому что не хочу! Можешь остаться на ночь, поскольку уже поздно. Но утром тебе придется уйти. Я придумаю, как решить нашу… э…

– Проблему?

– Именно проблему! – завопила она, взбешенная его спокойствием.

Он отвернулся и стал мерить шагами комнату, старательно изучая пол, после чего резко повернулся и коротко спросил:

– Где же ты предлагаешь мне спать?

Она почти увидела его в зале суда, допрашивающего очередного беднягу, где тот был в ночь убийства. Его глаза впивались в нее, да и манеры и осанка были уничтожающими, даже при отсутствии костюма-тройки, который он, возможно, надевал на заседания.

– Во второй спальне нету кровати, и будь я проклят, если собираюсь втискивать свои семьдесят пять дюймов в шестидесятидюймовый диван!

– Тебе следовало бы подумать об этом, прежде чем врываться… ой!

Она схватилась за бок.

– Что это?! О господи! Черт, Лейни! Что случилось?!

– Ничего, ничего, – поспешно ответила она, так и не разогнувшись. Потом медленно выпрямилась, нетерпеливо отстраняя его руки.

– Просто колика, – выдавила она между стонами. – Иногда случается.

– Ты говорила доктору? Что он сказал? Прошло? Как часто это бывает? Господи, больше не смей так меня пугать!

К этому времени оба лежали в постели под одеялами, и он озабоченно ощупывал ее, выискивая возможные увечья.

– Все прошло. Я в порядке.

– Уверена?

– Да. Дик…

– Мне нравится, как ты произносишь мое имя.

– Дик, перестань…

Но он не позволил ей договорить. Закрыл рот губами, успев пробормотать:

– Всего лишь поцелуй, Лейни. Всего лишь поцелуй.

Он долго терзал ее губы, пока не устал от игр и проник в ее рот языком. Вовлек ее язык в изысканный танец, пока всякое сопротивление не растаяло. Они жадно упивались друг другом.

Он обволакивал ее. Его запах, вкус, ощущение поросшей грубыми волосками кожи стали такими же необходимыми. Как и в ту ночь. И в ней снова возродилась глубинная потребность в нем. Если он не дотронется до нее, если не поцелует, она точно умрет!

Его мужское достоинство, горячее и твердое, прижималось к ее бедру. Она хотела снова почувствовать его в себе, глубоко, до конца. Пульсирующее, заполняющее унылую пустоту, бывшую ее жизнью. Но она не могла позволить ему узнать это. Не могла.

– Лейни, – пробормотал он, чуть отстраняясь и обводя ее губы кончиком языка. – Ты восхитительна. Лучше любого десерта. Я не смогу насытиться тобой. Никогда.

Его губы скользнули к ее шее, легонько прикусили.

– Боже, я мечтал об этом столько месяцев! Тосковал о тебе с того момента, как понял, что ты исчезла. Жаждал снова обнять тебя. Прижать к себе твое сладкое тело. Ощутить твой вкус.

Его рука нашла ее груди, теплые и полные, и стала осторожно массировать, пока ее соски не затвердели. Дик опустил голову и стал целовать их сквозь прозрачную ткань, увлажняя ее. Лейни тихо вскрикнула, и он мгновенно вскинул голову.

– Черт, – выдохнул он, явно недовольный собой, и положил голову на ее груди, пока дыхание не стало ровным.

Когда наконец он взглянул на нее, его глаза горели внутренним огнем, временно утихшим, но не погашенным. Все еще тлеющим.

– Я целый день запугивал тебя. Но и торопить не хочу. Когда я пришел в спальню, пообещал себе, что мы будем спать рядом и ничего больше.

Он протянул руку и погасил свет:

– Как ты обычно спишь?

Лейни была охвачена жарким желанием. Приходилось сосредоточиться, чтобы дышать ровно. Она не позволит ему узнать, что под маской равнодушия сердце норовит вырваться из груди. Она знала: стоит коснуться его, положить руку на плечо в безмолвной мольбе, и он забудет об угрызениях совести и займется с ней любовью. Но как бы сильно она ни хотела Дика, не может этого допустить. Пусть лучше он оставит ее в покое, чем потом жалеть о своем слишком импульсивном поведении.

Она повернулась лицом к стене.

– Вот так.

– Прекрасно. Я не буду толкать тебя. Спокойной ночи.

Он поднял волосы с ее шеи и нежно поцеловал. А потом нащупал ее ноги своими и стал греть. Слегка сжал плечо.

Лейни поверить не могла, что позволяет ему все это. Страсть – одно, она не требует эмоций. Всякий может ее испытывать. Но спать с кем-то, просто спать – это почти обет. Клятва верности. Эмоциональные обеты означают риск, который она не может себе позволить. А давать мужчине даже самые незначительные обеты – немыслимо. У него есть власть над ней. Он сильнее. И остается чужим человеком. Но, боже, каким знакомым чужаком!

Она наслаждалась дуновением его дыхания. Тепло, исходившее от него, пронизывало ее тело. Ночь была не такой темной и одинокой, потому что он рядом. Кто-то вместе с ней слушал ночные шумы, не казавшиеся такими пугающими. Еще одна ночь с ним ей не повредит.

Она с чистой совестью заснула.

Однако утром она была вынуждена оправдать свои действия. Вчерашние рассуждения казались при свете дня не такими убедительными. Пока она поспешно принимала душ и красилась, успела немного отрезветь и снова была раздосадована своим поведением. Почему она позволила ему спать рядом, держать ее в объятиях?

Один раз, когда ребенок снова растревожился и стал толкаться, она заворочалась, пытаясь принять удобную позу, мысленно уговаривая его расслабиться и дать отдых, в котором она так нуждалась.