Дождь за окном уже превратился в снег, и Ньют представляет, как крупные снежные хлопья, облепили все здание снаружи, вытягивая последнее тепло. Ближайшие несколько часов обещают быть холодными, а единственное, что Ньют может сделать с камином - использовать в нем летучий порох. И то, конечно, не в этом камине.

Ньют ведет кончиками пальцев по холодной и сухой, будто бумажная маска, щеке Персиваля, надеясь увидеть хоть какую-то реакцию на прикосновение - хоть трепет ресниц, хоть едва изменившийся ритм дыхания. Но ничего не происходит, только дыхание аврора становится тяжелее, будто дается мужчине с большим трудом.

Ньют приносит одеяло из своей спальни и еще одно из своей каморки в чемодане, где он часто спал, когда больше негде было остановиться. На первое время, хоть на пару часов, этого тепла должно хватить, а Ньюту нужно попытаться претворить в жизнь идею универсального противоядия, которую он давно уже вынашивал, но руки вот никак не доходили.

Потом нужно будет подумать о том, как прогреть стремительно остужающееся помещение. Волшебного огня, разожженного в камине надолго не хватит - Ньют никогда не был силен в бытовых заклинаниях, а вдобавок ничего не смыслил в магловской технике - хуже и быть не может.

- Мне нужно будет спуститься в чемодан, - обращается Ньют к нюхлю, беспокойно и испуганно пристроившемуся на углу кровати рядом с подушкой. - Мне нужно приготовить кое-что для него. Хоть что-то. Слезы феникса у меня есть, может мне удастся уговорить единорога… - Ньют вздыхает. Расставание с каждой каплей своей крови единороги рассматривали как личное оскорбление, а единорог у Ньюта вообще был только один, к тому же, обладающий на редкость вздорным для такого чудесного создания характером.

Начать стоило со слез феникса. Фоукс, подаренный им Дамблдору, всегда был щедрой и добросердечной птицей.

- Мне нужно, чтобы ты присмотрел за ним, хорошо? - Ньют неожиданно для себя вздрагивает от пробившего тело озноба, только сейчас понимая, что он по прежнему в мокрой рубашке и штанах в довольно-таки прохладном помещении. - Я ведь знаю, что ты понимаешь.

Нюхль осторожно кивает. Так осторожно, будто дает понять - в этот раз я это сделаю, но по любому другому поводу - имей в виду - я не понимаю ни единого человеческого слова.

- Просто беги ко мне, если что-то случится. Вообще, что угодно. Если что-то изменится - беги ко мне со всех лап. Понял?

Нюхль издает обеспокоенное ворчание, кивая.

Для того, чтобы обработать тонкую, глубокую рану, оставленную мантикорой на руке аврора хватает и тех зелий, что у Ньюта уже есть в арсенале. Кожа срастается быстро и хорошо, может быть даже шрама не останется, или останется совсем тонкий, но Персивалю от этого не становится ни лучше, ни хуже - в его состоянии вообще ничего не меняется.

В зельях Ньют с детства был хорош, как говорил его профессор, смелости, остроты ума и фантазии ему хватило бы, чтобы стать великолепным зельеваром. Не хватало только усидчивости и места в сердце, которое было целиком и полностью отдано магозоологии.

И Ньют даже не сомневается в том, что нюхль справится с возложенной на него задачей - тот был умным зверем, прекрасно понимал, чего от него хотят и осознавал, как все происходящее важно. Уж что-что, а охранять свои драгоценности нюхль умел.

С визитом к единорогу Ньют решает повременить, с этим зверем нельзя торопиться, неуважения к себе он не терпит, а хорошее зелье можно сварить и из имеющихся ингридиентов, нужно только немного времени. Три или четыре часа.

Через час, смешав в котле все необходимые на данном этапе ингредиенты, Ньют поднимается наверх, растирая в ступке еще один безоар - по его расчетам ни одно из уже готовых его противоядий не справится лучше этого странного камешка.

Нюхль сидит на прежнем месте, напряженно вглядываясь в ничуть не изменившееся лицо аврора. Дышит он по-прежнему еле слышно, не реагируя ни на прикосновения, ни на звуки.

Ньют заставляет его проглотить смесь безоарового порошка с травами, и, отставив ступку в сторону, замирает на краю кровати, устало и печально рассматривая застывшего мужчину.

В комнате становится холоднее, хоть Ньют и добавляет немного магии в огонь, справляется он не слишком хорошо. За окном темно, словно уже глубокий вечер, хотя сейчас только время обеда - и, кстати, пора кормить зверей, - и ветер завывает как раненый оборотень.

Снегом залепило все окна, отчего-то смотреть на улицу неприятно. Подумав, Ньют плотно закрывает шторы и включает все лампы, какие находит в комнате - они, по его наблюдениям, достаточно сильно нагреваются, хоть какое-то подспорье магическому огню.

Ньют возвращается к зверям и булькающему на медленном огоньке зелью, за которым с интересом наблюдает Дугал. Камуфлори выглядит обеспокоенным состоянием Ньюта, даже ластится, давая себя погладить, словно хочет утешить человека. Ньют дает ему понять, что очень это ценит, но, конечно, его это мало отвлекает от произошедшего.

В остальном все проходит так тихо, словно все звери - от нунду до крохотных болтрушаек, старались доставить зоологу как можно меньше беспокойства.

Уже вечером, дав зелью настояться и остыть, Ньют относит нюхля в его нору, убеждая зверька немного поспать - тот выглядит взволнованным и измученным, так что для него это не лишнее, и снова поднимается в спальню, на этот раз тщательно закрыв чемодан и убрав его под кровать.

- Это должно помочь, - Ньют аккуратным ласковым прикосновением убирает прилипшие к мокрому лбу волосы, все еще надеясь увидеть какую-то реакцию. - Я немного разбираюсь в зельях, мистер Грейвс, - добавляет с неестественным, грустным смешком.

Через час после того, как Ньют по капле вливает между приоткрытых губ полчашки теплого, остро пахнущего травами отвара, что-то наконец-то начинает происходить. У самого Ньюта к этому времени уже задубели пальцы, которые он безуспешно пытался прятать в рукавах пальто - холод с легкостью пробирался под одежду и с ним уже не справлялись ни лампы, ни огонь в камине, который Ньют все усиливал и усиливал, наплевав на все предосторожности. Замерзнуть здесь - совершенно дурацкий способ умереть, Ньют не мог этого позволить ни себе, ни Персивалю Грейвсу, оказавшемуся сейчас в полной зависимости от него.

Но холод все же оказывается сильнее - все из-за сильного ветра, пробирающегося во все щели не готового к зиме дома. Дует от окон, из-под двери, словно даже от самих стен.

А Персиваль, вздрогнув - словно от холода - дышит тяжелее и громче, как будто справляется с наступающим кошмаром. Ньют наблюдает за ним еще несколько часов, через нужное количество времени вливая в Персиваля еще полчашки отвара. Ближе к полуночи его кожа из сухой и холодной становится горячей, даже слишком, на лбу выступают капли пота, а пересохшие, трескающиеся губы Ньют часто обтирает смоченным в воде полотенцем.

- Ты уж извини, но спать придется вместе, - сообщает Ньют, когда аврор слегка затихает, неосознанно кутаясь в наваленные сверху одеяла. - Так будет теплее… И вообще лучше…

Ньют бормочет еще что-то успокаивающее, раздевшись и нырнув под ворох одеял.

- И ничего… неправильного в этом нет, - продолжает он тоном лектора, придвигаясь ближе. - Человеческое тепло - прекрасный способ согреться, а ты мерзнешь… И у тебя жар…

Ньют замолкает, оказавшись так близко, как это возможно - кожа к коже, тело к телу.

- Пожалуйста, Перси… - осторожный поцелуй в уголок пересохших губ. - Пожалуйста… Держись…

Как он проваливается в сон, Ньют не замечает, просто свет меркнет, а потом снова зажигается, но теперь уже тусклый, неяркий. Электрические лампы перегорели, а магическое пламя совсем затихло без подпитки, из последних сил согревая небольшую, продуваемую несущимися с Канады ветрами комнату. Ньют прислушивается к дыханию мужчины, спящего рядом. К спокойному, размеренному дыханию человека, определенно идущего на поправку.

Ньют перебарывает секундное желание разбудить его, чтобы понять, насколько хорошо идут дела. Пускай спит. Тем более, что во сне он крепко обнимает Ньюта за пояс, слегка вжимая пальцы в кожу и дышит куда-то в ключицы, согревая дыханием основание шеи.