- Я тоже знаю его, он - достойный Искатель Уснувшего, - ответил Иэ, - и за его учеников можно только порадоваться...

- Лучше тебя наставника в Горах не было и не будет, учитель Иэ! - с горячностью воскликнул Миоци.

- Так вот, про книги, - заговорил, перебивая его, странник-белогорец. - Нэшиа изъял их из школьных библиотек, но в Иокамме они вполне могут быть. Посмотри! Покажешь мне, если найдешь - мне было бы любопытно.

Ночная дорога внезапно огласилась шумом - приближалась какая-то шумная толпа. Иэ поспешно отобрал поводья у Миоци и свернул на обочину. Лошади испуганно захрапели.

Мимо них двигалась длинная процессия приплясывающих, крутящихся волчком, скачущих на одной ноге людей в рубищах, с трещотками в руках. Их глаза светились нездоровым огнем, спутанные волосы были выпачканы в грязи.

- О, восстань!- вопили они нестройно. - О, восстань! К Тебе подняты очи странников! В Тебе - радость одиноких!

- Это "Будящие Уснувшего",- сказал Иэ.- Они пьют особый отвар - Игэа знает, какой - чтобы целыми ночами странствовать и достучаться наконец... Бедные. Многие из них умирают в пути. Это называется - "прыгнуть в ладью"

- Что они сделали с белогорским гимном!- возмущенно прошептал Миоци.

...Уже давно стихли вдалеке трещотки, а белогорцы- старый и молодой - пели, продолжая свой путь в город.

О, восстань!

Утешь ожидающих Тебя,

обрадуй устремляющих к Тебе взор.

- О, восстань!

Тебя ждут реки и пастбища,

к Тебе взывают нивы и склоны холмов,

- О, восстань!

к Тебе подняты очи странников,

в Тебе - радость оставленных всеми,

- О, восстань!

чужеземец и сирота не забыты Тобой,

чающие утешения - не оставлены.

- О, восстань!

В видении Твоем забывает себя сердце -

- О, восстань!

Огаэ старший

Когда они миновали ночную стражу у западных ворот Тэ-ана, Миоци предложил Иэ погостить у него. Тот неожиданно охотно согласился. Обычно странник-эзэт проводил ночи в доме какого-то гончара, или кузнеца из южных предместий города, или у каких-то других людей, а иной раз и вовсе уходил в поля за городские стены, чтобы проводить ночи в молитве,или навещать своих давних знакомых, таких, как Игэа.

Жилистый, широкоплечий, рослый - старик был лишь не намного ниже Миоци. Только его седые, словно запорошенные золой волосы и борода напоминали о том, что между ним и его бывшим воспитанником лежит разница в четверть века. Иэ всегда был для Аиреи Ллоутиэ загадкой, таким он остался и для ли-шо-Миоци.

...У наружной стены дома ли-шо-шутиика над входными дверями горели смоляные факелы, прикрепленные к стальным кольцам. В окне мерцала свеча - Тэлиай дожидалась господина. Пожилая рабыня, услышав звук подъезжающей повозки и голоса снаружи, подбежала к дверям и поспешно загремела засовами.

- Мкэ ли-шо-Миоци! Мкэ Иэ! - воскликнула он, кланяясь им. Миоци улыбнулся старушке.

- Мкэ ли-шо-Миоци, прикажете накрывать ужин?

- Нет, Тэлиай - мы не будем ужинать.

- Мкэ Иэ, - воскликнула Тэлиай, обращаясь к эзэту.- Мкэ ли-шо-Миоци почти ничего не ест. Как так можно! Одни вареные зерна, да сырые овощи, да водой запьет! Даже ли-шо-Кээо, хоть он тоже из Белых гор, ел и мясо, и сыр, и вино пил... Зачем же я здесь живу, когда для хозяина ничего не нужно готовить из еды! Пусть мкэ продаст меня в храм Уурта - там уж что-что, а поесть умеют!

- Не горюй, Тэлиай, - неожиданно для Миоци весело сказал Иэ. - Накрой ужин для меня. Ли-шо-Миоци готовится к завтрашнему служению и не может вкушать хлеба после захода солнца.

- Зачем же хлеб! Пусть и не ест хлеб, раз мкэ не позволяют его белогорские законы. У меня столько всего наготовлено! Даже ли-шо-Оэо - а он тоже из Белых гор - не придерживается так строго правил, а уж он-то самый уважаемый ли-шо-шутиик храма Шу-эна и один из главных в Иокамме, - горестно продолжала восклицать Тэлиай, поливая им на ноги воду. - Помяните мои слова - мкэ ли-шо-шутиик уморит себя голодом.

- А где Огаэ, Тэлиай? - спросил Миоци, беря из ее рук полотенце.

- Ох, мкэ ли-шо-Миоци! Вас не было вчера весь день, а я и не знала, как мне быть! Не гневайтесь на меня. Ведь к мальчику приехал его отец! - Тэлиай поспешно зажигала светильники в гостиной. - Мне не хватило духу его выгнать. Да простит меня мкэ! Я позволила ему остаться. А уж одежда у него была такая, что страшно в руки взять! Я ее в печь, а ему новую дала, да ему велела как следует вымыться с золой и с губкой, и оставила ночевать. Огаэ с ним все время и все про мкэ Миоци ему рассказывает.

- Отец Огаэ здесь? - воскликнул Миоци. - Позови его сюда, Тэлиай, если он еще не спит. Пусть поужинает с нами.

...Когда на пороге гостиной появился невысокий, ссутулившийся человек, с дочерна загорелым лицом и узловатыми натруженными руками, какие бывают у поденщиков и батраков, Миоци встал навстречу ему.

- Я рад видеть гостя и еще более рад видеть отца моего ученика.

- Да воссияет свет Неба в глазах ли-шо-шутиика! - произнес старик, падая на колени перед Миоци. Тот поспешно его поднял и усадил на подушки у стола.

- Как ваше имя, отче? - спросил Миоци.

- Огаэ Ллоиэ, мкэ ли-шо-шутиик, - озираясь по сторонам, неловко поклонился он.

Тэлиай принесла блюда, от которых исходил восхитительный аромат восемнадцати трав, делающих ее баранину несравненной. Иэ наполнил чашу вином и подал ее Огаэ-старшему.

- Не смущайтесь, добрый человек, - сказал он. - Мы - белогорцы, и уважаем и ваши седины, и ваш дальний путь.

Огаэ-старший отхлебнул вина, обмакнул лепешку в подливу у самого края блюда, и, надкусив, положил ее подле себя. Склонив голову, он некоторое время шевелил губами и морщил лоб, словно собираясь с мыслями.

- Мкэ ли-шо-Миоци, - проговорил он вдруг неожиданно твердо, почти сурово. - Я - из рода Ллоиэ, и мой единственный сын - последний Ллоиэ. Раньше это имя гремело по Аэоле, теперь мы растоптаны в прах. Но среди нашего рода никогда не было рабов! Я благодарен мкэ за его заботу о моем мальчике, за его доброту. Огаэ говорил мне, что вы его даже никогда не наказываете... Но рабство для Ллоиэ хуже самых тяжелых побоев.

- Подождите, мкэ Огаэ Ллоиэ, - хотел прервать его Миоци. - Я взял вашего сына в ученики, для того, чтобы...

- Мкэ ли-шо-Миоци! - перебил его Огаэ-старший. - Я беден, я никогда не смогу отдать вам деньги за Огаэ. Поэтому я умоляю - пусть я, а не он останется вашим рабом! Не смотрите, что я кажусь слишком старым - на самом деле я очень сноровист и вынослив. Я...

Миоци взял его за руку и слегка сжал ее.

- Добрый мкэ Огаэ, выслушайте меня. Ваш сын - вовсе не раб. Он свободный аэолец, каким и родился. Моя мать была из рода Ллоиэ, и я понимаю, как горело бы ее сердце и сердце ее отца, узнай они, что его дети станут рабами.

- Но как же... - растерянно забормотал Огаэ-старший.- Ведь вы...отдали...мкэ ли-шо-шутиик отдал долг начальнику училища - восемнадцать золотых монет! Я подумал...Огаэ говорил мне, что он - не раб, но он - еще совсем ребенок, и я подумал, что он ничего не понял... О, ли-шо-Миоци! - он хотел поцеловать его руку, но Миоци обнял его и расцеловал.

- Это я у вас в долгу за то, что у меня такой замечательный ученик.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ЯД ТЕМНООГНЕННОГО.

... Он закрыл глаза. Перед ним снова было море. Верхом на дельфине ехал дядя Николас и весело махал ему рукой.

- Дядя! - закричал он. - Куда ты? Постой!

- Куда он захочет - туда и путь мой! - странно отвечал дядя Николас.

- Кто? - закричал он в ответ. - Кто?