— Да, это я. Твое освобождение откладывается. Да, покушение было, но оба живы. Что значит недосмотрели? Ребята сделали все что могли. Мы бы его взяли еще вчера, если бы не помешали менты. Обыкновенные. Когда надо, их не отыщешь, а когда не надо, под ногами путаются. Черт! — Широков не мог попасть в штанину. — Да, добрались до койки, добрались! Какое это имеет значение? Нет, этого я не знаю. Моя задача следить за Левушкой, а не со свечкой стоять. Не уследил, потому что никто не предполагал, что он использует лифт. У нас еще есть время, потерпи. Главное, что он поверил, значит не отступится. Хорошо, когда возьмем, я привезу его к тебе — сделаешь с ним, что захочешь.

Как только машина Илзе покинула стоянку у Широковского особняка, ее место заняла машина Бежина.

Широков вышел навстречу Бежину одетый, как будто давно встал.

— Мне уже доложили. Сумма гонорара будет удвоена. Но за ней тоже нужно будет следить вдвойне. Охрану, естественно, усилим, но ты должен оказать на нее влияние.

Бежин, намеренный вылить на Широкова ведро упреков, растерялся.

— На кого?

— На Илзе, естественно, — объяснил Широков. — Ты должен убедить ее быть осторожной, внимательней относиться к своей безопасности.

— Так ты считаешь, что покушались на нее?

— Конечно. Ей же надо было в это время идти в лабораторию.

— А я думал, на меня.

— Убивать тебя им нет никакого смысла. А вот шантажировать угрозой ее жизни… Эти фашисты неразборчивы в средствах.

— Что же мне делать?

— Что тут сделаешь? — Он тронул Бежина за локоть, взглянул в глаза. — Береги ее.

Бежин чутьем актера почувствовал наигрыш.

— Что-то ты недоговариваешь, Сергей Сергеевич. С чего это я должен беспокоится за жизнь супруги покойника?

— Мне показалось, ты к ней неплохо относишься.

— Тебе показалось. У меня есть своя жизнь, театр, новый спектакль. Мне хотелось бы дожить до финала. А сейчас моей жизни угрожает опасность. Мы так не договаривались.

— Послушай, Андрей, я не понимаю, что тебя не устраивает. Ты живешь так, как никогда прежде не жил, спишь с чужой красивой женщиной. Ну, потерпи ты еще недельку, а потом будет тебе и театр, и новый спектакль. Мы усилим охрану, Илзе ляжет на операцию, партнеры подпишут контракт…

— Кстати, о Илзе, — перебил Бежин. — Ты, говорил, что она безумно любила супруга. А я что-то не уверен, что она так сильно бы огорчилась, узнав о его смерти.

— Почему ты так решил?

— Для любимых не готовят оружие, и не прячут его за вентиляционными решетками.

— Оружие? — удивился Широков.

— Пистолетик. Правда, незаряженный. Она, кажется не знает, что для пистолетов нужны патроны. Ты говорил, что, если она узнает, то не доживет до операции. При такой жизни она тем более не доживет. И вообще, что у нее за болезнь? Может, ты все врешь о болезни?

— Можешь сходить в клинику и узнать сам. Для любящего мужа такой поступок вполне уместен.

— Нет, Сергей Сергеевич, здесь определенно что-то не так. Или ты расскажешь мне, в чем здесь дело, или я ухожу.

Широков подумал, вздохнул.

— Ладно. Я увеличиваю гонорар втрое.

— Тьфу! Да что вы за люди такие? Разве дело в деньгах?

— А в чем же? Я не понимаю, чего ты хочешь?

Теперь задумался Бежин.

— Я хочу заняться делами.

— Какими делами?

— Делами покойного. Я должен знать что играю. Я привык зарабатывать свои деньги.

— Зачем тебе это?

— Должен же я знать, за что я рискую жизнью? За какие такие дела людей убивают? И долго ли еще это будет продолжаться. Может быть, ускорю подписание договора.

— Не выйдет, — возразил Широков.

— Почему?

— Ты не разберешься. Ты думаешь, любой может сразу стать бизнесменом?

— Я быстро схватываю. На лету. — Бежин передернул плечами, вспомнив падение лифта.

Бежин и Широков сидели в офисе. Бежин нажал кнопку, вошел секретарь Паша.

— Вызывали, Сергей Сергеевич? — обратился он к Широкову.

— Это я вызывал, — сказал Бежин. — Принеси-ка мне, Паша, последний контракт.

Паша вопросительно посмотрел на Широкова.

— Принеси, — сказал Широков.

Паша пошел к выходу.

— И предпоследний, — сказал Бежин. — И вообще, все документы за последний месяц.

К концу дня стопка бумаг стала значительно тоньше.

— Удовлетворен? — спросил усталый Широков.

— Естественно, нет, — сказал Бежин.

— Что тебе не нравится?

— Я не все понял.

— Я предупреждал.

— Я не понял, например, за что могли убить Червонца? Конкурентам его смерть невыгодна, значит… — Бежин вопросительно взглянул на Широкова.

— Значит и твоя невыгодна, — торопливо перебил Широков. — Я же говорил. Что еще?

— Надо немедленно встречаться с Ираклием. Договор составлен неграмотно. Он может сколько угодно тянуть с финансированием, а потом просто отказаться по истечению срока. При этом все риски будут только на нас! — Бежин ударил себя кулаком в грудь.

— На нас, — поправил Широков. — На мне и Илзе. А ты, действительно, быстро схватываешь. Забивали Ираклию стрелку, и не раз.

— Значит, встречи были сырые, неотрепетированные. Нужно сначала понять сверхзадачу, развести мизансцену, в общем, закрутить интригу так, чтобы ему некуда было деться. Конечно, встреча пройдет впустую, если не произошло сценического события.

— Ну-ну, — сказал Широков.

Бежин стал настоящим бизнесменом. Он работал с документами, составлял компьютерные схемы, диктовал Паше договоры, встречался с Ираклием и другими коллегами, ругался по телефону, пил шампанское за удачную сделку с Широковым и Илзе.

Возвращаясь после очередной сделки, Бежин стоял на светофоре. Место показалось ему знакомым. Это был перекресток возле глазной клиники.

Доктор рассматривал рентгеновские снимки, стоя у окна.

— Почему ты не пользуешься проектором? — спросила сестра.

— Так привычнее. Терпеть не могу искусственного света.

— Ты просто консерватор.

— Да, — согласился доктор. — В прошлом веке вообще без рентгена обходились. И недурно врачевали, между прочим. Эскулап и без гамма-лучей видит пациента насквозь.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал доктор.

Вошел Бежин.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте. — Доктор положил снимки. — Вы ко мне, юноша?

— К вам, — сказал Бежин. — Только я давно не юноша. Моя фамилия Павлов. Я хочу узнать состояние здоровья моей супруги. Ведь вы ее лечащий врач?

— Да, я ее пользую. Вы муж Лизы?

— Лизы? — удивился Бежин.

— Я представлял вас несколько другим. Проходите, юноша, садитесь.

Бежин сел на кушетку. Доктор присел рядом.

— Сначала я обязан взглянуть на ваши документы.

— Зачем?

— Врачебная тайна, юноша. Не могу же я поверить ее первому встречному.

Бежин протянул паспорт.

— Да, конечно. Доктор сличил фотокарточку с оригиналом. — Но здесь изображены не вы, юноша.

— Как не я?

— Очень просто. Вы ведь левша?

— Откуда вы знаете? — удивился Бежин.

— Ассиметрия лица, юноша. А на документе запечатлен типичный правша. Я бы даже сказал, что у этого человека гипертрофированное левое полушарие.

Бежин растерялся.

— Может, негатив не той стороной отпечатали, — предположила сестра. Бывает.

— Возможно, — сказал доктор. — Я даже знаю случай, когда пациенту ампутировали здоровую ногу. А причина всего лишь в том, что сестра неправильно установила на проекторе снимок. — Доктор неприязненно взглянул на прибор. — Хорошо, что пациент был социальный. Ему было все равно. Бомж.

— Надеюсь, ту операцию делали не вы? — с тревогой спросил Бежин.

— Бог миловал, — сказал доктор. — Но, боюсь, что больше ничем не могу вас порадовать.

Лизаньке предстоит сложная и опасная операция. Если мы ее потеряем, вам придется смириться.