- Солнце скоро взойдёт, - посмотрев на то, как бледнеют, медленно линяя в серое, звезды, сказала мать матерей. - Почему ты споришь с моими решениями, Киоми? - сощурившись и блеснув зеленью глаз, спросила Лаитан. Вопреки привычкам, Киоми не опустила взгляда, а лишь выпрямилась и встала на пути своей госпожи.
- Мне кажется, пещеры помутили твой разум, госпожа. И я, как хранительница твоего покоя и твоей жизни, не хочу тебе зла. Останемся до рассвета хотя бы, чтобы видеть, куда ступать.
Лаитан бросила взгляд в сторону. Чернила дрогнули рядом с ободом костра, не решаясь перелиться через незримую черту, и сложились в подобие свернувшегося у огня огромного животного. Лаитан почувствовала, как задрожали её губы. Видения в пещере вернулись, прочно поселившись в голове и теперь уже казались ей истиной правдой.
Зверь в темноте беззвучно зевнул, клацнув пастью, и снова превратился в самую обычную ночь, разбившуюся на капли, когда в неё неслышно шагнул Морстен. Он встал рядом с матерью матерей, держась к ней чуть ближе, чем к Киоми, которая тут же попыталась испепелить его взглядом.
- Это ты её запугал, мерзавец? Ты что-то сделал с ней? Ты всегда во всем виноват. Не удивлюсь, если это ты завёл нас в ловушку с пещерами, а не какие-то духи.
- Киоми, - холодно прервала её Лаитан, - он спас нас всех. Он, а не варвар или ты. Мы стали бы обедом злым духам...
Её слова прервались громким стоном. Через минуту мимо пронесся, долбясь о стены ущелья и безжалостно перемалывая в труху старые кости, дварф. Держась обеими руками за свой шлем, в котором болталась лысая голова, он то и дело перебегал от камня к камню, стуча шлемом об них, падая и снова вставая на ноги.
- Горе мне и моим предотцам! Горе моему роду и всем дварфам мира! Горе предателям, считавшими себя победителями! Нас выбросили прочь, изгнали, не допустили до родной скалы! А потом столько оборотов солнц лгали нам, будто мы сами ушли и стали жить, будто мать-скала исторгла нас однажды, а Двойной Топор повёл прочь, к лучшим местам, где породы богаты рудами и самоцветами! Но ничего, ничего! - громко вопил дварф. - Они поплатились за свою жадность. Поплатились за свою гордыню! И я, я тоже должен был остаться среди моих предков. Не надо было мне выживать, не надо мне было видеть такое, о чём я не смогу рассказать своим родичам! Как же они теперь пойдут здесь? Как проложат путь? Как же они избегнут кровожадных клыков своих бывших предков? Горе мне, горе!
Морстен покосился на выплёскивающего свою скорбь дварфа, и вскользь заметил:
- Для выглядящего древним старцем он очень сильно стучит шлемом по камням. Хотя заботиться о внешнем виде сейчас и некогда, но это даёт надежду на то, что тело восстановится, - он провёл рукой по своим коротким волосам, серебрившимся в свете костра. - Но седина останется. Почему ты считаешь, что нам нужно уходить немедленно, Лаитан? В чём ты видишь угрозу? В горцах? Они опасны, раз уж смогли захватить в плен моих тхади. По крайней мере, хитры. Но с хитростью можно бороться хитростью. Или есть еще что-то, чего ты боишься? Пройти через подземелья мы вряд ли сможем, это правда. Я не был там, и если смог справиться с десятком тварей, питающихся жизненной силой, это не значит, что могу выдержать бой с сотней. Всему есть пределы, и моим силам тоже.
Он помолчал, дождался, пока Гуррун подбежит поближе к костру, и быстрой подножкой сшиб его наземь. Прижав дварфа к земле, Морстен громко сказал ему прямо в ухо:
- Успокойся, дварф, - чувствуя, что не удержит долго, повелитель Севера стиснул руку Гурруна ,выворачивая ее. Боль должна была пробиться через скорбь. - Успокойся! Все кто мертвы - мертвы. Мы живы, и нужно идти дальше.
Звезды совсем истёрлись, угасая, но серость рассвета еще не спешила окрасить тьму в свои цвета. Наступило самое голодное время, в часы которого из могил вставали покойники, а потерянные души стучались в ставни крепко заговорённых домов и скреблись на южных окраинах в хижины своей родни.
Где-то далеко завыл какой-то зверь. Жалостливо и осторожно, словно тоскуя по солнцу и опасаясь больше его никогда не увидеть. Лаитан услышала шуршание, как будто со стен ущелья начали осыпаться мелкие камешки, сливаясь в струйки пошире и побольше, увлекая за собой камни покрупнее. Остальные тоже замерли, и только дварф, обессиленно припавший к земле предков, стонал и колотил себя железным кулаком по шлему, причитая о своих предках.
Шорох усиливался, и Лаитан сложив пальцы кончиками друг к другу, выбросила их вперёд, звякнув браслетами под одеждой. Яркая вспышка высветила шевелящийся ковёр, сползающийся к огню костра. Огромная, ползущая и дрожащая, как жиле, масса скорпионов с острыми жвалами и воинственно поднятыми хвостами, стеклась отовсюду, пытаясь заползти на стены. Пока ей это не удавалось, но колыхание и дрожь усиливались до тех пор, пока из ковра насекомых не сложилась исполинская фигура человека с протянутой к группе людей рукой. Беззвучно дрогнули губы Киоми, едва слышно скрипнул меч властелина, выходя из ножен, утонули в шорохах звон и трепет браслетов Лаитан. Люди, сбившись в кучку, попятились, прижимаясь к стенам, пока роящаяся на земле масса не брызнула в стороны крылатыми тварями.
- Крылатые скорпионы, -только и вымолвила Надира.
- Южные твари, как они тут оказались? - поддержала её Киоми.
- Так же, как и мы, - произнесла Лаитан. А в голове так и стучалась мысль о том, что она просила уйти раньше, чем это случится. Властелин рывком поставил дварфа на короткие ноги, поправил на нем шлем и развернул лицом и бородой в сторону насекомых, стрекочущих и лениво опадающих со скользких холодных камней обратно вниз. Узкие крылышки не позволяли скорпионам летать постоянно, но перебираться с места на место они могли вполне. Обтекая и переваливаясь через огромные завалы и валуны на дне ущелья, они неумолимо приближались к людям, уже начав покрывать собой отнесённые подальше трупы из пещеры. Живой ковёр, наползая на тела, задерживался на них на некоторое время, а когда снова вливался в массу себе подобных, останки представляли собой только чистые кости и оставшиеся на них элементы брони и украшений.
- Так вот что послужило могилой тем костям, - прошептала Лаитан, вспомнив лежащих на земле предков Гурруна. Правда, для дварфов они были слишком уж высокими и ширококостными. Она выступила вперед, подойдя вплотную к огненному ободу костра. Подхватив из рук северянина его палку, которой тот недавно мешал угли, Лаитан сверкнула золотом в глазах и сунула кривую деревяшку в огонь. Пламя качнулось навстречу, радостно и безрассудно обвиваясь вокруг палки, припадая к ней, словно горячий любовник к юной деве, которую не видел много ночей. Лаитан швырнула горящую палку вперед. Она упала перед первыми рядами скорпионов, и в тот же миг все пламя костра послушло выплеснулось вслед за деревяшкой, хлестнув по воздуху горячим жаром. Стена огня, выросшая перед насекомыми, преградила им путь на какое-то время. Сотни стрекочущих и шебуршащихся жуков скорчились и опали вниз, сгорая от колдовства Медноликой. Стена огня с ревом поднялась вверх, едва не выплескиваясь через край ущелья, но через некоторое время она опала вниз, угасая. А через горячую преграду снова валом попадали летучие скорпионы.
Морстен посмотрел на стоящую рядом женщину, отмечая в ее глазах ужас и неуверенность в себе.
- Вверх, карабкайтесь вверх! - опомнившись, закричала Лаитан. Жрицы, похватав раненых сестёр, бросились ползти по покатым и гладким камням, но лишь скатывались вниз, обдирая до крови и костей пальцы и колени.
Из дыры, ведущей в пещеры, снова начал сочиться молочно-белый туман, скользкими щупальцами пробирающийся к людям и не давая им взбираться по камням. Липкая морось, появляющаяся там, где туман касался камня, заставляла пальцы скользить, и жрицы, теряя опору, скатывались обратно вниз. Одна из них, сорвавшись, коротко вскрикнула, плюхнувшись прямо в ползущий по дну кисель. Секунды перетекли в минуты, и женщина резко поднялась, молча зашагав к стенам прохода снова. Её лицо, бледное и обескровленное, посмертной маской впечаталось в сознание Лаитан, дрожащими руками пытавшуюся удержать Надиру от падения. Морстен, забравшись на высокий валун, оказался окружён белым маревом со всех сторон, словно маяк на возвышении скалистого уступа Соленморья. Чёрная полоска меча ядовитым шипящим куском тьмы рассекала ползущие к нему прутики щупалец, а за ними уже подбирались крылатые южные скорпионы. Киоми, опустившись вниз на пару невидимых уступов, помогла втащить Надиру повыше и протянула руку Лаитан. Медноликая бросила взгляд на властелина севера, закусив губу.
