***

Айзек действительно ждет - красивое, со слегка неправильными чертами лицо освещает радостная улыбка, стоит Питеру переступить порог уже пустующего бара. Стакан виски вместо приветствия - мальчишка улавливает усталость мужчины, робко улыбается, прикрывая глаза густыми пушистыми ресницами, когда Питер перегибается через стойку, касаясь его губ своими. Это даже не поцелуй, это просто “здравствуй, Айзек”, произнесенное прямо в приоткрытые губы. Подросток впивается кончиками пальцев в барную стойку, вдыхая эту фразу, прогоняя ее по легким, насыщая ею, как кислородом, кровь, и сладко жмурясь от ее отголосков, мягким пьянящим дурманом ударивших в голову.

Питер внимательно смотрит на его руки, игнорируя попытку спрятать ладони под стойку, перехватывает узкое запястье, наклоняясь, медленно и с удовольствием проводя губами по длинным тонким пальцам, по припухшим, сбитым костяшкам, собирая еще хранящийся на них привкус крови. Айзек, кажется, даже не дышит, послушно подавая вторую руку. Альфа кладет обе его ладони на барную стойку, пару секунд любуясь контрастом бледной кожи и темного дерева, но не задает вопроса, которого Айзек ждет, и на который совершенно точно не хочет отвечать. Хейл просто произносит:

- Тебе нужна какая-нибудь заживляющая мазь, - Питер действительно не разбирается в этом аспекте фармакологической индустрии - зачем бы ему?

Школьник густо краснеет, мотая головой - темного золота кудряшки прилипают к мгновенно вспотевшему лбу, и еле слышно отвечает:

- Бесполезно.

Питер пожимает плечами, выпрямляясь, обхватывает обеими руками стакан, задумчиво разглядывая его содержимое.

- Я прочел книгу, про которую ты говорил, - мальчик снова неловко и украдкой улыбается. - Льюиса.

- И как тебе?

- Мне… понравилось. Захотелось прочитать что-нибудь еще, что вызывает подобные эмоции, - вопросительный взгляд серо-голубых глаз заставляет мужчину невольно улыбнуться.

- Я подумаю, что тебе посоветовать.

- Классно, - подросток улыбается шире, более открыто, не отводя взгляда. Питеру определенно нравится его улыбка.

Айзеку тоже нравится улыбка мужчины - всегда слегка ехидная, и самую малость самодовольная, нравится взгляд, в котором не отражается привычной уже, и от того почти ненавистной Айзеку жалости. Лейхи часто жалеют взглядом - “бедный мальчик, такой худой, бледнющий, работает ночами”, - и эти взгляды заставляют все внутренности сжиматься в рвотном позыве. Будто бы его ощупывают холодными, мертвыми пальцами этой безразличной жалости, оставляют отпечаток, ослабляя, не давая выбраться из этого состояния, забирая все силы. В глазах Питера Айзек не видит жалости, в них есть что-то другое, незнакомое, переплетение сильных эмоций, которым мальчишка никак не может подобрать определения. И уверенность - много уверенности, и во взгляде, и в движениях, в жестах, в словах. Айзека гложет любопытство, которое он, впрочем, не спешит удовлетворять - вопросы в любом случае не сложатся красиво, а краснеть, и смущаться собственной несвязности мыслей подростку совсем не хочется.

Мальчишка чуть вздрагивает, чувствуя прикосновение ладони к щеке, невольно прижимается, жмурясь. Оборотень чувствует усталость мальчишки, и единственное о чем жалеет - что ночь парню предстоит бессонная, да и еще, скорее всего, в полицейском участке, откуда его отпустят к утру, взяв несуществующие телефоны несуществующих родственников, обещание появляться раз в месяц в участке, и очередные лживые показания насчет разбитых рук. Полгода до восемнадцати - служба по делам несовершеннолетних не станет возиться с почти взрослым парнем, у которого есть работа, пусть и не вполне легальная, у которого есть жилье, и, как Питер понял, право на отцовский бизнес, приносящий хоть какой-то, но доход. Скорее всего - дадут льготу на оплату счетов, да отстанут от школьника.

- Ты засыпаешь, - Хейл усмехается, когда Айзек медленно, нехотя открывает глаза, но не убирает руку, к которой мальчишка прижимается щекой.

- Сегодня была тренировка, - медленно проговаривает, давя зевок.

- И какой теперь вид спорта считается приоритетным в школе? - Питер все-таки убирает руку, делая еще глоток виски.

- Лакросс, - Лейхи пожимает плечами, облокачиваясь на стойку рядом с мужчиной. - Я в нем не слишком хорош. Ну, как и во всем остальном, что касается учебы, если честно.

- Ты же неглупый парень, - Питер хмыкает, качая головой.

- Ну и что, - школьник качает головой. - Просто… неинтересно, знаешь.

Хейл отставляет недопитый стакан, поворачиваясь к подростку, улавливая будоражащий аромат возбуждения, усиливающийся с каждым осторожным выдохом через приоткрытые влажные губы.

- Можешь остаться на ночь здесь? - Питер бы предложил мальчишке и свою постель, но вопрос этот - чистая формальность, потому что ответ заранее известен. Подросток предсказуемо качает головой, сутулясь, прогибает спину, сильнее опираясь на локти и невольно приподнимая бедра - слишком провокационная поза, чтобы оставить ее без внимания.

Мужчина обходит барную стойку, подходя к следящему за ним краем глаза подростку. То, что позы Айзек не меняет, наводит на мысль, что и принята она не случайно. Питер проводит руками от напряженных плеч к пояснице, слегка сжимая пальцы под выступающими дугами ребер, успокаивает сбивающееся от происходящего дыхание, не отводя взгляд от покорно выставленного напоказ загривка - кусай, помечай, делай своим - инстинкты одинаковы у всех хищников. Ладони соскальзывают на бедра, оглаживая плотно обтянутые темной грубой джинсой ягодицы, Хейл прижимается к ним пахом, не пытаясь скрыть от мальчишки своего возбуждения. Айзек тихо стонет, цепляясь пальцами за край стойки, выгибается сильнее, неловко разводя ноги шире, дрожит от прикосновений рук к голой коже, когда Питер приобнимает его, прижимаясь грудью к спине, и проводит ногтями по напряженным чувствительным соскам.

- Не думаю, что ты готов к тому, чего просишь, - Айзек чуть ли не скулит, выгибаясь под мужчиной.

- Готов, - еще и находит в себе силы спорить, несмотря на то, что голос срывается до хриплого шепота, и Питер даже не видя лица мальчишки знает, что губы у него чуть дрожат.

- Ложь, - Хейл слышит неуверенность - не в голосе, в ритме бьющегося под ладонью сердца, - не торопись. Никогда не торопись там, где дело касается тебя и твоих ощущений. Любая боль накладывает неизгладимый отпечаток на сознание, а я не хочу причинять тебе боль.

Мальчишка мотает головой, выгибаясь сильнее, и ложится щекой на стойку, перехватывая руки мужчины, опуская их на свои бедра. Альфа глушит торжествующий рык, все еще стараясь трезво оценить ситуацию. От выгибающегося под ласками стягивающих с него одежду рук подростка этого ожидать совершенно точно не приходится, но и контроля над собой становится невозможно мало, когда под ладонями оказывается голая кожа - разгоряченная, гладкая, бледная, на которой остаются следы даже от несильного прикосновения.

Подросток дрожит, нервничает, но боится отказать - хищник усмехается про себя, еще раз оглаживая гладкие, худощавые бедра, и обнимая мальчишку обеими руками. Айзек интуитивно понимает, что ему собирается сказать мужчина, разворачивается лицом, настойчиво отталкивая руки Питера, упирается ладонями в его грудь, заставляя сделать шаг назад, и резко опускается на колени - все это занимает не больше пары секунд, и Хейл подчиняется каждому движению мальчишки скорее от неожиданности, изумленно глядя на макушку сосредоточенно расстегивающего его ремень парня.

- Айзек…

Мальчик не поднимает взгляда, расправляясь цепкими пальцами с ремнем и джинсами, невзначай будто оглаживая легкими прикосновениями натянувшую ткань белья плоть.

Питер не останавливает его, потому что с той решительностью, которой разит от юноши, можно брать города. Хейл осторожно откидывается на стоящие позади полки, мысленно оценивая их устойчивость, и оставшись вполне удовлетворенным результатом, опускает одну руку на курчавую золотистую макушку, ободряюще поглаживая, мягко толкаясь бедрами навстречу горячему влажному рту. Неумелость окупается старательностью, неловкие прикосновения зубов - виноватым взглядом из-под длинных ресниц. Припухшие покрасневшие губы однозначно лидируют в списке самых соблазнительно-пошлых видений на памяти Питера.