— Грею, милая. Прикосновение холодного прибора неприятно телу.

Сестра смотрела на них насмешливо.

— Нам предстоит очень сложная операция, деточка. — Он нежно прижимал к коже Илзе фонендоскоп. — С общим наркозом шутить не стоит. Я должен провести всестороннее обследование. Ложись, милая.

Илзе легла на кушетку. Доктор руки подмышки, чтобы согреть.

— Твои родные знают об операции?

— Это имеет значение? Муж знает.

Также ласково доктор пальпировал ее.

— Он тебя любит?

— Какая разница? — возмутилась Илзе.

— Так больно? — спросил доктор, вдавливая пальцы в подреберье.

— Больно, — сказала Илзе. — Я не хочу быть слепой.

— Слепота не самое страшное в жизни. Некоторые даже предпочитают не видеть.

— Я не из их числа, — сказала Илзе. — Понимаешь, деточка, операции на мозге всегда связаны с риском.

— Но ведь другого выхода нет, — возразила Илзе.

— Можешь одеваться, — разрешил доктор. — Бывали случаи, когда твое заболевание излечивалось само по себе.

— Какие случаи? — из-за ширмы спросила она.

— Вследствие травм или сильных переживаний. Как говорят в народе — пыльным мешком из-за угла.

— Каких переживаний?

— Внезапная смерть близкого человека, например, или любовь.

— Значит, я должна ждать какой-то там любви и слепнуть? — возмутилась Илзе. — Да и какие гарантии, что это случиться?

— Любовь не дает гарантий, — печально согласился доктор.

— Возьмите направление на анализы. — Сестра протянула бумажки.

Илзе взяла.

— Спасибо, до свидания.

— До свидания, — сказал доктор.

Илзе вышла.

— Зачем ты ее раздевал? — спросила сестра.

— Полюбоваться хотел, — признался доктор. — Такая красавица.

— Старый ты развратник, — с любовью сестра. — Тебе надо было в гинекологи идти, а не в окулисты. До тошноты бы нагляделся.

— Глаза — тоже зеркало души, говорил Антон Палыч. А глаза у нее красивые. — Он взял снимок, отошел к окну. — Жалко, если помрет.

— Плохо?

— Операцию срочно надо делать. Может, что и получится.

Илзе плотно прижала ухо к двери. По бледности на лице можно было заключить, что обостренный слух не подвел ее.

Салон красоты «Золушка» принадлежал Павлову, и если его служащие и сомневались в идентичности хозяина, вида не подавали. Окулист поставил контактные линзы, изменившие цвет глаз Бежина, и уступил место парикмахеру. После покраски и стрижки, его место занял визажист. На шее появилась родинка, а на запястье потускневшая с годами Катя. Маникюрша привела в порядок руки и ноги и передала клиента портному. Тот сделал нужные замеры, выяснил цвет и фасон и ушел, столкнувшись на пороге с дантистом. Золотая фикса увенчала работу над внешностью. Бежин словно не замечал хлопотных операций над собою — его словно посадили на лошадку детской карусели — картинки вокруг менялись, а он оставался на месте, а в ушах, тоже как на аттракционе, звучала музыка — встречный марш, предвещающий чудесную встречу. Он безропотно стерпел даже нанесение шрама от аппендицита, хотя ужасно боялся щекотки. Далее рисунок роли усложнился. Он смотрел слайды и видео, учился застегивать и расстегивать браслет на часах, как это делал только Павлов, обкусывал кончик сигары, прикуривал и до тошноты дымил ею. Он привыкал брякать льдом в бокале любимого Павловым джина, морщить лоб, внезапно задумавшись, щелкать пальцами, потирать запястья и прочая, прочая, прочая.

Потом часами слушал магнитофон, повторяя, характерные словечки и выражения. Бежина увлекла новая работа.

Напоследок они просмотрели необходимые документы.

— Кажется все, — устало сказал Широков. — Да, чуть не забыл…

Он протянул Бежину чековую книжку и ручку «Parker».

— Это так, для антуража. Не вздумай писать. Если прижмет, печатай на компьютере — я подпишу.

— Зачем? — с энтузиазмом сказал Бежин. — Я с детства любой почерк подделывать умел. Не то, что за классную, за завуча расписывался. — Он открыл книжку и, глядя на образец, мгновенно выписал тысячу долларов.

Широков посмотрел его на свет.

— Ну, ты даешь…

Он нажал кнопку и в кабинет вошел секретарь.

— Новенький? — Широков многозначительно взглянул на Бежина, мол, кого могли, заменили. Молодой секретарь покраснел.

— Вчера приняли. С испытательным сроком.

— Вот мы сейчас тебя испытаем. Как звать?

— Павел.

— Сгоняй-ка, Паша, вниз в банк, пускай девчонки обналичат. Сделаешь?

— Слушаюсь! — Паша схватил чек и побежал к двери.

— Постой. Если возникнут недоразумения, пускай сюда позвонят, понял?

— Так точно! — секретарь исчез.

Широков обернулся к Бежину.

— Какого же черта ты с такими талантами в задрипанном театре делаешь?

— Искусство, — смутился Бежин. — Кстати, нужно бы сделать последний прогон.

— Делай, — разрешил Широков.

— Я один не могу оценить свою работу.

— Я оценю, — сказал Широков.

— Нет, — возразил Бежин. — У тебя глаз замылился. Нужна свежая голова и взгляд профессионала.

— Так что ты хочешь, говори прямо?

— Мне нужен режиссер.

— Нужен — наймем. Кто у вас там в авторитете? Виктюк?

— Есть и получше, — сказал Бежин. — Но мне их не надо. У меня есть свой.

В кабинет вбежал запыхавшийся Паша, протянул деньги.

— Что это? — спросил Широков.

— Вы же просили побыстрее, — удивился секретарь.

Озадаченный Широков взял деньги.

— Проблем не было?

Паша прижал ручки к груди.

— У вас со мной не будет никаких проблем, поверьте!

— Можешь идти. — Широков повернулся к Бежину, посмотрел на деньги в руках. — Своему сам будешь платить. В разумных пределах, конечно.

Перед домом стоял мерс Павлова, в котором сидели Широков и Бежин.

— Поехали, — скомандовал Широков.

Бежин выдохнул и повернул ключ зажигания.

— Наглее, нахальней надо, — подсказывал Широков. — Скорость держи, чайников обходи.

— А если ГАИ? — спросил Бежин. Широков усмехнулся.

— Тебя это волновать не должно.

Будто нарочно, появился постовой. Он, поднял жезл, чтобы остановить иномарку, превысившую скорость, но, узнав Павлова, отдал честь. Бежин в ответ небрежно помахал.

— Примерно, так, — похвалил Широков.

Они подъехали к театру.

— Ну, ни пуха ни пера, — пожелал Широков.

— Пошел к черту. — Бежин вышел из машины, вошел в театр.

Он был одет в длинное верблюжье пальто, в широкополой шляпе, с зонтом-тростью. Вахтерша не узнала Бежина, встала.

— Вы к кому, господин?

Бежин нахмурился, как Павлов, сказал его голосом.

— Мне нужен артист Бежин… Андрей, кажется?

— Андрюшка, Андрюшка, — радостно подтвердила вахтерша. — Но его сейчас нет. Может, пройдете к директору?

Бежин словно не расслышал последней фразы.

— Владимир Юрьевич Савинов есть у вас такой?

— Этот всегда есть. На третьем этаже в гримерной. А может, с монтами козла забивает.

— Где лифт? — спросил Бежин.

— Нету лифта. Не предусмотрели. А вы попробуйте пешочком, по лесенке.

Постукивая зонтом по ступеням, Бежин с достоинством стал подниматься, совсем не так, как пулей взлетал наверх актер Андрюшка.

Восторженный Савинов встретил его на пороге гримерной.

— Гениально!

У Бежина упало сердце — Савинов узнал его.

— Вы — спонсор? — спросил Савинов.

От неожиданности Бежин по Павловски оттопырил мизинец с изумрудом.

— Чего?

— Ну, меценат. Вы садитесь… — Савинов придвинул стул. — Я по глазам вижу, что вы хотите помочь детскому театру.

— Детскому? — Бежин извлек огромную сигару, обкусил ее, выплюнул кончик на пол, долго прикуривал длинной спичкой. — А для взрослых вы спектаклей не делаете?

— Пока нет, — признался Савинов. Бежин встал.

— Значит, меня ввели в заблуждение. — Он направился к двери.

— Постойте, куда же вы?! Пока мы не ставили для взрослых, но мы можем, если надо! — Савинов схватил Бежина за рукав пальто, потащил обратно.