- Царевна в великой печали? Надо борзей ехать!

Власьев (всевидящий Власьев!) схватчивым взглядом посмотрел на вспыхнувшего Пожарского и немало подивился изменившемуся лицу молодого стольника. Чему-то усмехнулся про себя и продолжил:

- Мешкать нам не с руки. Жак Маржарет будет тебе хорошим спутником, ибо он бывал в Шотландии.

- Жак Маржарет? - такого попутчика Василий и предположить себе не мог.

- Именно Жак Маржарет, кой верой и правдой служит государю… До Иван-города поедете с подорожной грамотой, вручите ее воеводе. Тот немедля посадит вас на корабль. В Шотландии от всяких случайностей вас будет охранять особая царская грамота. Предстоит тебе нелегкое испытание, Василий. Возьми благословение у патриарха Иова и матушки своей.

- Непременно, Афанасий Иванович.

* * *

Мария Федоровна уж на что женщина мужественная, но тут ужаснулась: ее «дитятко», коему едва восемнадцать стукнуло, отправляется через Варяжское море в далекую Шотландию. Через окиян-море! Да он опричь мугреевской речки нигде и не плавал. А тут? И чего это Афанасий Иванович вздумал?

Сжималось от страха материнское сердце. Черным ходом Пожарская вышла из Царицыной половины, миновала Соборную площадь и торопко вошла в Посольский приказ.

Дьяк успокоил:

- Напрасно ты озаботилась, Мария Федоровна. Сколь купцов за море ходят и все, слава Богу, возвращаются. Сыну же твоему большая честь выпала. Его сам царь за море посылает.

- Честь, конечно… Но мало ли других стольников.

- Других - немало, но много ли среди них грамотеев? Пальцев пятерни хватит. А твой Василий чужестранным языкам обучен. Не ты ль из него большого грамотея выпестовала?

- На свою голову, - утирая концом шелкового убруса, повязанного вокруг кики, повлажневшие глаза, молвила Пожарская.

- Не узнаю тебя, Мария Федоровна. Ты ж, как ни кто другой, умеешь себя в кулак брать. Вот и ныне соберись. В полном здравии вернется твой Василий, и будет царем обласкан.

Без слезинки благословила Мария Федоровна сына образами Пресвятой Богородицы и Николая Угодника (покровителя мореплавателей), до ворот проводила, вновь трижды осенила крестным знамением, а вернувшись в хоромы, дала волю горегорьким слезам.

Г л а в а 27

ТАИНСТВЕННЫЙ КОРАБЛЬ

Никогда еще с такой прытью не добирались посланники царя до Иван-города. Не только на каждой ямской избе, но, случалось, и в селениях меняли свежих лошадей. Гнали, выполняя спешный государев приказ.

Наконец-то прибыли в порубежную каменную крепость, возведенную на Девичьей горе Иваном Третьим в 1492 году, для защиты русских пределов против свейской крепости Нарвы. Тотчас были приняты воеводой Никитой Головиным, кой молвил:

- Корабль готов к отплытию. Поведет его лучший кормчий, он же капитан (иноземное слово «капитан» воевода подчеркнуто выделил) из Холмогор, Фрол Солонец, кой трижды ходил в аглицкие земли. Бывалый мореход. С вами пойдут пять десятков стрельцов, шестнадцать пушкарей и семеро купцов с товарами. Опричь того - четыре десятка гребцов, кои также набраны из Холмогор.

Афанасий Власьев еще в Посольском приказе сказывал Василию Пожарскому:

- Пойдете в Шотландию на большом судне, кое царь закупил у датчан, и кое переделал на русский лад Фрол Солонец из Холмогор. На корабле будут стрельцы и пушкари с пушками, и полная оснастка.

- Когда успели?

- Государь изладил корабль для иных дел, но ныне «Святому Георгию» придется плыть по другому направлению.

- А ране куда плыть помышляли?

- Ране? - Афанасий Иванович почему-то нахмурился. - О том тебе ведать не положено.

Когда-то у Бориса Годунова были зело тяжкие времена. В начале 1585 года он снарядил в Вену своих особо доверенных лиц, дабы те в провели с Венским двором переговоры в строжайшей тане. Но толмач-переводчик Заборовский выдал тайные планы Годунова полякам. О них стало известно в Москве.

Годунов, не полагаясь на то, что его сестра Ирина сохранит трон после смерти супруга, царя Федора, тайно предложил Вене обсудить вопрос о заключении брака между нею и австрийским принцем и о последующем возведении принца на московский престол. Другого выхода, дабы удержать власть, Борис Годунов не видел. Но его затея со сватовством завершилась невиданным скандалом: царь Федор Иоанныч оправился после тяжелого недуга, а тайные сношения с Венским двором получили огласку. Тихий, безвольный царь до того осерчал на шурина, что прошелся по его спине посохом.

Положение Бориса казалось безнадежным, и тогда он торопливо отправил к английской королеве Елизавете агента Лондонской торговой компании в Москве Джерома Горсея, опять-таки с тайным поручением. Англичанин помчался к границе с такой спешкой, будто за ним гнались лютые разбойники, и в пути забил насмерть двух ямщиков.

Елизавета пришла в изумление, когда изведала, что Борис Годунов, в случае беды, просит королеву предоставить ему и его семье убежище в Англии. В то трудно было поверить, но Горсей заявил, что несметные сокровища Годунова уже отправлены в Соловецкий монастырь, откуда их нетрудно доставить в Лондон.

Борису не удалось сохранить в тайне обращение к Лондону и Вене. По Москве (не без помощи бояр) испустились зловещие слухи, что Годунов действительно вознамерился посадить на трон австрийского католика, а в случае неудачи бежать к английскими протестантам. Черный люд Скородома, Белого и Китай-города осадил Кремль. Монахи Чудова монастыря охраняли кремлевские стены вместе со стрельцами, и все же простолюдинам удалось ворваться в Кремль и запрудить площадь перед Грановитой палатой. Толпа требовала выдачи Бориса. Взрыв народного возмущения был настолько велик, что бояре, готовые к устранению Годунова, перепугались. С трудом, но им удалось успокоить чернь и удалить ее из Кремля. От имени всех бояр Иван Шуйский заверил народ в том, что «им на Бориса нет гнева»…

Трудное время пережил Годунов, едва жизни не лишился, вот почему, чуть позднее, не пожалел денег, дабы закупить у датчан мощный корабль и держать его вблизи моря в Иван-городе, оснастив его лучшими московскими пушкарями и холмогорскими мореходами. В полной готовности корабль ждал своего часа, и тот час настал, хотя цель его была совсем иная…

Выйдя на крутой берег реки Наровы, Василий Пожарский восхищенно произнес:

- Вот это корабль! Чудо!

Возле пристани покачивалось на тихой волне громадное трехмачтовое судно с белым парусами, украшенными изображениями Пресвятой Богородицы, Георгия Победоносца и Николая Угодника.

- Никак впервой видишь такое судно? - спросил Головин.

- Впервой, воевода.

Купцы и судовые ярыжки принялись заносить на корабль свои товары.

- Что за поклажа? - спросил Пожарский.

- Обычная, князь Василь Михайлыч? Воск, мед, меха, пенька, что испокон привлекает иноземцев.

В острых прищуренных глазах воеводы застыла усмешка. И до чего ж молод тайный посланник царя. Мог бы более тертого калача в дальнее плавание отправить. О чем дьяк Афанасьев думал?

Не вызывал особого доверия и иноземец, также посланный Борисом Годуновым. Маржарет был в темно-зеленом плаще, накинутом на черный бархатный камзол. Под плащом к поясу была прикреплена длинная шпага. Француз был средних лет, выглядел довольно внушительно, но воевода питал к каждому иноземцу неприязнь, а посему решение царя его немало подивило. Один, почитай, недоросль, другой - иноверец. Чудит, Борис Федорович. Но царское повеление, отписанное в грамоте, надлежит выполнять спешно и неукоснительно.

- А зачем пушки на корабле? - продолжал проявлять любопытство Василий.

- Пушки? - хмыкнул в окладистую бороду воевода. - А ты капитана Солонца спроси. Вишь, от сходней к нам поднимается?

Фрол Солонец оказался довольно приземистым, кряжистым человеком с сухощавым обветренным лицом, обрамленным русой волнистой бородой. Был он в суконном нараспашку кафтане, кожаных штанах и стоптанных сапогах из юфти без обычных каблуков. Всем своим видом он напоминал торгового мужика, а не капитана невиданного корабля.