- Готов за вас жизнь отдать, ваше величество!

Маржарет преклонил колено, склонившись перед «государем».

- Встаньте, мой друг. Сегодня же вы получите из казны недостающую половину вашего вознаграждения.

- Вы самый щедрый властелин мира, ваше величество!

* * *

Никакие дорогостоящие платья и украшения не сломили царевну. И тогда Расстрига вознамерился взять Ксению силой. Он вызвал Рубца Масальского и приказал:

- Приведи, Василий Михайлович, Ксению в баньку.

Масальский широко осклабился:

- Давно пора, ваше величество.

Государев боярин уже давно ведал, что по вечерам «Дмитрий Иванович» забавлялся в бане с девками, которых ему доставлял туда Михаил Молчанов, убийца Годуновых.

Когда царевна узнала, что ее вызывают к царю, то попросила приличное платье, на что Молчанов рассмеялся:

- Да ты не знаешь, царевна, куда идешь. Не в палаты, а в баню. Не одеваться надо, а раздеваться, хе…

- Да как ты смеешь говорить мне такие пошлые дерзости, чернокнижник! - резко произнесла Ксения.

Михаил Молчанов был приближен ко двору Лжедмитрия для «чернокнижества», за которое он раньше был бит кнутом.

- Я теперь все смею, царевна. Ступай к государю! Он ждет тебя в баньке.

- И не подумаю!

Молчанов (от него попахивало вином) кликнул холопов, а затем, оттопырив нижнюю мясистую губу и сузив колючие желудевые глаза, с наглой усмешкой глянул на царевну.

- Сама пойдешь или слуги понесут?

- Сама, - презрительно посмотрев на Молчанова, сказала царевна. - Я поведаю царю о его хамском слуге.

Не переодевшись, в одном голубом сарафане, вся пылающая от гнева, Ксения направилась в царскую баню, в которую, еще в бытность отца, она любила ходить, сопровождаемая служанками. Баня была необыкновенно хороша, и находилась на одном ярусе с жилыми палатами, отделяясь от них небольшим переходом и одними сенями. В этих сенях у стен были лавки, и стоял стол, накрытый красным сукном, на него клали мовную стряпню, то есть мовное платье, в том числе колпак и разные другие вещи, кои надобились во время мытья, например, простыни, опахала, тафтяные или бумажные, которыми обмахивались, когда становилось очень жарко.

В углу мыленки стояла большая изразцовая печь с каменкой, наполненной «полевым круглым серым каменьем». От печи по стене, до другого угла, стоял полок с несколькими широкими ступенями для входа. Далее по стенам до самой двери тянулись обычные лавки.

Мыленка освещалась двумя или тремя красными окнами со слюдяными оконцами, а место на полке - волоковыми.

Обыкновенный наряд мыленки был такой же, как и в других комнатах. Двери и окна обивались красным сукном по полстям или войлоку, с употреблением по надобности красного сафьяна и зеленых ремней для обивки двери. Оконный и дверной прибор был железный луженый. Окна завешивались суконными или тафтяными завесами. В переднем углу мыленки всегда стояла икона и поклонный крест.

Когда мыльня топилась, то воду носили в липовых изварах (род небольших ушатцев или бадей), в ведрах и шайках, наполняемых медными, лужеными ковшами и кунганами, щелок же держали в таких же луженых тазах.

Квас, которым обливались, когда начинали париться, держали в туесах - больших берестяных бураках. Иногда квасом же поддавали пару, плескали его в каменку на раскаленный спорник. Нередко для того же употреблялось и ячное пиво.

Мылись на свежем душистом сене, которое покрывали, для удобства, полотном и даже набивали им подушку и тюфяки. Опричь того, на лавках, на полках и других местах мыленки клались пучки душистых, полезных для здоровья трав и цветов, а на полу разбрасывался мелко нарубленный кустарник - можжевельник, что всё вместе издавало весьма духмяный запах.

Веники составляли также одну из самых необходимых вещей в мыленках: поэтому на всех подмосковных крестьян положен был оброк вениками. В течение года мужики должны были доставить во дворец не менее тысячи веников.

Для отдыха после мытья и парки в мыленке стояли скамьи с подголовками, а на лавках клались мовные постели из лебяжьего и гусиного пуха в желтой камчатой наволоке.

В ночное время мыленка и мовные сени освещались слюдяными фонарями...

Баня служила и для царской и царицыной половины. Женщины приходили в баню по отведенным им дням.

На сей раз шла Ксения в мыленку не только без всякой радости, но и в бесконечной тревоге. Она уже ведала, чем занимается Григорий Отрепьев в бывшей царской бане, и это тяготило ее душу. Неужели Расстрига позволит себе над ней надругаться, как над сенной девкой? Такого чудовищного срама не должно случиться: она же не служанка, и даже не боярская дочь. Она - царевна, перед которой трепетали заморские принцы. Даже король Сигизмунд когда-то возмечтал сделать ее своей королевой, но помешали сложные отношения между Польшей и Россией. И вдруг на Руси появился этот уродец, беглый инок, назвавший себя «чудесно спасшимся царевичем Дмитрием». Расстрига не посмеет к ней прикоснуться. Не посмеет!

Отрепьев встретил ее в предбаннике… совершенно обнаженным. Ксения вскрикнула, отвернулась, и кинулась, было, в сени, но ее тотчас схватили холопы и вновь втолкнули в предбанник.

Самозванец, раскрасневшийся и распаренный, был настолько пьян, что не мог устойчиво стоять на одном месте. Раскачиваясь из стороны в сторону, он повернулся и схватился за дверную ручку мыльни. Распахнул. Из мыльни пыхнуло жаром, вырвались клубы пара.

- Прошу в баньку, царевна…Но допрежь скинь свой сарафан… Охота глянуть на телеса твои изобильные…Я тебе помогу.

Отрепьев говорил заплетающим голосом.

Ксения, закрыв глаза, гневно закричала:

- Не смей! Не смей ко мне прикасаться, Расстрига! Мерзавец!

Царевна отчаянно сопротивлялась.

- Мишка! Залей ее глотку вином.

Четверо холопов схватили Ксению за руки и за ноги, а Молчанов с гоготом влил в рот царевны добрый ковш вина. Ксения рухнула на пол без чувств. С нее сбросили сарафан и уложили на мовную постель из лебяжьего пуха.

Отрепьев сел рядом. Жадными похотливыми глазами взирал на прекрасное тело царевны и бормотал:

- И чего ерепенилась, дуреха?.. Теперь ты моя, моя!

Осовелыми глазами глянул на Молчанова и холопов.

- Прочь с глаз моих!

Затем Самозванец принялся оглаживать царевну потными руками, норовя возбудить свою плоть, но он ничего не добился. И он заплакал. Зачем ему мертвое тело? Зачем эта чарующая красота, когда Ксения бесчувственна и совершенно не отвечает на его ласки? Не надо было самому напиваться и Ксению не следовало упаивать вином. Молчанов перестарался, дурак!

Самозванец поднялся с ложа, накинул на царевну простыню и крикнул холопов:

- Отнесите царевну в свои покои!

Сам же Отрепьев вновь решил встретиться с Ксенией в бане, на свежую голову. Никуда-то она не денется.

И двух дней не миновало, как во дворец примчал посыльный Юрия Мнишека. Лжедмитрий прочел письмо и разорвал его на мелкие кусочки. Старый плут! От него ничего нельзя утаить. Но кто уведомил его о Ксении? Теперь люди Мнишека будут жить во дворце и следить за каждым его шагом… Что же с царевной? Как жаль, что не удалось полакомиться ее роскошным телом! Не судьба. Теперь ее удел - монастырь. Ха! Она пойдет все в тот же Чудов монастырь, где он взлелеял мечту стать царем. И он стал! А вот тебе, Ксения, быть вечной келейницей.

Г л а в а 21

КАТЫРЕВ-РОСТОВСКИЙ

Василий Пожарский и Федор Михалков распрощались со шляхтичами перед Дорогомиловской ямской слободой Москвы. Их предводителем был Юзеф Сташевский, тот самый Юзеф, который был одним из начальников караула Сандомирского замка, и которому было поручено довести московитов без малейших помех до русской столицы. Конечно же, ни пан Мнишек, ни его военные слуги, нанявшиеся к воеводе, ничего не ведали ни о какой-либо погоне со стороны Маржарета, ни о гибели немецких наемников. Шляхтичи даже не знали о цели приезда к Мнишеку двух москалей, но это никак не облегчало судьбу московских стольников.