На Керченскую военно-морскую базу, штаб которой находился в городе Тамани (командовал ею капитан 1-го ранга В. И. Рутковский), были возложены следующие задачи: прикрывать Керченскую переправу от ударов кораблей противника с юга, подавлять вражеские батареи, обстреливавшие переправу, оборонять побережье Таманского полуострова южнее косы Чушка. Штаб переправы имел прямую радио- и телефонную связь со штабом Керченской базы. А её дозорные корабли в южной части пролива делали донесения и в наш адрес на общей радиоволне.

Вскоре Керченская база была подчинена флотилии, и в операционную зону Азовской флотилии входили весь Керченский пролив и Азовское море.

Пролив в зоне переправы мелководен (2–5 метров), а у берегов и причалов совсем мелко (2–3 метра). Здесь для перевозок не применишь грузовые суда пароходства, можно использовать только малые суда, баржи, буксиры с малой осадкой. К моему приезду на перевозках участвовали: четыре буксирных катера, три баржи, паромы, понтоны, сейнеры, тендеры, мотоботы, рыбацкие шлюпки-дубки. Буксиров не хватало, требовалось больше барок. В достатке было боевых катеров для охранения плавсредств и обороны пролива. Что же нам должно быть выдано для усиления по решению двух Военсоветов?. Я ещё раз внимательно изучил «Протокол десяти» и убедился, что это дельный документ, и по нему к нам уже следуют буксиры и баржи.

Что же собой представлял этот «Протокол десяти», который так красочно описал генерал армии Штеменко? Он был в двух изложениях (вариантах). Протоколом на флот и армию возлагались взаимные обязанности: флоту – подать семь буксиров и пять барж и установить хорошее навигационное береговое и плавучее оборудование; армии – построить новые причалы и наладить организацию погрузки грузов на плавсредства, выгрузку и быстрый вывоз их с причалов; и ещё много пунктов было записано для обеих сторон. И вдруг в конце протокола читаю странную запись особым пунктом в адрес флотилии: в двухдневный срок обеспечить команды плавсредств горячей пищей, теплым и водонепроницаемым обмундированием[7]. И я подумал: неужели бойцы два месяца, с начала ноября, бились в смертном бою, питаясь всухомятку? Это же элементарно для флота и армии – трёхразовое горячее питание, и только чрезвычайное обстоятельство может отодвинуть горячий обед и совместить его с ужином, и это не только моральный дух, но простая физиологическая потребность, при сухомятке от человека не жди боевой физической отдачи, да еще при перегрузках; также элементарно для флота: команду, постоянно работающую на верхней палубе, одеть в непромокаемую одежду. Тут налицо вина тыла флотилии, который почему-то основным составом находился в далеко – в Ейске, а ему вместе со штабом надо было работать на косе, где решается сейчас главная задача флотилии. Виновен и тыл флота (начтыла – генерал Куманин) – ему надо было давно обревизовать здешний тыл, ведь флот в последние два месяца не вёл каких-либо крупных боевых действий, кроме как в Керченском проливе. Значит, главное приложение усилий флота должно быть здесь, сюда должны быть нацелены силы и средства и внимание штабов, тылов и политорганов. Политуправление флота, которое возглавлял генерал Филаретов, и политотдел флотилии, которым руководил капитан 1-го ранга Панченко, упустили контроль за тыловиками, которые своей невнимательностью к людям отрицательно влияли на моральное состояние, настроение моряков переправы. В этом, безусловно, повинен прежде всего командующий флотилией Горшков, ведь забота о людях является первейшей обязанностью командира.

Тут напрашивался вывод: одной из главных причин невыполнения задачи по перевозкам является невнимание к людям. И я ухватился за мысль, которая привела меня к решению начать свою работу, как говорят в армии, с обустройства войск. Завтра же… То есть: почему завтра? Ещё моя бабушка Деревянчиха, приучая меня к хлеборобству, наставляла: не откладывай на завтра дело, которое надлежит сделать сегодня. «Нехай» (пусть подождет – завтра сделаю) – плохой человек, от него много бед, – говаривала она.

И надо же такому случиться! Постучали в дверь. Входит мой давнишний сослуживец – был начальником отдела тыла в Батуми.

– Подполковник Коротков Василии Зиновьевич прибыл в ваше распоряжение служить начальником тыла Керченской переправы, и со мной начальники отделений тыла, – отрапортовал Коротков.

– Где они?

– За дверью, во дворе.

– Зовите сюда.

Коротков представил: начпрод и вещевик – капитаны Натаров и Сёмин, артиллерист – Ильин, минёр – Орлов, топливник – Шапкин, начальники шкиперского и автотракторного отделений – Марусидзе и Перушкин. Все нужны позарез, а первые два сейчас же. Зачитал им последний пункт протокола и объявил:

– Свою работу я начинаю на переправе с тыловых дел, и сегодня же. Нам надо немедленно позаботиться о людях, тогда и боевые дела пойдут успешнее.

Коротков вставил:

– Я в Темрюке познакомился с протоколом и уже просил начтыла флотилии сегодня же гнать машины на переправу с тёплым и непромокаемым обмундированием. Мне обещано послезавтра всё доставить.

Я похвалил Короткова за предприимчивость и оперативность. И тут же позвонил на Дамбу к Каневскому: как с питанием личного состава? Пока – не налажено, нет посуды для варки пищи.

Звоню в тыл армии и попадаю к генералу Пламеневскому, заместителю начальника тыла армии, и прошу его о немедленном выделении нам двух походных кухонь, ибо срок исполнения протокола истёк, я должен уже завтра накормить людей горячим обедом.

Генерал оказался внимательным и чутким человеком и обещал к утру доставить кухни к Дамбе. И сдержал своё слово – обязательность в любом деле решающая сила, в военном деле дважды.

Вызываю врача и объявляю ему: считать моё лечение законченным. Приказываю начтыла, врачу, начпроду тотчас отбыть на Дамбу – все подготовить к началу приготовления горячей пищи, и впредь – без перебоев всегда проверять, как производится мытьё людей. Прибуду утром и заслушаю доклад. Пробу пищи буду снимать лично у котла.

Заходит незнакомый человек и представляется:

– Капитан 2-го ранга Дворяненко Сидор Ильич, заместитель начальника политотдела флотилии, назначен вашим заместителем по политчасти.

Я познакомил его с моими планами и решениями, и он прямо загорелся этим:

– Беру на себя это, прямо скажем, политическое дело и вместе с товарищем Коротковым в несколько дней выправим положение с бытом моряков. Пока вы болели, на переправе уже задействовал политотдел, возглавляемый мной.

Сидор Ильич оказался обязательным человеком, дисциплинированным и усердным в работе и обаятельнейшим во взаимоотношениях с людьми. Мы дружно с ним заработали и с первого же дня близко сошлись. Я медленно схожусь с людьми, долго присматриваюсь и, пожалуй, лишку взвешиваю: за и против, – чтобы подать руку дружбы. Может, поэтому и редко ошибался в выборе друзей. А вот с Дворяненко получилось с ходу – открытая у него душа и магнитом тянет к себе.

Наутро со Степанычем выехали к Дамбе, где средоточие плавсредств. Степаныч быстро освоился со своими обязанностями порученца и характером своего начальника, и теперь у него всегда блокнот и карандаш. Ещё с Бердянска он усвоил моё требование: при моих встречах с людьми и беседах с ними записывать все претензии и просьбы и с моего ведома передавать их тем, кто обязан был выполнить это, а лучше всего – не допускать проблем; Степаныч брал их на контроль и по истечении срока докладывал об исполнении – я отвергал всякую возможность их невыполнения.

Встреча с Каневским. Мы с ним знакомы с Очакова: в бытность мою начальником штаба Одесской базы он был командиром береговой базы 2-й бригады торпедных катеров, входившей в состав Одесской базы. Николай Леонтьевич – интересный человек. Командовал торпедным катером. С годами перешёл на чисто береговую службу. И везде проявлял усердие в работе. Участник обороны Очакова, который штурмовала 50-я немецкая пехотная дивизия, усиленная танками, артиллерией и авиацией. Из личного состава бригады и бербазы была сформирована рота катерников. И здесь Каневский показал себя отважным и умелым воином. Рота была нами влита в состав морского гарнизона, который вместе с городскими ополченцами под командованием флотского генерала береговой службы И. Н. Кузьмичёва десять дней бился с семикратно превосходившим в силах врагом, с 10 по 20 августа 1941 года, а потом, перейдя на острова и Кинбурнскую косу, защитники Очакова закрыли противнику кратчайший путь в Западную Таврию. Всю войну Каневский в боях, он участник многих операций флота. И отовсюду о нём идёт добрая слава воина. И снова он в самой горячей точке Черноморья – на Керченской переправе.