- Когда движение соков у больного прекращается, ни доктора, ни Уурта не хвалят. Ты хотел сказать - у него понос прошел?

- Ли-Игэа напрасно придирается к моим словам. Мы, тиики Уурта, понимаем не меньше белогорцев!

- Нисколько не сомневаюсь - кивнул Игэа и поднял взор к темнеющему небу, на котором уже стали зажигаться звезды.

- Когда приносят жертвы, мы можем с точностью сказать по печени и селезенке, благополучно ли будет начинание жертвователя. А если рассечь диафрагму живого человека, то по движениям брыжейки можно почти наверняка угадать о...

Игэа, едва справивший с тошнотой, перебил его:

- Как у вас все интересно здесь устроено - конюхи прямо так и живут в конюшне.

- А у вас, что, отдельный дом для рабов?- удивился Уэлэ.

- Ну да, несколько домиков...

- Вы их разбалуете - помяните мое слово... Вы хотели на коней взглянуть - вот они.

Игэа потрепал гривы животным, грустно смотревших на него из-за загородки.

- Вот этот - с Соиэнау. Хороший скакун. Как он бродяге достался? Краденый, вестимо.

Игэа задержал ладонь на гладкой шкуре буланого коня со светлой гривой и белым пятном на лбу. Тот фыркнул и слегка толкнул его мордой в плечо.

- Ласковый... Много у вас их? - Игэа скармливал коню кусок сладкой лепешки, завалявшейся в его карманах.

- С несколько десятков. После праздника останется два-три.

- А что так?

- Праздник большой, летнее солнцестояние, чтобы дать силу Темноогненному, надо много крови пролить.

- Так вы их... зарежете?.. - едва вымолвил Игэа. - Коней?! И этого буланого?!

- А то! Все кони принадлежат Уурту. Он только нам пользоваться ими дает. Ему тоже надо сменить упряжки - себе, детям, внукам... И кровь освежить.

Игэа погладил скакуна со звездой на лбу и шагнул вслед за служителем Уурта во тьму конюшни.

...Конюх Циэ, огненно-рыжий раб из степняков, насупленный и огромный, как степной валун, на который его соплеменники возливают кобылье молоко в жертву небу, вышел к ним. По его лицу было заметно, что он слышал разговор.

- Добрый вечер, мкэ, - со степняцким акцентом сказал он.

- Да коснется тебя весна Великого Табунщика, - негромко сказал Игэа на языке степи.

- Ты Табунщика знаешь?! - удивленно ответил ему Циэ уже по-степняцки.

- Отец моей жены - из рода степняков, - улыбнулся Игэа, переходя на аэольский.- Где больной?

- Вот он. В углу лежать. Совсем плохой, - заторопился Циэ, и лучина в его огромных руках замерцала, едва не погаснув.

Игэа склонился над Каэрэ и позвал:

- Друг!

Тот ничего не ответил.

- Он в забытье. За какие проступки у вас так бесчеловечно наказывают? - спросил белогорец, откидывая тряпье, которым был укрыт раб.

- Вышивальщица топиться хотел. Он ее спасай, - угрюмо поглядывая на Уэлэ, проговорил конюх-степняк.

- Ну и порядки у вас! - воскликнул Игэа.- И за это его так избили? За то, что он вытащил тонущую девушку из пруда?

- Он осквернил пруд Уурта - пришлось поучить его благочестию,- разъяснил Уэлэ.- Не положено подходить к ним в это время, к прудам, то есть, и к источнику любому там, к речке, озеру, ручью. Закон! Мкэ ли-Игэа должен знать, он фроуэрец.

- Да, я знаю этот закон, - ответил Игэа не сразу.- Прикажите приготовить носилки.

- Мкэ его лечи-забирай? - раскосые глаза Циэ расширились от радости и удивления.

- Именно так.

- Великий Табунщик пусть с вами всегда идет! - степняк воздел руки к небу, но они натолкнулись на низкий потолок конюшни.

Каэрэ в гостях у Игэа и Аэй.

Каэрэ проснулся оттого, что его лицо осветило утреннее солнце. Он плохо помнил, как он попал сюда - в ноздрях еще стоял, мешаясь с ароматом весеннего сада, тяжелый запах конюшни. Из распахнутого окна веял ветер.

Он сел, удивленно ощутив, что почти здоров. Вытряхнув клок сена из волос, Каэрэ встал, и, шатаясь, подошел к окну.

Узкая тропка спускалась с холма вниз, на лужайку, на которой паслись несколько вороных коней - с широкой грудью, коротконогих, с крепкими бабками.

"Да, на тяжеловозах быстро не ускакать, но все же..."

Он мысленно измерил расстояние до лужайки. Огляделся - комнатка была пуста; кроме его постели и циновок из травы на полу, здесь ничего больше не было. Он помедлил и, подавив крик боли, подтянулся на руках, перевалившись через оконный проем в заросли густой травы. Снова огляделся - ни звука, ни движения.

Скользнув вниз по склону, почти скатившись, он оказался возле коней, перевел дыхание, борясь с неожиданно возникшей слабостью... До него доносился свист птах из кустов. "Смех? - Смех, смех!"

...Он растреноживал коня, вытирая холодный, липкий пот со лба, а кони ржали и волновались. Движение вокруг усиливалось, земля, качаясь, начала уплывать.

Он выпрямился и через пелену надвигающегося на глаза тумана увидел высокую фигуру.

-Ну, здравствуй, - услышал он.

Дальше Каэрэ помнил, как он хотел вскочить на спину коня, как незнакомец удержал его, как они, сцепившись в борьбе, вместе повалились на землю и как кони испуганно ржали.

-Не сметь его бить! - закричал незнакомец двум подоспевшим здоровенным рабам, которые схватили неудачливого беглеца. - Не сметь, я сказал!

Каэрэ заметил, что правая рука человека была согнута в локте и за кисть притянута ремнем к поясу, а пальцы ее бессильно свисали.

- Отведите его обратно, - добавил он, кивнув в сторону дома на холме. - Или лучше отнесите, - поправил он себя, взглянув на побелевшее лицо Каэрэ и темное пятно, расплывающееся на повязке на его плече.

- Мкэ ли-Игэа... - начал запальчиво один из рабов, но осекся.

...Каэрэ почти не сопротивлялся, пока они тащили его в дом и связывали ему руки и ноги простынями.

-Ты, неблагодарная скотина! Твое счастье, что мкэ Игэа запретил тебе врезать, а то бы ты у меня узнал! - говорили рабы наперебой.

- На благодетеля набросился! Он с тобой две ночи сидел, совесть твоя свинячья! Да из каких ты краев? Там, видно, принято на добро злом отвечать.

- Сбежать хотел! А ли-Игэа потом - отвечай перед ууртовцами! Они и так зуб на него имеют. По закону он бы стал твоим пособником в побеге, а за это знаешь, что бывает?

-Вот насыпят тебе теперь на спину соли с перцем, тогда узнаешь!

Каэрэ ничего не отвечал, уткнувшись лицом в циновку.

В комнату вошел Игэа.

- Ну что, беглец? - спросил он устало и сел на пол, рядом с Каэрэ, достал из-за пояса глиняный кувшинчик и щедро вылил содержимое на спину раба. Каэрэ смертельной хваткой вцепился зубами в циновку, чтобы не закричать. Соль и перец - какой же это верный способ добиться подчинения раненого, это так просто и так надежно...

- Ты что? - обеспокоенно спросил сидящий рядом с ним. - Тебе плохо? Голова кружится? И сурово обратился к рабам: - Ох, как вы его связали! Это ни к чему - развяжите-ка его.

Рабы развязали удивленного Каэрэ, который прислушивался к непонятным ощущениям, меньше всего похожим на жжение соли с перцем.

Рабы стояли у дверей.

-Можете идти, - кивнул Игэа.

Рабы скрылись.

-Я вижу, ты уже совсем здоров, - промолвил Игэа.- Ты что, подумал, что я перца тебе на раны насыплю? Поверил моим оболтусам? Им-то хозяева сыпали, да... им есть, что вспомнить... Куда ты хотел бежать?

- Неважно, - ответил Каэрэ, скрипнув зубами.

- Вокруг - имения храма Уурта - тебя бы поймали к вечеру... Ты голоден?- спросил он.

-Да, - неожиданно для самого себя ответил Каэрэ.

...Высокая красивая женщина с ранней сединой в темных волосах сменила повязку на его плече и поставила перед ним глиняную миску с ароматной похлебкой, от которой исходил давно забытый запах мяса. Окуная лепешку в темно-красное варево, он жадно принялся за еду.

- Ты давно в этом имении?- спросила женщина, печально глядя на него.

- Нет.

В ее глубоких темных глазах было нечто большее, чем сочувствие - в них было сострадание.