Теперь в моём распоряжении были только ощущения. Сперва медленные разогревающие поглаживания — видимо, Тимуру всегда хотелось чувствовать больше тела и тепла кожи, но привычка держать дистанцию с клиентами отражалась и на наших сессиях. Потом Тимур с чувственной обстоятельностью связал мне руки, то и дело покусывая за пальцы. Всё это было непривычно и распалило до пугающего быстро.

Я вдруг осознал, что ему всегда хотелось обладать мной по-другому. И значение слов «я хочу всё» тоже раскрылось полностью. Каждый миллиметр тела, мои движения, дыхание, стук сердца были его и ему.

И поцелуи. Поцелуев было в сто раз больше, чем обычно. Бывали разы, когда Тимур вообще обходился без них, но не сегодня.

Так как я был слаб к нежностям, то через пятнадцать минут оказался размазан по одеялу неровным и ничего не соображающим слоем.

— Эй, я только начал…

Уже тёплые, разогретые ласками пальцы, обильно смазанные, закружили вокруг входа в моё тело. Я развёл ноги, подставляясь, но Тимур никуда не спешил, чем начинал доводить. Но и возмущаться желания не было.

Он всегда легко и быстро выбивал из меня оргазм. А теперь — дразнил, тянул, лишь слегка проскальзывая по точкам удовольствия, играясь. Я замирал на каждом движении, надеясь, что вот сейчас сорвёт и пойдёт по привычному сценарию. Ещё чуть-чуть — и понесётся. Голова кружилась, и очень хотелось кончить.

— Тимур… ты что…

— Рано. Потерпи.

Поймав меня на грани, Тимур разместил бандаж на основании члена, чтобы не спустил раньше времени. Внутрь проскользнуло что-то мягкое, что совсем не причинило боли. Раздался тихий звук. Незнакомый, но я мгновенно понял, какого рода эксперимент ждёт меня на этот раз.

— Помпа?

— Да…

И снова. Если это пробка с поддувом, значит, эта пытка с прогулками по краю надолго. Я даже застонал от негодования.

— Посмотрите-ка, как мы недовольны, — мурлыкнул Тимур. — Я ещё долго не дам тебе кончить. Смирись.

Он нажал на грушу ещё раз, и я во всех красках ощутил, что впереди нечто неизведанное. Наполнение стало существенным. Чувство было странное и непривычное, пока вроде бы не больно, но в то же время распирает. Наверное, из-за мягкости материала.

Тимур поцеловал меня, с чувством укусив за нижнюю губу.

— Так хорошо, м? Когда почувствуешь, что больше не можешь, скажешь.

И он начал накачивать пробку. Я невольно выгнулся, вдруг понимая, что мне уже сейчас очень даже…

— Хватит!

Тимур тягуче погладился о щеку и, видимо, выпрямился. Я мог только слушать его — прикосновения на фоне давления почти не чувствовались. Всё внутри пульсировало.

— Это больно?

— Не… нет. Не так… странно.

Надавив на пробку снаружи, Тимур слегка продвинул её глубже. Я задохнулся и заелозил на одеяле. Становилось жарко, по вискам ползли капли, спину ломило. В бархатистой темноте ощущения были в разы острее.

— Нам надо как следует растянуть тебя, — зашептал мой мучитель, затяжным движением проходясь пальцами по члену, по животу и рёбрам.

Затем он завёл связанные руки мне за голову, вынуждая выгнуться дугой.

Ужасно хотелось избавиться от давления. Хотя мышцы постепенно привыкали и неприятные ощущения сходили, погребённые под плавными, жгучими волнами удовольствия, это изрядно трепало мою и без того потрёпанную большим перерывом выносливость.

— Сильная боль слишком быстро утаскивает тебя в космос, — прошептал Тимур. — Значит, я буду играться, пока мне не надоест. Как тебе такое?

— Сволочь, — честно высказался я.

— Привык? Продолжим.

Звук помпы, кажется, стал моим личным триггером — я его ждал и боялся. Потому что казалось, что ещё чуть-чуть и внутренности не выдержат. Но с новой порцией воздуха не происходило ничего сверх. Просто опаливало лёгкой болью, распирало сильнее.

Тимур покусывал сосок, с удовольствием вслушиваясь в мои полустоны и хрипы. Иногда чуть-чуть подёргивал за пробку, доводя до болезненно напряжённого состояния. И, кажется, посмеивался.

После очередной подкачки, когда я начал ныть, он стянул повязку. Его глаза, почти чёрные, глубокие, словно горели изнутри.

— Ну?

— Не могу больше…

— Потерпи.

Раздвинув мои ноги так, что заныли связки, он удобно расположился между. И потащил пробку наружу. Я застонал от боли. Хотя она была не настолько сильной, чтобы попросить прекратить, но меня будто бросило в котёл. И закружило в болевой эйфории.

Освободившись от пробки, я едва не кончил всухую. Тимур фыркнул, а потом ненадолго ушёл, забрав и агрегат. До его возвращения я успел немного отдохнуть и очухаться. Скоро он вернулся, на ходу натягивая латексную перчатку на правую руку.

Было так, словно сквозь тонкую кожу выступили нервы и теперь каждое прикосновение Тимура воздействует прямо на них, а его взгляд режет, тонко-тонко, но очень глубоко.

Он выдавил смазку, растёр её по правой руке до запястья. Я сглотнул.

— Влад, ты помнишь? — безмятежность с лица Тимура испарилась, оставив нехорошую хищную жажду и предвкушение.

— Я скажу. Не сомневайся… — сначала я даже как-то стушевался. Было не по себе, почти как тогда, когда я сам брал в руку кнут. Ладно хоть сейчас я знал, что всё контролирую.

Тимур протолкнул внутрь три пальца и довольно прищурился, снова внаглую проигнорировав мою простату. Плавно двинул рукой назад.

Фистинг я не понимал, но это, пожалуй, от неосведомлённости. В чём-то ведь должна быть разница между дилдо, членом и рукой. Эти неизведанные ощущения интриговали, но я совершенно не верил, что справлюсь.

— Горячо, — промурлыкал Тимур, тягучим движением вталкивая четвёртый палец и слегка согнув остальные. Я нахмурился, пытаясь привыкнуть. Всё же мягкий материал не причинял такого дискомфорта. — Как ты?

— Пока… нормально, — ответил я. Единственное, что меня по-настоящему беспокоило, это ломота в спине.

На самом деле ради того, чтобы видеть его таким, стоило потерпеть. Стоило вынести всё, что угодно, но я слишком хорошо помнил, что значит гулять по лезвию, не зная, где оно заканчивается. Поэтому я был готов дать сигнал при любом действительно неприятном ощущении. Но пока — пока меня таращило и тащило к его рукам, к его силе и жёстким ласкам. Хотя, стоит признать, он позволял нам обоим намного больше обычного. Себе — прикасаться как угодно, мне — подставляться, крутиться, кусать его за плечо во время особо сильных толчков. Они были тягучие и медленные, с усилием, и мне казалось, что каждый раз рука проникает глубже, хотя это было невозможно. Когда Тимур попытался вставить большой палец, я взвыл и сдался:

— Жёлтый.

Тимур поцеловал меня в висок. Я так до конца и не понял, что случилось — то ли он был рад, то ли огорчён, то ли то и другое вместе. А может, он только этого и ждал.

Если бы я только знал, что разрушение условных границ игры может доставить ему столько удовольствия, я уже давно сделал нечто подобное.

Рука выскользнула легко, и я поморщился от неприятного ощущения «свободы» в анусе. Тихо щёлкнула снятая перчатка. Тимур на секунду замер, разглядывая меня со своего удобного положения. Обессиленный, возбуждённый до искр, распластанный на одеяле, мокрый, с подрагивающим от напряжения и пережатым бандажом членом, связанными руками, я наверняка смотрелся как последняя подзаборная шлюха.

— Дай мне кончить, — заныл я. — Пожалуйста…

Ларионов ухмыльнулся и потянул меня к себе. Легко подхватив поперёк тела, перевернул и вынудил выпятить задницу. Я устало вздохнул, понимая, что скромная просьба прошла мимо, и упёрся локтями в матрас.

Он вошёл так резко, что, не будь удавки, я бы точно кончил — аж в глазах потемнело. Я даже пожалел, что не попросил кляп, хотелось сжать что-нибудь в зубах. Подходящей оказалась только верёвка, которая крепко обвивала руки.

Только Тимур не дал долго её грызть и, разжав мне зубы, предоставил свои пальцы. Влажные, с привкусом смазки и латекса. Откусить ему фаланги в порыве чувств не хотелось, но деваться было некуда. А потом начались толчки, и я себя попросту забыл — было уже не до размышлений о целостности любимых рук.