— Ну да, а что в этом такого? Ты спрашиваешь так, словно я предложил показать тебе домашний металлургический завод или ферму по разведению гиппопотамов.

— Нет, просто я… это так неожиданно…

— Что неожиданно, дорогая?

— Неожиданно слышать от тебя само слово «детская». Понимаешь, я, кажется, не поспеваю за всеми теми переменами, которые в тебе произошли. Ты не подумай, я на самом деле очень рада им, честное слово, просто мне еще надо немножко привыкнуть к новому Джеку, дорогой.

Обнявшись, они идут по коридору и в конце его открывают дверь, за которой расположена большая светлая комната с окнами во всю стену.

— Сейчас она еще не обставлена, — говорит Джек, — но я уже подумал о том, как тут можно сменить обстановку. Этот гарнитур детям совсем ни к чему, мы его выкинем…

— Конечно, дорогой, — перебивает его Кларисса, загадочно поглаживая рукой толстый набивной подлокотник огромного плюшевого кресла, — но пока… Мне кажется, это кресло еще вполне можно использовать. Благо дети нас не видят… Поиграем в лошадки? Цок-цок, цок-цок!

Присев на подлокотник верхом у самого края, она оказывается в позе наездника и начинает слегка покачиваться взад-вперед. Ее лобок с летящей птицей то призывно приподнимается, демонстрируя розовые и пурпурные губки, то скрывает их в мягком плюше. Чуть опустив голову, Кларисса исподлобья глядит на Джека.

Джек подходит не сразу. Сначала он несколько секунд любуется соблазнительной всадницей. Эта хулиганка, которая раньше была Снежной Королевой и «синим чулком», проделывает по собственной охоте такие вещи, о которых ни одна из прежних его знакомых даже слышать не пожелала бы! Боже, где были твои глаза все эти восемь лет, Джек?!

Наконец он не выдерживает и подходит к креслу. Проведя рукой по плечу Клариссы, по ее локтю, затем по талии и по животу, он спускается ниже и чувствует, что она уже готова принять его. Эрекция возобновилась с прежней силой. Сдвинув Клариссу по подлокотнику дальше к спинке кресла и подогнув ей правую ногу так, чтобы она могла опираться коленом на сиденье, он тоже садится верхом, подогнув левое колено, а правой ногой все же опираясь на пол: кто знает, выдержит ли старое кресло их обоих?

Когда он входит в нее, Кларисса обхватывает его руками за плечи. Они нисколько не насытились друг другом тогда, в спальне, и неутоленная страсть заставляет их двигаться быстрее.

Скачка продолжается несколько минут, затем раздается тот самый треск, которого вначале они оба ждали, но потом, отвлекшись, перестали о нем думать. Подлокотник старого кресла отваливается, и оба наездника едва не падают. К счастью, Джек, который все время опирался одной ногой на пол, удерживает равновесие и успевает вовремя подхватить Клариссу. Оба хохочут, как резвящиеся дети. Отсмеявшись, они смотрят друг на друга. У Клариссы в глазах прыгают озорные чертики, карие глаза Джека так лучатся счастьем, что словно бы даже приобрели золотистый оттенок.

— Но мы ведь еще не приехали? Меняем коня!

Они пересаживаются на другой подлокотник. На сей раз Джек садится к спинке, а Кларисса взбирается на него, положив свои бедра поверх его бедер. Он удерживает ее руками за талию. Ей хотелось бы, чтобы это волшебное ощущение добрых и сильных ладоней Джека на ее пояснице никогда не пропадало, осталось с ней навеки.

«Поездка верхом» возобновляется. Медленно, шагом. Они наслаждаются мерным ритмом, Кларисса положила руки на мускулистые плечи Джека и сжимает пальцы в такт движениям. Она постанывает от удовольствия, ощущая, как он медленно скользит внутрь и наружу, то достигая самой ее глубины, то едва не выходя целиком на волю.

Неспешная езда доставляет обоим такое наслаждение, что переходить на бешеный аллюр не хочется. — Джек?

— Что, любовь моя?

— Мне никогда еще не было так хорошо. О! О! А-а-а… а… Ах!

Волна оргазма подкатила внезапно и словно накрыла Клариссу с головой. Хватая ртом воздух, она вздрагивает в руках Джека и запрокидывает голову назад.

Ему нужно больше времени. Когда Кларисса выныривает из схлынувшей волны и открывает глаза, он говорит ей:

— А что, если нам посмотреть, на что способен вон тот стол?

Не дожидаясь ответа (Кларисса еще не совсем пришла в себя и не готова к дискуссиям), он опускает ладони ниже и обхватывает ее за ягодицы. Затем встает с кресла и несет Клариссу к столу. Джек — единственный мужчина в жизни, который носил ее на руках. Даже когда она была ребенком, отец никогда не брал ее на руки больше чем на несколько секунд. А это так прекрасно, когда большой и сильный мужчина несет тебя. Ты плывешь по воздуху, плавно покачиваясь, ощущаешь совсем рядом его теплое дыхание и любимый запах. Чувствуешь себя в полной безопасности: его крепкие руки не выпустят тебя, не уронят. Как хорошо…

Подойдя к столу, Джек бережно усаживает Клариссу на край. Она обвивает ногами его талию и откидывается назад, опираясь на вытянутые руки. Высота стола как будто специально рассчитана для того, чтобы Джеку не пришлось ни приседать, ни вставать на цыпочки. Он начинает мерные движения тазом взад и вперед. Стол слегка поскрипывает.

— Ты ведь подхватишь меня, если он тоже начнет разваливаться? — спрашивает Кларисса. Она уверена в ответе, но ей хочется, чтобы Джек сам сказал это.

— Конечно, дорогая. Я ни за что не дам тебе упасть. Я поймаю и буду держать тебя. Крепко и надежно. Всегда. Что бы ни случилось!

— Как это хорошо!

Через некоторое время Кларисса начинает чувствовать, что Джек близок к оргазму. Это ощущение с неожиданной силой возбуждает и ее. За те несколько секунд, что остались до семяизвержения, она из полусонного, блаженного и расслабленного состояния взмывает к самой вершине, где оказывается практически одновременно с любимым. Возгласы, вырывающиеся из их уст, сливаются в один.

— О, Джек! Это было прекрасно! Второй оргазм был прекраснее первого, а этот даже еще лучше. Все как будто взорвалось искрами. Даже в ушах звенит до сих пор.

— Это детская, — подражая тону экскурсовода, отвечает Джек, — место забав, радости и безмятежного счастья наследников, — и продолжает уже нормальным голосом: — А почему для нас должно быть иначе?

Еще несколько минут они проводят у стола, обнявшись. Влажный воздух летней грозы и любовь, более жаркая, чем тридцатиградусный день за окном, сделали свое дело. Тела их покрыты капельками пота. Отирая пот со лба, Джек говорит:

— Пожалуй, прежде чем осмотреть кабинеты, кухню и столовую, нам стоит заглянуть в ванную комнату.

— Как много помещений в этом замечательном доме… Мне это нравится, — усталым, но очень довольным голосом отзывается Кларисса.

В ванной Джек долго и тщательно намыливает ее, не обходя вниманием ни один сантиметр ее прекрасного тела. Особое внимание он уделяет груди, соскам и ореолам вокруг них, а затем промежности. Кларисса смеется, сдувает с ладони мыльную пену ему в лицо, а потом наступает ее очередь, и она с такой же серьезной основательностью намыливает Джека. Его расслабленный после сладких трудов член она обрабатывает с такой нежностью, как будто это отдельное маленькое существо, к которому она испытывает безграничную нежность, благодарность и умиление. Поэтому о нем надо позаботиться как следует.

Закутав любимую в махровый халат, Джек выносит ее из ванной на руках.

— Я был бы не прочь подкрепиться. А ты?

— Неплохая идея.

— Тогда пойдем вниз, на кухне кое-что есть.

Оказывается, «кое-что» — это целая трапеза из салата с грудкой индейки, тостов и ягодного десерта. Поев, Кларисса вдруг понимает, что продолжить экскурсию при всем желании сразу не сможет. Ощущение расслабленного, тяжелого, полностью удовлетворенного тела так упоительно, было бы просто насилием заставлять его сейчас двигаться. Даже глаза как будто хотят закрыться, словно чья-то теплая ладонь прикрывает веки…

Когда Кларисса снова открывает глаза, она в первый момент не может понять, что произошло. Она уже не сидит на кухне за столом напротив Джека, а лежит в большой кровати на шелковой простыне под одеялом. А где же Джек?