При виде вывески за квартал впереди — «КАФЕ», — она было подумала, не рискнуть ли завернуть туда: можно хотя бы посидеть, выпить кока-колы. Но в кошельке было ровно семьдесят пять центов, лучше их приберечь.

Потом ее внимание привлекла другая вывеска, над заправкой, — «ТЕКСАКО», — потому что там должны были быть туалеты.

— Бобби, — сказала она, — остановимся там. По крайней мере там вода есть.

Глаза служащих с любопытством и, возможно, подозрением следили за тем, как они плелись на зады заправки к двум белым дверям туалета, «М» и «Ж».

В женском отделении стояла вонь и невыносимая жара, но она долго не отходила от раковины, пила из пригоршни теплую чистую воду и никак не могла напиться. Мыла не было, автомат с бумажными полотенцами сломан, но она все же сумела умыться и вытерлась туалетной бумагой. Из забрызганного водой зеркала на нее смотрело собственное потрясенное, с дикими глазами лицо.

Когда она подняла чемоданы и вывалилась из туалета снова на солнце, голова у нее закружилась и она едва не упала. Бобби уже поджидал ее: физиономия сияет, мокрые волосы торчат во все стороны.

— Как ты, в порядке?

— Да, дорогой. Просто на минутку голова закружилась. Сейчас буду в порядке. Как думаешь, далеко нам еще?

— Наверно, не очень. Давай пойдем.

Но, медленно тащась квартал за кварталом, они не могли понять, продвигаются они к центру города или кружат по окраине. Иногда вдали виднелись высокие здания, иногда нет.

— Вроде бы мы должны идти в верном направлении, как считаешь? Не помнишь, мы здесь не проходили?

— Не помню. Все равно, давай просто идти вперед.

Наконец в конце очередного квартала они заметили три такси, стоявших за углом у обочины.

— Ох, дорогой, смотри: такси!

Опередив Бобби, она рванулась к одной из машин, открыла дверцу, бросила чемоданы на землю, заползла внутрь и рухнула на широкое заднее сиденье. Водитель обернулся и обеспокоенно взглянул на нее:

— Вы в порядке, мэм?

— Да. Не поможете с чемоданами?

Он быстро поставил чемоданы на переднее сиденье, затем взял два чемодана Бобби и погрузил в багажник.

Бобби с неуверенным видом продолжал стоять на тротуаре.

— Садись, дорогой.

Бобби устроился рядом с ней и сидел, напряженно выпрямившись, словно боялся расслабляться.

— Можете посоветовать нам гостиницу? — спросила она водителя.

— Да, мэм, есть старая, имени Стивена Ф. Остина,[43] она считается лучшей, но на вашем месте я бы попробовал «Хилтон». Отель новый, с кондиционированием.

— Прекрасно, — сказала она. — Везите нас туда.

Она-то думала, что кондиционеры бывают только в кинотеатрах. А тут, представить только, целый отель!

— Хотя погодите.

— Мэм?

Она прикрыла глаза.

— Можете сказать, сколько приблизительно будет стоить доехать туда?

— Пожалуй, мэм, довезу вас центов за тридцать пять.

А у нее целых семьдесят пять. Это значит, она может дать на чай водителю пятнадцать центов, и еще останется четвертак коридорному в отеле.

— Прекрасно, — сказала она, откинулась на спинку сиденья и снова прикрыла глаза.

У элегантного входа в отель швейцар в униформе бросился вперед, чтобы подхватить все четыре чемодана, не оставив ей нести иной тяжести, кроме сдачи в двадцать пять центов, полученных от водителя. Она чувствовала, что все на тротуаре смотрят на нее — как одета, не торчит ли белье, — и пожалела, что нет никакой возможности привести себя в порядок, прежде чем шагнуть в вестибюль.

— Ух ты! — вырвалось у Бобби, и его измученное лицо засияло восторженной улыбкой. — Это что-то, правда?

Они, казалось, плыли по бескрайнему толстенному, заглушающему шаги ковру к конторке портье, за которой, поджидая их, стоял любезнейший джентльмен.

— Как долго вы пробудете у нас, миссис Прентис? — осведомился он, когда она заполнила регистрационный бланк.

— Несколько дней… еще не знаю. Мы еще не определились с планами.

Затем они поднялись в просторном беззвучном лифте наверх, там их провели в номер люкс, голубой и невероятно пышный.

— Не открывайте окон, — предупредил коридорный, — иначе нарушите работу кондиционера. И взгляните сюда. — Он указал на раковину в ванной, в которой было не два, а три крана. — Средний кран — для ледяной воды. Она подается постоянно.

Когда они остались одни, она первым делом налила два стакана ледяной воды.

— Держи, — подала она один стакан Бобби. — А теперь давай отдыхать.

Почти час они наслаждались. Развалясь на мягком диване, сбросили обувь и смеялись в полном восторге, оттого что могут расслабиться и дать отдых измученному телу.

— Небось никогда не забудешь ту жуткую пыльную дорогу, а? — спросила она Бобби. — Мог ты представить что-то более ужасное?

— Да-а. Но мы справились.

— Точно. И знаешь что? Я никогда бы не справилась без тебя. Ты меня поразил.

Они по очереди долго плескались в ванной и переоделись во все лучшее, что у них было. Затем, чувствуя себя отдохнувшими и чистыми, неторопливо спустились в обеденный зал. Когда прошел первый шок от цен в меню, она подумала, что надо бы предупредить Бобби выбирать что-нибудь самое дешевое, но потом ей пришло в голову, что это ложная экономия. Если они собираются жить здесь в долг, то какая разница, насколько он будет велик.

— Можешь выбирать что хочется, дорогой. Правда, здесь недурно?

И для начала торжественно заказала для себя два «Манхэттена».

— Теперь собираешься звонить папе? — поинтересовался Бобби, когда они вернулись в свой голубой люкс.

— Да, дорогой, больше ничего не остается.

Но она знала, что это будет неприятный звонок, и не хотела, чтобы Бобби слышал ее разговор. Она отослала его погулять в вестибюле и только потом сняла трубку и попросила соединить ее с телефонисткой междугородной линии.

Наконец она услышала далекий голос Джорджа:

— Алиса? Ты получила мое письмо?

— Твое письмо? Нет.

— С тобой все в порядке? А с мальчиком?

— У нас все прекрасно, но не благодаря тебе.

Он вздохнул в трубку.

— Алиса, я послушался совета своего адвоката. Послушался потому… потому что, откровенно говоря, не знал, что делать.

— И ухватился за возможность наказать нас. Воспользовался юридической лазейкой, чтобы снять с себя ответственность.

— Алиса, это совсем не так. Если уж на то пошло, я просто хотел преподать тебе урок.

Она стиснула трубку в ладонях.

— Какой еще урок?

— Что люди должны жить по средствам. Алиса, после твоего фортеля с Риверсайдом я чувствовал, что вправе это сделать. Ты знаешь, сколько за последние два года я переплатил сверх обусловленного в соглашении?

Она снова слышала знакомый занудливый голос. Голос раздраженного здравого смысла. Голос людей, которые говорят: «Нет, боюсь, это нецелесообразно» или «Надо было думать раньше, тогда у тебя не было бы этих неприятностей», — голос, с которым она безнадежно сражалась всю жизнь и который обещал, обещал всегда, что последнее слово останется за ним.

— Мой адвокат поверить не мог, — талдычил голос. — Он сказал, что я, должно быть, ненормальный. И вдобавок тебе еще вчиняют иск на сумму, какую в жизни не выплатить. Между прочим, твои дружки Вандер Меры давали о себе знать?

— Нет.

— Повезло тебе. Они запросто могли, если бы захотели, достать тебя через техасский суд. Как бы то ни было, ты, наверно, получишь мое письмо завтра. Там я предложил выслать тебе достаточно, чтобы хватило вернуться в Нью-Йорк, при условии, что отныне между нами устанавливается ясное и четкое взаимопонимание. Больше никакого сумасбродства, Алиса. Никаких безумных плат за жилье, никаких частных школ. Я хочу, чтобы ты внимательно прочитала письмо и поразмышляла над ним.

— Хорошо. Но я его не получу, потому что мы съехали. Мы больше не живем у Эвы.

— Не живете? Почему?

В итоге она убедила его перевести телеграфом деньги на оплату счета в отеле и покупку билетов на поезд и терпеливо выслушала еще раз его объяснение относительно ясного и четкого взаимопонимания.