Обозвав себя идиотом и мазохистом, он отстранил ее.

– Доброй ночи, Лейни, – хрипло выдавил он.

Она не сразу отодвинулась, и колебания выдали ее с головой. Он все понял по нерешительности, с которой она отвернулась от него.

– Доброй ночи, – едва слышно пробормотала она.

Он прижал ее к себе, так что ее попка легла в ложбинку его бедер. Она тихо охнула, ощутив его напряженную плоть, но не попыталась вырваться. Его рука скользнула под ее ночнушку и снова стала гладить живот. Их волосы перепутались на подушке. Она подвинулась еще ближе.

Дик улыбнулся в темноту.

Наутро она проснулась в одиночестве и, поняв это, тут же в панике вскочила. Неужели он уехал навсегда?

Но шкаф был открыт. Его одежда по-прежнему висела там. Рядом с ее собственной.

Она прижала руку к груди, чтобы утихомирить сильно бьющееся сердце.

Неужели ей не все равно, что он может исчезнуть так же неожиданно, как появился?

Раздраженная ответом, мелькавшим в мозгу, как световая реклама, она отбросила одеяло. Часы на тумбочке показывали полдень. Как же она устала, если проспала столько времени!

Дик вернулся с пробежки, когда она сидела на кухне и пила апельсиновый сок. Она приняла душ и оделась в джинсы для беременных и просторный вязаный свитер, который отыскала в магазине армейской одежды. Рукава были слишком длинны, поэтому она закатала их до локтей. Подбородок почти утопал в объемном высоком вороте.

– Вставай! – велел Дик, широко улыбаясь. Несмотря на холод, он был весь в поту. Ей было приятно видеть, что он надел подаренную ею повязку.

Сбитая с толку Лейни повиновалась. Он взял ее руки, развел в стороны и оценивающе оглядел:

– Ты абсолютно неотразима, – констатировал он, похлопав ее по животу. – Мне нравится такой костюм. Как насчет поцелуя?

– А как насчет душа? – парировала она.

– Тут ты права, – рассмеялся он, смахивая каплю пота с указательного пальца на ее щеку.

– Вперед!

– Ладно-ладно!

Лейни, улыбаясь и качая головой, сунула в тостер два ломтика белого хлеба. Кажется, у него хорошее настроение. Вот и прекрасно! Похоже, все как всегда. И они забудут о вчерашней ссоре.

Но по мере того, как отдых подходил к концу и они проводили вдвоем все больше времени, ее постоянно терзали мысли о том, что он вот-вот заговорит о свадьбе. А он заговорит. Она точно это знает!

Но не выйдет за него. Это неоспоримый факт. У нее не будет мужа ни при каких обстоятельствах, особенно таких, в которых она сейчас находится.

Она не питала девических иллюзий относительно нежных чувств Дика к ней. Он здесь потому, что она носит его ребенка. Больше причин нет. Она не верила, что он рассчитывал на продолжение отношений с ней до того, как узнал о беременности. Возможно, и рассчитывал. Но и это неудивительно. Дик Сарджент привык выигрывать. Ему не понравилось, что она не бросилась ему на шею. Все равно что проиграть дело из-за технических погрешностей. Посчитал оскорблением ее побег без всяких объяснений. Она олицетворяла вызов его эго. Не привык, что женщины скрываются от него «наутро после». Мужчина вроде Дика просто не может не начать охоту за такой женщиной.

И хотел он ее только потому, что хотел ребенка. Единственное, чего не хватало ему в жизни. Он успешен, богат, красив. У него есть все, кроме наследника, которому можно передать имя. Судя по некоторым его словам, он был крайне озабочен отсутствием детей. Сам Дик происходил из большой семьи, придававшей большое значение продолжению рода. Ему уже немало лет. Давно пора завести жену и детей. Лейни – всего лишь средство добавить один недостающий элемент в его прекрасно организованную жизнь.

Поэтому он будет настаивать на свадьбе. А она будет продолжать отказываться. Тупик. А что потом? Что будет, когда появится малыш? Неужели он… способен отнять у нее ребенка?

Она украдкой наблюдала за Диком, корпевшим над деловыми бумагами. Тяжелые пухлые конверты, содержавшие контракты и документы, прибыли со вчерашней почтой. Отблески огня серебрили его волосы. Брови, тоже припорошенные серебром, были сосредоточенно сведены на переносице. Губы задумчиво поджаты. Но почему-то это выражение было знакомым и трогательным.

Нет, он не станет красть у нее ребенка! Не воспользуется своими связями и авторитетом.

Но она тут же вспомнила, как неумолимо он ворвался в ее жизнь, и поняла, что обманывает себя.

У нее заледенела кровь. Будет суд, а ведь он знает все уловки. Все ниточки, за которые можно дернуть. Все нужные слова.

Он объяснит суду, что она не позаботилась сообщить ему о ребенке. Назовет цифру ее жалкого жалованья. Укажет, что этого достаточно, чтобы растить младенца, но сколько денег нужно, чтобы послать его в школу, оплачивать счета доктора, покупать одежду, послать подростка в колледж? Явно недостаточно…

Должно быть, на лице Лейни отразилась такая мука, что Дик, случайно подняв голову, встревоженно спросил:

– Лейни, дорогая, опять колики?

Его голос словно ощутимо дотянулся до нее, приласкал и согрел. Лоб обеспокоенно наморщен.

Она продолжала твердить себе, что он не причинит ей зла. Он сам так сказал, и не один раз.

– Нет, все в порядке. Просто думаю о том, что на следующей неделе нужно возвращаться в школу.

Все же, хотя дни проходили в явной гармонии, она продолжала волноваться. Но тут случилось кое-что, значительно улучшившее ее финансовое положение. Но известие само по себе было шокирующим.

Как-то днем, когда Дик разговаривал по телефону с одним из своих нью-йоркских помощников, раздался звонок на ее линии. Она с трудом встала с дивана, чтобы взять трубку. Дик раньше закончил разговор и, когда она повесила трубку, уже стоял за ее стулом.

Несколько секунд она тупо смотрела на телефон.

– Надеюсь, ничего страшного? – не унимался Дик.

Она стряхнула тревожные мысли и рассеянно взяла его за руку.

– Нет, ничего плохого. Скорее, хорошее, – пробормотала она, прежде чем снова погрузиться в свои мысли.

– Лейни, – засмеялся он, тряхнув ее руку, словно хотел разбудить. – Мне клещами из тебя тянуть каждое слово?

– О, прости, это риелтор из Талсы. Перед отъездом я выставила дом матери на продажу. Сказала риелтору, что продать нужно срочно. Вся мебель так там и осталась. Она звонила сказать, что несколько раз показывала дом супружеской паре и они готовы подписать контракт.

– Прекрасные новости!

Она попыталась улыбнуться, но не смогла.

– Да.

– Иди сюда, – шепнул он, потянув ее на диван. – Что тебя беспокоит?

Лейни, злясь на себя, отвела глаза.

– Глупо, конечно. Я действительно хотела продать дом, но…

– Твоя мать умерла?

– Да, – кивнула она, недоуменно глядя на него. – Но ведь ты знал это, верно?

– Я предположил, когда ты сказала, что одна на всем свете. Но ты никогда о ней не говорила.

– Не говорила? – переспросила она дрожащим голосом. – Странно.

Он долго изучал ее, прежде чем спросить напрямик:

– Когда она умерла?

– Почти два года назад.

– Как?

Она дрожащей рукой откинула волосы с лица:

– Мы думали, что у нее язва. Но все оказалось… гораздо хуже.

Она судорожно схватилась за горло.

– Ее положили в больницу, но через несколько недель она умерла.

Он стиснул ее руки.

– Если не хочешь, ни к чему продавать дом. Позволь мне позвонить риелтору и посоветовать не торопиться, пока не примешь окончательного решения.

Первым ее порывом было согласиться. Но возобладал здравый смысл. Если Дик попытается получить право опеки над ребенком, ей понадобятся деньги.

– Нет-нет, – отказалась она. – Я никогда больше не буду там жить. Лучше его продать. Риелтор просит меня приехать в субботу.

– Я отвезу тебя.

– Я сама поеду.

– Я отвезу тебя.

– Кусты нужно подстричь, – заметила Лейни, когда машина остановилась на подъездной дорожке дома, в котором они с матерью жили, сколько она себя помнила.