Дмитрий любил своего младшего брата за веселый нрав, за его неизменную задоринку в глазах, за его смекалку, проявленную в посольских делах (дьяк Афанасий Власьев как-то одобрительно отозвался), за отвагу. Не каждый молодой стольник сам напросится в дальнее морское путешествие, сопряженное с опасностью. Лихой братец! Не чересчур ли? Его последняя лихость граничит с безрассудством. Россия - не Европа, где сплошь и рядом случаются подобные происшествия с разного рода знатными особами королевских дворов. За великосветских дам сражаются на шпагах короли и принцы, герцоги, графы и бароны, проливают кровь и развязывают целые войны. На Руси же совсем другой уклад жизни: урядливый и дремотный, царевны во все времена и веки живут затворнической жизнью, строго блюдя старозаветные обычаи. И вдруг братец Василий (вот чертенок!) посягнул на древний, устоявшийся уклад. Взял, да и выкрал царевну. И куда? Слуга, кой прибегал к Федору Михалкову, сказывал, что Василия и царевну захватили послужильцы Масальского на дальнем лесном починке. И не просто захватили, а боем брали. Василий зарубил одного из княжьих холопов, но и сам едва Богу душу не отдал. Ныне сидит невольником в хоромах князя Масальского - одного из правителей Москвы, назначенных Гришкой Отрепьевым.

Совсем недавно Дмитрий Пожарский находился в одной рати с Василием Рубцом Масальским. Подлым человеком оказался сей дворянин. Борис Годунов поручил ему отвезти казну в Путивль для царского войска, а тот, вкупе с дьяком Богданом Сутуповым, доставил деньги в стан Самозванца, оставив служилых людей без жалованья. Расстрига на радостях возвел незнатного дворянина в чин ближнего боярина, а дьяка Сутупова, занимавшего самое скромное место в московской приказной иерархии, сделал своим канцлером - главным дьяком и хранителем царской печати. Прославился свежеиспеченный боярин Масальский и другим «героическим» шагом: во время стремительно бегства Гришки Отрепьева из-под Севска, Масальский спас царя, отдав ему своего коня (сам же добил одного тяжелораненого дворянина, пересев на его лошадь), за что и был удостоен неслыханной чести, став одним из самых видных людей при Самозванце. Кто б мог подумать, что казнокрад Масальский станет одним из правителей Москвы?! Жестоких правителей, ибо по его личному приказу был убит только что возведенный на московское царство Федор Борисович и задушена вдовая царица Мария Григорьевна. Масальский из кожи вон лезет, дабы угодить Вору. Чу, царевну Ксению в наложницы Отрепьеву предназначает. Пакостник!.. Нелегко будет вызволить Василия из грязных рук сего мерзавца. Мирного разговора с Масальским не получится. Поднять дворянство, кое не отшатнулось к Вору, как того посоветовал стольник Федор Михалков? Кое-кто может и откликнуться: у Дмитрия Пожарского немало на Москве верных друзей, готовых оказать ему самое горячее содействие. Но и у Масальского предостаточно сторонников. На Москве может загулять новая замятня, прольется кровь. Как всегда под шумок всколыхнутся и разбойные ватаги, ждущие удобного случая для погрома дворянских и боярских дворов… Нет, такой путь неуместен…

И тут мысль Пожарского натолкнулась на знаменитого князя, боярина Михаила Петровича Катырева-Ростовского, потомка легендарного князя Василько Константиновича Ростовского, кой отважно сражался с татарами на реке Сить. Князь Михаил Петрович еще в 1581 году был послан Иваном Грозным первым воеводою большего полка под Могилев и другие литовские города, добившись победы; в следующем году он разбил шведов. Совсем недавно именитый воевода Катырев был отряжен Борисом Годуновым к Кромам - приводить войска к присяге и быть там первым воеводой Большого полка против Самозванца, сменив незадачливого Федора Мстиславского. В отличие от последнего, Катырев-Ростовский был тверд и непоколебим в своих действиях, имел огромный ратный опыт и пользовался уважением у служилых людей, и если бы не предательство некоторых воевод и казаков, перекинувшихся к Лжедмитрию, ему бы не удалось испытать горечи поражения. И все же он совершил свой ратный подвиг, сумев вывести из-под Кром пять тысяч дворян, и сделать несколько смелых нападений на вражеские полки. Все пять тысяч отступили в Москву, в надежде пополнить царскую рать новыми отрядами. Однако смерть Бориса резко изменила ситуацию. Многие служилые люди разбрелись по своим поместьям, но едва ли не добрая половина все еще оставалась в Москве и была готова подчиниться своему прежнему воеводе. Вот к нему-то и надумал отправиться Дмитрий Пожарский, с коим свела его судьба еще под Кромами.

Михаил Петрович быстро вник в суть дела и решительно молвил:

- Едем к Масальскому!

Доклад дворецкого привел боярина Расстриги в замешательство. Что понадобилось ретивым приверженцам покойного царя? Возможно, Пожарский что-то пронюхал о своем брате. Никак один из послужильцев проболтался. А вот Катырев с какой стати приперся? Бывший воевода, у коего Рубец Масальский был когда-то в подчинении, как-то не только пристыдил Масальского, но и унизил:

- Ты, Василий Михайлыч, как я погляжу, совсем не проявляешь рвения к ратным делам. Забился со своими послужильцами в теплые избы, жируешь на последних крестьянских харчах, да охотой пробавляешься. Того хуже - девок бесчестишь, словно мартовский кобель. Может, плеточкой тебя проучить, дабы лень, дурь и блуд из тебя выбить?

Резко молвил воевода, да еще при всем военном совете. До конца жизни не забыть такой оплеухи. И вот боярин Катырев стоит у ворот его хором. Раньше бы вышел встречу, облобызал и повел в столовую избу, а ныне… Ныне не с руки ему, главному боярину царя Дмитрия Ивановича, спускаться на красное крыльцо. Пусть дворецкий выходит.

Встретились сухо, прохладно, без поцелуйного обряда и даже не витаясь. Указав пухлой рукой на лавку, Масальский выжидательно уставился на незваных гостей.

- Какая нужда привела?

- А ты будто не ведаешь, князь? - резко произнес Пожарский. - Пошто у себя моего брата держишь?

- Брата? Так он же душегуб, моего лучшего слугу саблей порешил. Каково такой убыток терпеть?

- Тебе ли о убытке плакаться, Рубец? - усмехнулся Катырев. - Ты все царское войско обокрал и пять сел за то получил. Низкий поклон тебе от всего служилого дворянства.

Рубец Масальский поперхнулся, веко его задергалось.

- Ты… ты, Катырь, не волен меня попрекать. Казну-то я истинному государю доставил, кой не седни-завтра на престол сядет.

- Буде вздор говорить! - вспылил Катырев. - Нашел истинного государя. Не хуже меня ведаешь, что на трон замахнулся беглый чернец, Вор и богоотступник Гришка Отрепьев. Да что с тобой, изменником, толковать. Выдай нам князя Василия Пожарского, а не то силой возьмем.

- Как это силой?

- А ты не думаешь, что тысячи дворян, оставшись без жалованья, будут глухи к призыву своего бывшего воеводы? Пораскинь мозгами, Рубец.

Масальский пораскинул. Катырь и впрямь может силой взять. Стоит ему кинуть клич среди служилых людей, оставшихся в Москве, и двор его будет сметен. Мало того, обозленные дворяне могут и на убийство пойти, и никто за него, Масальского, не заступится, ибо «царь» все еще стоит за пределами Москвы.

Протянул с кислой миной:

- Любишь ты, Катырев, угрозы напущать, а ведь все можно мирком поладить. Забирайте своего Василия. Сколь корму на него извел, на лекаря потратился…

- Буде скулить! - вновь резко бросил Дмитрий Пожарский. - Приведи брата.

* * *

Дмитрий Пожарский не стал дожидаться Расстриги в Москве и отъехал в Мугреево. Уговаривал выехать в вотчинное село и Василия, но тот сослался на Посольского дьяка.

- Велел задержаться. Авось по посольским делам понадоблюсь.

Дмитрий пытливо глянул на брата, недоверчиво хмыкнул:

- Отговорка. Какие ныне могут быть посольские дела? Другое твое сердце тяготит. Не так ли Василий?

- Не буду отпираться, брат. Ксения не дает покоя, не могу Москву покинуть.

Дмитрий головой покачал.

- Тщетны твои потуги, Василий, но я тебе в таком деле не судья. Однако поберегись. Масальский мстителен, держи ухо востро. В случае чего упреди Михайлу Катырева. Сей князь пользуется уважением столичного дворянства. Держись его.