- Варварская страна, но скоро я изменю лапотные устои. Московия обретет новые порядки, а Двор - западный этикет. Расшевелю Русь!

Усмешка тронула рдеющие губы Ксении.

- Как-то я услышала от одной молодой крестьянки: «Не берись лапти плести, не надравши лык».

- Чушь какая-то. Нам ли слушать рабские присловья? Невежественный народ живет в темноте, у него только и разговоров про щи и лапти, но мои новые законы коснутся и черни. Каждый мужик будет иметь вдоволь хлеба, суконный кафтан и сапоги из юфти. Но не о черни сейчас речь. Сегодня вечером мои слуги доставят в твои покои изысканные яства и заморские вина, и украсят твою лебединую шею драгоценным колье. Будь готова к моему приходу, Ксения.

После этих слов, не терпящих возражений, «царь» удалился, а Ксения опустилась в кресло и дала волю своим чувствам. Павлин, надутый самонадеянный павлин! Разоделся в один из лучших царских нарядов и думает, что он неотразим. Но он совсем непривлекателен: малого роста, с несуразной квадратной фигурой, с короткой бычьей шеей. Одна рука была короче другой, на круглом «бабьем» лице ни усов, ни бороды, волосы на голове с рыжиной, нос напоминал башмак, подле коего росли две большие бородавки; тяжелый взгляд маленьких глаз дополнял гнетущее впечатление. Господи, и этот уродец вознамерился превратить ее в наложницу. Какой ужас! Да она лучше покончит с собой, чем разделит с ним ложе.

На глаза Ксении навернулись слезы. Она вспомнила Василия. Милого, любимого Василия. Что с ним? Последний раз она его видела в карете, когда выбиралась из Серебрянки, недужного, истекающего кровью. Она прижимала к груди его русую голову и горячо шептала: «Я с тобой, любый ты мой, я с тобой…». Сколь было нежности, любви и страдания в ее словах! Сколь она переживала за его дальнейшую судьбу! Ничегошеньки-то она не ведала. Каждый день стояла перед киотом и неустанно молилась Пресвятой Богородице, чтобы даровала Василию жизнь.

Неведение тяготило ее душу, наполняло ее смертельной тоской, приводило к отчаянию. Но спросить было некого, поелику ее заточили в самый дальний и глухой угол царицыной половины дворца, куда никто не приходил, опричь князя Масальского. Тот на вопрос царевны уклончиво ответил:

- Неисповедимы пути Господни.

- Ты только скажи, князь, жив или скончался Василий Пожарский?

- Про то один Бог ведает. И вот тебе мой совет: забудь про Ваську Пожарского, не поминай его имя.

Вот что хочешь и думай. Душа рвалась к Василию. Господи, ну хоть бы кто весточку подал!

Г л а в а 13

РОЗЫ

- Твоя Ксения держится как неприступная крепость. Царь делает ей дорогие подарки, но царевна выкидывает их из окошка. Вот это, сударь, натура!

- Откуда тебе известно, Жак?

- Не забывай, сударь, кем я являюсь. Капитаном роты личной гвардии царя. Каждое утро я обхожу дворец и вижу, как слуги подбирают под окнами царевны подарки его величества. Царь не знает, как ублажить принцессу. На сей раз он приказал мне привезти роскошный букет роз ее высочеству.

Василий насупился.

- Я на куски посеку все его розы!

- Не горячись, сударь. Я соберу прелестный букет. Здесь каждый немец считает свои долгом разводить в палисаднике эти божественные цветы.

- Ксения выкинет и цветы, коль они из рук Расстриги.

- Ошибаетесь, сударь. Не выкинет. Принцесса боготворит розы. Об этом царь узнал от служанки Ксении.

- От Оришки?.. Она ведает вкусы царевны. Розы Ксения и впрямь не выкинет. Но мне все равно тошно, Жак. Цветы будут поданы гнусным Расстригой. Тьфу!

- Успокойся, сударь. Эти цветы принесут радость царевне. Ты вложишь в них записку.

- Записку? - оживился Василий.

- Записку, сударь, в которой ты напишешь волшебные слова, от которых твоя возлюбленная будет на седьмом небе. Вот тебе перо и бумага.

Глаза Василия наполнились восторгом.

- Ну, гасконец! Ты настоящий друг.

- Пиши очень коротко, чтоб записка затерялась в букете… И вот что еще, мой любезный друг. В Кремле тебе показываться нельзя, но ты должен знать, как обстоят дела у царевны во дворце. Очень нужен надежный человек, который бы нес службу в государевых палатах. Прикинь, кому ты можешь доверить?

- Никому, Жак. Все, кто перешел на службу к беглому монаху, в моих друзьях не числятся.

- А среди тех, кто не перешел?

Василий долго не раздумывал:

- Федор Михалков. Стольник. Он ныне в Москве.

- Отлично, сударь!

- Рано радуешься, Жак. Федор Михалков терпеть не может Расстригу. Он не пойдет к нему ни за какие коврижки.

- Значит, вычеркни его из своих друзей. Истинный друг всегда поможет в беде. Ты хочешь облегчить участь своей возлюбленной?

- Лишний вопрос.

- Тогда уговори Федора Михалкова пойти на службу царю. Хорошо бы ему снова ходить в стольниках. Нынешний царь сделал широкий жест. Он милостиво принимает всех, кто ранее служил во дворце Годунову. Иноземцы ни черта не понимают вашего дворцового этикета. Михалков же - находка для царя.

- Я попробую, Жак, но…

- Никаких «но». Пиши записку и сегодня же побывай у Федора Михалкова. О, как жаль, что в Москве нет моих гасконцев.

* * *

- Государь надеется, что прелестная царевна, не выбросит сей прекрасный букет, - произнесла Оришка, внося в покои большую корзину роз.

Ксения кинула мимолетный взгляд на цветы и намеревалась, было, уже приказать: «За окошко!», но когда вновь глянула на нежные, изумительной красоты розы, разных цветов и оттенков, лицо ее разом ожило и просветлело, как будто его коснулся мягкий, животворный луч солнца.

- Боже, какие они красивые! Нет, ты глянь, Ориша. Таких не было даже в Аптекарском саду. А как искусно они подобраны. Здесь хватит на три кувшина.

Ксения стала осторожно вынимать каждый цветок из корзины и вдруг на конце алой розы заметила небольшой листочек бумаги, обернутый вокруг стебля и обвитый узенькой золотистой лентой.

- Что это, Ориша?

Оришка пожала плечами.

- Зачем запеленали цветок? Именно алый, мой самый любимый… Развяжи, Ориша.

- Здесь что-то написано, государыня царевна.

Служанка была неграмотна.

Ксения, недоумевая, взяла записку, прочла: «Я жив, моя любимая. Приложу все силы, чтобы спасти тебя. Наберись терпения, лада моя!».

Подписи не было, но Ксения тотчас определила автора письма. Она прижала записку к своей груди и глаза ее счастливо заискрились. Василий! Милый Василий! Он жив, Боже мой, как он обрадовал своим письмом, как обрадовал! Теперь душа ее успокоится. Довольно пребывать в кручине. Василий спасет ее, он такой смелый и отчаянный… Но как он сумел спрятать записку в букете цветов, кои были подарены Расстригой? Уму непостижимо. Какой же ты молодчина, любый Васенька!

Сердце Ксении возликовало. Счастливыми глазами она посмотрела на Оришку и молвила:

- Ты даже представить себе не можешь, от кого я получила весточку. Так чудесно на душе.

- Уж не от князя ли Василия? - догадалась служанка.

- От него, Ориша, от моего милого Василия. У меня душа поет.

- Радость-то какая, государыня царевна. Пойду за сбитнем сбегаю, что-то у меня горло пересохло.

Ориша выпорхнула из покоев, побежала сумрачным сенцами в Столовую палату, а встречу… встречу шел слуга князя Масальского со свечей.

- Чего такая развеселая, девка? Аль, какую весть о царевне поведаешь?

Но Ориша осталась преданной царевне.

Г л а в 14

МНИШЕК И ВЛАСЬЕВ

Хоромы дворян Михалковых находились на улице Знаменке Белого города, одной из старейших улиц Москвы. Еще в двенадцатом веке по ней пролегала торговая дорога из Великого Новгорода в Рязань и другие приокские города. Но в последующие два века, когда московский посад перехватил дорогу через Москву и сам стал торговать со всеми окружающими городами, Знаменка превратилась в улицу знати, проживающей в Кремле, которая поставила на ней свои «загородные дворы». В начале ХУ века был возведен загородный двор великой княгини Софьи Витовтовны, жены Василия 1.