— Сколько тебе было?

Я улыбнулся, на миг зарывшись пальцами в мягкие темные волосы. Сев на пятки, потянул за язычок молнии ярко-фиолетовой Данькиной толстовки. В самом конце ткань зажало. Рукожоп? Рукожоп.

— Восемнадцать, кажется…

Новиков скользнул ладонью по моей груди, вверх, от ребер до свежего шрама — руки уже нагрелись, стали горячими и почти обжигали.

— Почему тебя до сих пор трясет?

— Адреналин. Это пройдет, ерунда.

Я врал. С ним не могло быть по-другому, не могло быть спокойно и легко. И я не то, чтобы до ужаса нервничал — просто эмоции переполняли самые разные, их было много и мой мотор уже не справлялся.

Раздевание, по новому обычаю, проходило с обязательным шоу — Даня уложил меня на лопатки, стащил джинсы, весело щелкнул резинкой трусов о пузо. Я пнул его коленом и приготовился получить в ответ, но вместо очередной выходки он невозмутимо раздел меня до конца.

— Вместо тысячи слов.

— Честное слово, ты меня задолбал, — признался Даня, поднимаясь, чтобы достать тюбик смазки и презерватив из тумбы. — Учти, я отыграюсь за всё. В особенности за индейца.

— Я сам начал.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

Последнее слово растворилось где-то на виске — Даня поцеловал, на контрасте слов, очень нежно. Разместился в облюбованном месте, внаглую поднял мои ноги наверх и подтащил к себе поближе за лодыжки. Теперь я, покрасневший до оттенка спелой вишни, был раскрыт всеми своими тайными местами на все сто процентов, но мог лишь сжимать зубы и ждать.

— Вы только посмотрите, какой покорный, — ехидничал Новиков. Я ему не отвечал, потому что понимал — это от нервов, он не пытался меня задеть, просто не знал, что должен сказать.

Точнее, должен ли вообще что-то говорить. Проще было не слушать. Проще — ощущать.

Ласковые поцелуи, медленные расслабляющие прикосновения — иногда удивительно осторожные. Он уделил внимание каждому миллиметру моего тела настолько, насколько это было возможно без риска перейти через установленную им же грань. Уже через несколько минут я плавал в каком-то пространственном гамаке удовольствия, подставляясь и пытаясь дать хотя бы каплю нежности в ответ. Гладил его плечи и руки — мне нравилось чувствовать напряжение в мышцах.

Возможно, именно из-за моей открытости, он вел себя сдержаннее, чем обычно.

— Всё нормально?

— Слушай, я не слабак. Из-за такой ерунды не сломаюсь.

Тихо щелкнула крышка тюбика. Даня сделал глубокий вдох, выдавил гель. Разогрел в пальцах и прикоснулся ко мне, как к самому хрупкому существу в мире, которого можно ранить одним неловким движением. Короче говоря, мои слова ничегошеньки не изменили. Вот и распинайся перед ним, называется.

На этот раз ощущение было иным. Может быть, из-за другой позы, может быть, из-за сильного возбуждения — я тихо ахнул и невольно изогнулся, когда он проник в меня пальцами.

— Ты ведь читал что-нибудь… об этом?

— Немного.

— Не пытайся контролировать мышцы, — его голос звучал немного непривычно — я заслушался и почти отвлекся. — Только хуже сделаешь.

— Это не так-то просто между… прочим, — я нервно хохотнул, приподнимаясь на локтях. Шум в ушах из-за яростного бега крови глушил половину звуков, хорошо хоть, что Даня говорил достаточно громко.

— Я добавлю ещё один. Если будет больно, не молчи.

Он уткнулся лбом мне в плечо и очень осторожно втолкнул третий палец. Я попробовал сделать, как сказано — полностью абстрагироваться и «не контролировать». Безуспешно. Боль была основательная, тело не слушалось. Благо, я знал, что неприятные ощущения должны пройти. И они отступали — даже быстрее, чем в прошлый раз.

Выждав какое-то время, Даня провел губами по моей ключице, лбом боднул в подбородок. Заставил запрокинуть голову.

— Как?

— Терпимо. Я же сказал, я не… сломаюсь.

— Можем продолжить?

— Давай попробуем.

Я выдохнул, тихо порадовавшись тому, что подготовка завершена, и уставился на Даню с идиотским любопытством — было интересно, как выглядит процесс натягивания презерватива в его исполнении.

Сперва он стащил с себя оставшуюся одежду, ненадолго задержался на краю дивана — просто посидел с полминуты, согнувшись. И уже после вернулся ко мне.

Я потянулся было к его члену, но Новиков подурачиться не позволил, перехватил мою руку, поцеловал в ладонь и отстранил.

Упаковку презика разорвал зубами. Выглядело забавно.

— Чё ты лыбишься, идиот? — не выдержал Даня, под пристальным взглядом немного неловко натягивая резинку. Красненький, вах.

— Не знаю. Сейчас, наверное, будет не смешно, так что я напоследок.

— Клянусь, я вытрахаю из тебя всю дерзость, — он рассмеялся и выдавил немного смазки на член. — Так, ладно… как тебе было удобнее, в прошлый раз или в этот?

— Ты о чем?

— Поза.

— А… так — вполне нормальн…

Даня плавно развел мои ноги и коротко прижался к промежности, в связи с чем способность говорить канула в небытие.

— Не бойся, — шепнул Новиков. — Главное — не бойся…

Скажем так, я считал себя выносливым человеком. Когда дело касалось физических нагрузок, я уверенно шел в серединке, а боль переносил мужественно и стойко.

Но это — это было… слишком из ряда вон.

Сначала короткая, тягучая вспышка. Терпимая. Потом — волна болезненного спазма, которую проигнорировать уже не получилось. Я сжался и дернулся назад. Даня — в противоположную сторону.

— Не молчи, — хрипло сказал он, заглядывая мне в лицо. — Не можешь?

— Дай мне минутку.

— Если настолько тяжело… не стоит рисковать. Блэкдж…

Я поймал его, с силой дернув волосы на затылке. И почти прорычал в губы:

— Угомонись. Я просто не ожидал. Давай ещё раз.

Становилось жарко. Кожа взмокла, и хотелось приложить куда-нибудь чего-нибудь прохладного. Желательно вообще везде, ага.

Уже не в состоянии спорить, Даня кивнул.

И попробовал снова.

На этот раз ещё медленнее, так медленно, что я имел сомнительное наслаждение почувствовать и распробовать всё. Как моё тело впускает его член, как раздвигаются мышцы, как бессмысленно напрягается живот, и как хочется избавиться от этого дискомфорта. Но уже примерно представлял, чего ждать и терпел целенаправленно.

Пока я боролся с собственным организмом, Новиков целовал куда придется — в щеки, в лоб, в глаза, в губы, в шею. Он тоже быстро покрылся влажной пленкой и смотрелся так сексуально, что я не выдержал:

— Ты такой красивый…

— Вовремя, блин, — шепнул Новиков. — Половина…

— Боже, это только половина? — я страдальчески взвыл и даже усмехнулся почти сквозь слезы. — Ты и твой блядский шишкарь… от вас одни проблемы…

— Можешь расслабиться? Хоть чуть-чуть?

— А я не?

— Совсем не.

— Тогда к черту.

Даня коротко двинулся, выбив из меня долгий, развратный стон.

Где-то тут чаша и лопнула. Новиков пробормотал что-то отдалённо напоминающее «прости», стиснул в объятиях и толкнулся с усилием, проникая ещё глубже. Я охнул и вцепился в него так яростно, что на плечах остались алые полумесяцы от ногтей.

Стоит отдать должное — толчки поначалу были всё-таки медленные и да, он не стал загонять член до конца.

Ещё в течение начального этапа меня слегка раскидало в спектре от «это очень даже неплохо», до «боже, лишь бы всё прекратилось». Но когда я вновь почувствовал возбуждение, и Даня выбрал правильный угол, по телу прошлась такая мощная волна удовольствия, что все прошлые ощущения померкли. Я даже вскрикнул, по-настоящему, в голос. И уже не от боли — от чистого кайфа.

Новиков закинул мою ногу на плечо и стал кусать за икру. Хотелось убить его нафиг, потому что было щекотно и неудобно, но именно эта позиция в половину рогатки оказалась самой подходящей.

Несмотря на все старания, было нихрена не легко. Я почему-то думал, что самое неприятное в гейском сексе — это начало, но оказалось, что тяжело всё время. Правда, кроме «тяжело», есть ещё «охренительно», и два полюса сходятся в единое целое, захватывая дух и выжимая силы.