Вокруг ворот в лагере «честных», с паникующими поблизости от них еретиками, располагались какие то столбы с привязанными на самом их верху огромными, пузатыми, распираемыми содержимым, мешками — то ли с шерстью, то ли ещё с чем.
Один из громко вопящих у ворот еретиков «бородачей» шустро проскочил мимо одного из таких столбов и подбежав к стоящему спокойно и недвижимо, на своём месте, Руфусу — праведнику и пророку «честных», доложился ему, уже без всяких истерических нот в голосе, абсолютно уверенным тоном: «Купились! Как дети малые! Сейчас напрямую в ловушку и пойдут, у наших западных ворот.»
— Отлично. — совершенно бесцветным голосом произнёс Руфус, который перестал походить на того святого старца, каким он казался людям на проповедях и всё сильнее напоминал прежнего себя, славнейшего из рыцарей империи и её командиров. Хладнокровного и уверенного в своих силах. — Да свершиться воля Светила и мы — скромные исполнители её…
Рыцари, что первыми решили атаковать столь глупо оставленными открытыми ворота лагеря еретиков, разогнав своих коней и выставив вперёд длинные толстые копья, что бы скорее проникнуть внутрь укреплений и смести таранным ударом всё что попадётся на их пути — лишь впоследний момент заметили что прежде так смешно паникующие «бородачи», как то очень уж сноровисто и ловко стали расступаться перед воротами, пропуская несущихся на них кавалеристов в латах, внутрь.
Потом, часть из «бородачей» в тряпье, парой ударов топорами перебили верёвки, что удерживали мешки на столбах и те, с глухим звуком, тут же пали на землю — мешки были заполнены камнями до предела.
Сами мешки оказались весом, что держал на себе привязанные канаты и кожанные верёвки, что тут же натянули часть крупносегментных рыбацких сетей, замаскированных сеном или дёрном, и установленных на низких незаметных упорах, прямо возле входа в лагерные ворота.
Первые семь рыцарей имперцев, которые без сопротивления проникли в лагерь еретиков — были сбиты со своих коней залпом арбалетчиков, в упор.
Стрелки располагались за второй линией повозок и уже давно держали на прицеле появившихся одиноких рыцарей, возле боковых ворот лагеря.
Коней поймали те самые, то паникующие то совершенно спокойные, «бородачи», оказавшиеся ветеранами ереси, «рубаками» с горы Лабоир.
Рыцари, что не успели быстро проникнуть в так странно оставленные ворота укреплений «честных» — стали валиться со своих коней на землю, когда мешок с камнями, бывший ранее на столбе, упал вниз и натянул верёвку и толстую крупносегментную рыбацкую сеть, к которой верёвка была привязана.
Ранее никем не замеченная, сеть тут же поднялась на колышках и лошади, скачущие на полном скаку — стали валиться дружно на землю, ломая себе и своим хозяевам ноги и шеи…
Почти семь десятков рыцарей и сержантов с оруженосцами оказались на земле, ещё около сотни резко остановились и сидя на лошадях, прямо у ворот в лагерь еретиков, пытались понять что же происходит — когда из открытых воротец укреплений еретиков выскочил отряд «рубак», с огромными двуручными молотами в руках и принялся бить по шлемам, валявшихся на земле рыцарей, разбивая их как горшки, с кроваво серо-грязной кашей.
На первый внешний ряд лагерных повозок взгромоздились стрелки из тяжёлых больших арбалетов и принялись обстреливать остановившихся в недоумении рыцарей, что не могли повернуть назад, так как снизу поднимались всё новые их товарищи, и не могли продолжить полноценное наступление, ибо впереди была расположена ловушка с сетями, в которой сейчас барахтались их более шустрые и несчастливые товарищи, а обходить лагерь еретиков вдоль всех повозок — рыцарям казалось не менее опасным.
Арбалетчики «честных» тут же принялись обстреливать стоявших перед ними, словно бы мишени на полигоне, кавалеристов имперцев или чувствовали себя как на охоте, когда животное гонят на охотника: простолюдинов сержантов сбивали на землю попаданием в незащищённые металлом части тела, оруженосцев или запоздавших рыцарей — болтом в голову лошади, отчего та получала ранение и могла в припадке страха или ярости, у какой как получится, скинуть своего седока на землю.
К всё новым «павшим» подбегали одетые в рванину «рубаки», которых наблюдатели Тарасия все эти дни и принимали за крестьян и городскую нищету, и добивали имперцев уверенным ударом молотом по шлему, или всовыванием стилета или длинного кинжала — в прорези для глаз, того же шлема.
«Рубаки» специально предложили Руфусу, на данную битву, старый план с «маскарадом»: когда опытные бойцы одевают сверху кольчуг и лат рванину, что бы казаться врагам крестьянским или городским ополчением, и так подбираются без опаски максимально близко к противнику, для своего решающего внезапного яростного удара.
Бородачи с Горы Лабоир несколько дней, вместе с бойцами ветеранами барона Гундобада, также бывшими в лагере в большом количестве — специально контролировали что бы никто не одевал кольчуг и все поголовно носили какое рваное платье, изображая что в лагере на холме находятся лишь полные неудачники и поселяне, а все ветераны остались в городах Клина.
Подобные слухи распространялись и сочувствующими еретикам людьми, на подобную информацию купились многие агенты министра Дезидерия.
Возле всех ворот лагеря еретиков, «прогуливались», словно бы полные дураки — именно старые опытные бойцы ветераны, которые должны были гарантированно подманить имперцев в ловушки, под удар заранее выставленных стрелков из арбалетов или завести на поля с волчьими ямами, и разложенными и замаскированными, как оказалось противокавалерийскими, крупносегментными рыбацкими сетями.
В лагере еретиков, вместе с Руфусом, сейчас было не менее полутора тысяч «рубак», семи тысяч ветеранов имперской армии примкнувших к «честным», ещё около пяти тысяч боевых кнехтов, из тех, кто бросил своих господ и перешёл в стан нового порядка.
Лагерь кишел опытными солдатами и Тарасий, уверяя Дезидерия что одним ударом можно будет обратить в паническое бегство данную пугливую «рванину и сволочь» — выдавал желаемое за действительное.
Сам праведник Руфус, отлично помня ещё по своей молодости, как рыцари и вообще знать, презирают простецов в армии и желают свершать свои подвиги отдельно от них — предложил специально спровоцировать знатную кавалерию в латах, на подобную самоубийственную атаку открытыми воротами и кажущейся лёгкой победой, уверенный что медноголовые дураки, из молодой рыцарской поросли, мигом поверят в свой шанс отличиться и попадут в подобную ловушку.
На обоих флангах лагеря «честных» повторился, с разницей в шесть минут, один и тот же сценарий: первые рыцари оказывались на абсолютно не охраняемых тропинках что вели на площадки на вершине, видели открытые ворота и «паникёров» возле них, требовали у своих товарищей поторопиться и скорее добить лопоухих дураков из числа еретиков, сторонников Руфуса… Потом срабатывали мешки с камнями на столбах и залпы арбалетчиков почти в упор, прячущихся за щитами на повозках — быстро уменьшали численность взобравшейся на вершину тяжёлой кавалерии империи.
Рыцари, сержанты, оруженосцы — слишком поздно понимали что попались в ловушку и даже если и пытались вскачь убраться прочь, просто съехав с тропы и бросившись галопом вниз с холма — то чаще всего кони подскальзывались и их всадники падали на землю, где выпущенные болты из арбалетов еретиков и настигали их вскоре.
Ещё ранее, узнав что империя готовит большой поход на них, «рубаки» предложили своему лидеру Руфусу собственный план: по их мнению, ждать в десятке отдельных лагерей, в Клину, имперцев — не было никакого смысла, да и по отдельности в городах их бы попросту перебили, изолировав друг от друга, а посему они предложили следующий вариант: установить лагерь на холме что оседлывает важнейшую крупную дорогу на границе с Клином, где могут на вершине расположиться несколько десятков тысяч человек, не менее двадцати пяти тысяч.
На вопрос Руфуса о снабжении стольких людей, «рубаки» отвечали что раз имперцев в несколько раз больше чем их — они наверное скоро пойдут на штурм, ибо им себя прокормить будет сложнее и преимущество в людях им будет верой и залогом будущего успеха в атаке.