ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ,
съ тѣмъ, чтобы до выпуска изъ типографiи представить въ Санктпетербургскій Цензурный Комитетъ шесть экземпляровъ для препропожденія оныхъ куда слѣдуетъ на основаніи узаконеній.
С. Петербургъ, Мая 15 дня 1820.
Цензоръ Статскій Совѣтникъ и Кав.
Ив. Тимковской.
ПРЕДИСЛОВІЕ.
Для васъ, души моей Царицы,
Красавицы, для васъ однихъ
Временъ минувшихъ небылицы,
Въ часы досуговъ золотыхъ,
Подъ шопотъ старины болтливой,
Рукою вѣрной я писалъ;
Примите жъ вы мой трудъ игривый!
Ни чьихъ не требуя похвалъ,
Счастливъ ужъ я надеждой сладкой,
Что дѣва съ трепетомъ любви
Посмотритъ, можетъ быщь, украдкой
На пѣсни грѣшныя мои.
РУСЛАНЪ и ЛЮДМИЛА, ПѢСНЬ ПЕРВАЯ.
Дѣла давно минувшихъ дней.
Преданья старины глубокой!
Въ толпѣ могучихъ сыновей,
Съ друзьями, въ гридницѣ высокой
Владиміръ – солнце пировалъ;
Меньшую дочъ онъ выдавалъ
За Князя храбраго Руслана,
И медъ изъ тяжкаго стакана
За ихъ здоровье выпивалъ.
Не скоро ѣли предки наши,
Не скоро двигались кругомъ
Ковши, серебряныя чаши
Съ кипящимъ пивомъ и виномъ.
Они веселье въ сердце лили,
Шипѣла пѣна по краямъ,
Ихъ важно чашники носили
И низко кланялись гостямъ.
Слилися рѣчи въ шумъ невнятный;
Жужжитъ гостей веселый кругъ;
Но вдругъ раздался гласъ пріятный
И звонкихъ гуслей бѣглый звукъ;
Всѣ смолкли; слушаютъ Баяна:
И славитъ сладостный пѣвецъ
Людмилу-прелесть и Руслана
И Лелемъ свитый имъ вѣнецъ.
Но страстью пылкой утомленный
Не ѣстъ ни пьетъ Русланъ влюбленный;
На друга милаго глядитъ,
Вздыхаетъ, сердится, горитъ
И щипля усъ отъ нетерпѣнья
Щитаетъ каждыя мгновенья.
Въ уныньи, съ пасмурнымъ челомъ
За шумнымъ, свадебнымъ столомъ
Сидятъ три витязя младые;
Безмолвны, за ковшемъ пустымъ,
Забыли кубки круговые
И брашны непріятны имъ;
Не слышутъ вѣщаго Баяна,
Потупили смущенный взглядъ:
То три соперника Руслана —
Въ душѣ несчастные таятъ
Любви и ненависти ядъ.
Одинъ – Рогдай, воитель смѣлый,
Мечемъ расширившій предѣлы
Богатыхъ Кіевскихъ полей;
Другой – Фарлафъ, крикунъ надменный,
Въ пирахъ никѣмъ непобѣжденный,
Но воинъ скромный средь мечей;
Послѣдній, полный страстной думы,
Младой Хазарскій Ханъ, Ратмиръ;
Всѣ трое блѣдны и угрюмы,
И пиръ веселый имъ не въ пиръ.
Вотъ конченъ онъ, встаютъ рядами,
Смѣшались шумными толпами,
И всѣ глядятъ на молодыхъ;
Невѣста очи опустила,
Какъ будто сердцемъ пріуныла,
И свѣтелъ радостный женихъ;
Но тѣнь объемлетъ всю природу,
Ужъ близко къ полночи глухой;
Бояре, задремавъ отъ меду,
Съ поклономъ убрались домой.
Женихъ въ восторгѣ, въ упоеньѣ;
Ласкаетъ онъ въ воображеньѣ
Стыдливой дѣвы красоту;
Но съ тайнымъ, грустнымъ умиленьемъ
Великій Князь благословеньемъ
Даруетъ юную чету.
И вотъ невѣсту молодую
Ведутъ на брачную постель;
Огни погасли….. и ночную
Лампаду зажигаетъ Лель.
Свершились милыя надежды,
Любви готовятся дары;
Падутъ ревнивыя одежды
На Цареградскіе ковры…..
Вы слышите ль влюбленный шопотъ
И поцѣлуевъ сладкій звукъ,
И прерывающійся ропотъ
Послѣдней робости?.... Супругъ
Восторги чувствуетъ заранѣ;
И вотъ они настали….. Вдругъ
Громъ грянулъ, свѣтъ блеснулъ въ туманѣ,
Лампада гаснетъ, дымъ бѣжитъ,
Кругомъ все смерклось, все дрожитъ,
И замерла душа въ Русланѣ…..
Все смолкло! Въ грозной тишинѣ
Раздался дважды голосъ странной,
И кто-то въ дымной глубинѣ
Взвился чернѣе мглы туманной…..
И снова теремъ пустъ и тихъ;
Встаетъ испуганный женихъ.
Съ лица катится потъ остылой;
Трепеща, хладною рукой
Онъ вопрошаетъ мракъ нѣмой.....
О горе! нѣтъ подруги милой!
Хватаетъ воздухъ онъ пустой;
Людмилы нѣтъ во тмѣ густой,
Похищена безвѣстной силой!
Ахъ! если мученикъ любви
Страдаетъ страстью безнадёжно;
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить еще возможно.
Но послѣ долгихъ, долгихъ лѣтъ
Обнять влюбленную подругу,
Желаній, слезъ, тоски предметъ —
И вдругъ, минутную супругу
На вѣкъ утратить! о друзья!
Конечно лучше бъ умеръ я!
Однако живъ Русланъ несчастной.
Но что сказалъ Великій Князь?
Сраженный вдругъ молвой ужасной,
На зятя гнѣвомъ разпалясь,
Его и Дворъ онъ созываетъ:
„Гдѣ, гдѣ Людмила?“ вопрошаетъ
Съ ужаснымъ, пламеннымъ челомъ.
Русланъ не слышитъ. „Дѣти, други!
„Я помню прежнія заслуги —
„О сжальтесь вы надъ старикомъ!
„Скажите, кто изъ васъ согласенъ
„Скакать за дочерью моей?
„Чей подвигъ будетъ не напрасенъ,
„Тому – терзайся, плачь, злодѣй!
„Не могъ сберечь жены своей! —
„Тому я дамъ ее въ супруги
„Съ пол-царствомъ прадѣдовъ моихъ.
„Ктожъ вызовется, дѣти, други?.... “
– Я! молвилъ горестный женихъ.
– „Я! я! воскликнули съ Рогдаемъ
Фарлафъ и радостный Ратмиръ:
Сей часъ коней своихъ сѣдлаемъ,
Мы рады весь изъѣздить міръ.
Отецъ нашъ! не продлимъ разлуки!
Не бойся: ѣдемъ за Княжной“ —
И съ благодарностью нѣмой
Въ слезахъ, къ нимъ простираетъ руки
Старикъ, измученный тоской.
Всѣ четверо выходятъ вмѣстѣ;
Русланъ уныньемъ какъ убитъ;
Мысль о потерянной невѣстѣ
Его терзаетъ и мертвитъ.
Садятся на коней ретивыхъ,
Вдоль береговъ Днѣпра счастливыхъ
Летятъ въ клубящейся пыли;
Уже скрываются вдали,
Ужь всадниковъ невидно болѣ....
Но долго все еще глядитъ
Великій Князь въ пустое поле,
И думой имъ во слѣдъ летитъ.
Русланъ томился молчаливо,
И смыслъ и память потерявъ.
Черезъ плечо глядя спѣсиво
И важно подбочась, Фарлафъ
Надувшись, ѣхалъ за Русланомъ.
Онъ говоритъ: „на силу я
„На волю вырвался, друзья!
„Ну скоро ль встрѣчусь съ великаномъ?
„Ужъ то-то крови будетъ течь,
„Ужъ то-то жертвъ любви ревнивой!
„Повеселись, мой вѣрный мечъ,
„Повеселись, мой конь ретивой! “
Хазарскій Ханъ, въ умѣ своёмъ
Уже Людмилу обнимая,
Едва не пляшетъ надъ сѣдломъ;
Въ немъ кровь играетъ молодая,
Огня надежды полонъ взоръ:
То скачетъ онъ во весь опоръ,
То дразнитъ бѣгуна лихова,
Кружитъ, подъемлетъ на дыбы,
Иль дерзко мчитъ на холмы снова. —
Рогдай угрюмъ, молчитъ – ни слова —
Страшась невѣдомой судьбы,
И мучась ревностью напрасной
Всѣхъ больше безпокоенъ онъ;
И часто взоръ его ужасной
На Князя мрачно устремлёнъ.
Соперники одной дорогой
Все вмѣстѣ ѣдутъ цѣлый день;
Днѣпра сталъ теменъ брегъ отлогой;
Съ востока льется ночи тѣнь;
Туманы надъ Днѣпромъ глубокимъ;
Пора конямъ ихъ отдохнуть.
Вотъ подъ горой путемъ широкимъ
Широкій пересѣкся путь.
„Разъѣдемся! пора!“ сказали,
Безвѣстной ввѣримся судьбѣ.“
