- Госпожа, он справится, хватайся скорее! - в ужасе закричала служанка. Лаитан и сама понимала, что ей нечем помочь мужчине, сосредоточенно дерущемуся с туманом.
Еще одна жрица пропала внизу, сброшенная туда осыпью из-под ног, и тут же погребённая под волной стрекочущих и шамкающих жвалами скорпионов. Короткие всплески кровавыми руками, бесполезная, отчаянная попытка выбраться, последний рывок, и облепленное жующими плоть скорпионами тело снова скользнуло прочь, становясь обедом или ранним завтраком.
- Вы все умрёте! - прокатилось над ущельем. Растревоживший своим голосом мертвецов Посмертник впервые решил заявить о себе, соткавшись из мелких тел насекомых. Ночь стремительно линяла в бледный, затянувшийся облаками рассвет. Но до того, как первые лучи солнца должны были высушить туман на дне расщелины, оставалось слишком много времени. Где-то далеко уже засвистели первые птицы, пробуя на крыло новый день, но почти тут же замолчали, почуяв поблизости беду. Золотая южная лилия на небосклоне еще догорала, борясь с первыми перистыми облачками, стягивающимися в эти края, а Лаитан чувствовала набухающие грозой тучи, идущие с Соленморья. Влажный солёный воздух, долетевший даже сюда, трепался на кончиках пальцев остатками силы.
Медноликая бросила короткий взгляд на свою служанку. Киоми казалась перепуганной настолько, насколько её не видела даже Лаитан в те годы, когда им двоим удалось впервые подсмотреть за соитием в боковых залах во время праздника плодородия.
Это было настолько давно, что змея Лаитан даже не могла припомнить такого. И когда она сообразила, что Киоми много младше её, и таких совместных воспоминаний у них быть не может, чёрный зверь, лизнувший остатки брошенного костра, прыгнул на Морстена, рассыпаясь по его телу дробными чернильными искрами, окутывая фигуру властелина новой броней.
Тьма сомкнулась над головой мужчины, и клинок стал продолжением руки, удлинившись и разойдясь в стороны, пока от лезвия не протянулись широкие полосы темноты, кольцами окружившие властелина Замка.
Киоми втащила опешившую от ложной памяти и увиденного Лаитан повыше, и Медноликая увидела своих жриц и воительниц, прилипших к стенам ущелья на разной высоте, располагаясь по всей длине, куда только хватало взгляда.
Черные кольца темноты, тем временем, полыхнули таким же мрачным и холодным огнём с иссиня-черными окантовками язычков пламени, и превратили в прах навалившуюся кучу скорпионов. Поднявшись вверх, словно узкий щит, темнота не дала летучим тварям добраться до головы властелина. Все звуки, кроме шороха крыльев и щёлканья жвал, вокруг Морстена пропадали, вязнув в чернильном облаке синеватых огоньков.
Бессильно и бесполезно лупящий по камням туман лизал голые острые камни рядом с пятками вжавшихся в каменные уступочки женщин. Лаитан держалась занемевшими пальцами за мелкие камни, торчащие из горного массива, понимая, что вот-вот окончательно потеряет силы и полетит вниз, в услужливо подставленные мертвенным маревом ладони.
"Темнота укутает тебя и успокоит. Ты больше не станешь бояться, детка. Тьма - всего лишь отсутствие света. И солнце вернётся, отмечая начало нового дня. Темнота примет тебя в свои объятия, убаюкает и подарит отдых. Ты закроешь глаза и вздохнёшь - протяжно, сладко, с удовольствием. Будто в последний раз. Будто только ради этого вдоха и стоило жить до сих пор. Будто нет в мире ничего прекрасней темноты и покоя, который она приносит. Ты уснёшь. Без боли и сомнений, без томящейся злостью и обидами душевной слабости. Без грохочущих битв и острых стальных клинков предателей в рёбрах матери матерей.
Ты укутаешься в эту темноту, мягкую и податливую, словно перина, закроешь глаза и перестанешь тревожиться о прошедшем дне...
- Но, нянюшка, тьма наш враг. Как можно уснуть в объятиях врага?
- Иногда, детка, эти объятья слаще дружеских и надёжней материнских.
- Разве можно доверять Тьме, нянюшка?
- А разве нет? Думаешь, одного доверия свету хватает, чтобы он не обжигал твою кожу, чтобы не ослеплял глаз и не оставлял уродливые язвы на лице, не прикрытом в солнечный полдень последнего летнего трёхнеделья?
- Значит, свет тоже наш враг?
- Наши враги всегда с нами. Мы сами себе враги и друзья. И никакая Тьма или свет не заставят нас не доверять лжецу и предателю и любить своё мастерство, когда оно забирает тысячи жизней во имя Империи".
***
- Без тьмы нет света, без света тьма живёт прекрасно, - прошептала Лаитан, продолжая мысленный диалог со своей нянькой, всплывший подозрительно вовремя, пока глаза с тревогой смотрели на сражение тёмного воина и неисчислимого множества слуг Посмертника.
Шуршание и стрёкот разрезали свист и уханье, и в самую гущу туманного зарева полетели дымящиеся мешочки с курительными травами. Расползшийся в безветрии запах ладана и смолы забил ноздри едкими парами, заставляя глаза чесаться. Лаитан отчаянно хотелось чихнуть, но для этого ей пришлось бы отпустить ненадёжные камни и свалиться в стиснувшие объятия туманные кольца.
Над головами прошуршали осыпающиеся камешки, заставив посмотреть вверх. Перед Лаитан и жрицами повисли, продолжая бросать вниз дымящиеся мешочки, воины, обвязанные прочными петлями верёвок. Их лица были прикрыты платками, волосы спрятаны под повязками, а руки в тонких кожаных перчатках метко продолжали осыпать насекомых и ползущих приведений курящимися благовониями. Пока одни защищались и отбрасывали линию противостояния подальше, другие, стремительно спустившиеся следом за первым отрядом, похватали перепуганных жриц и, взвалив их себе на плечи, ловко скользнули вверх, оставив после себя упавшие на дно ущелья каменные противовесы.
Киоми хотела что-то сказать или сделать, но возникшая перед ней тень ухватила жрицу за талию и взметнулась вместе с ней прочь.
Настала очередь Лаитан.
Медноликая видела, что властелину не нужна помощь. Но долго ли он простоит вот так? Пусть даже его сила, невесть откуда и как взявшаяся, как и новое оружие, помогает выстоять против полчищ тварей Посмертника. Внутри тёмного кокона колышущихся доспехов невозможно было рассмотреть ничего.
Перед лицом Лаитан появились блестящие глаза незнакомца, укутанного в свободные одежды. Он не стал хватать Змею, только выжидающе замер, красноречиво поглядывая на подбирающихся к ним скорпионов. Лаитан кивнула на тёмную фигуру впереди. Пришелец молча покачал головой, отрицая даже саму возможность что-либо сделать для Морстена. Лаитан указала на верёвку. Поколебавшись, молчаливый спаситель согласно кивнул, но дал понять, что для начала он уберётся отсюда вместе с Медноликой. Лаитан прижалась к гибкому и горячему телу человека, мгновенно скрутившего с запястья кусок бечёвки и дёрнувшего за него. Видимо, кто-то всё же ждал их наверху, и поймав сигнал, бросил вниз камень противовеса. А возможно, система заключалась в чем-то другом, но Медноликая не знала этого.
Взметнувшись в воздух так быстро, что у неё даже спёрло дыхание. Лаитан сжала пальцы в замок за спиной спасавшего её человека и, едва они оба зависли в самой высокой точке над головой Морстена, с пальцев Лаитан сорвались золотистые искры.
Шесть огненных дорожек, разрастаясь и расширяясь, покатились по стенам ущелья прочь, прожигая свободный путь до валуна Морстена, давая ему небольшой шанс убраться прочь. Не задерживая в объятиях свою добычу больше необходимого, человек в черно-красных одеждах выпустил Медноликую на самом краю ущелья, поросшим травой и мелкими жёсткими жёлтыми цветами, начавшими уже распускать головки, чувствуя приближение восхода.
Лаитан рискнула заглянуть за край. Огненные полосы золотого света выжгли приличное место от края стены до валуна Морстена. Пламя должно было существовать лишь несколько секунд, давая понять противнику, чтобы он не пытался вылезать выше границ ущелья. А еще Лаитан хотелось дать властелину понять: она сделала все возможное для него и на этот раз.