Они достигли нижнего бассейна слизи, на котором, оказывается, лежал симбионт — словно гигантский торт на блюдечке. Хаген бесстрашно нырнул туда, и Даррел последовал за ним. Длинные ложноножки все так же обвивали его тело, позволяя дышать ими.

На дно бассейна выходили какие-то трубы и клапаны. Хаген подплыл к самому большому из них и неожиданно открыл, а потом нырнул туда.

Даррел замер, представляя себе, как вся слизь из бассейна хлынет на нижние уровни паучьей станции. А еще открытый клапан выглядел таким узким, даже если Хаген туда умудрился проскользнуть, то не факт, что Даррел не застрянет. Вот смешно будет, если он там повиснет.

Но все обошлось, Даррел протиснулся — прямо как смазанный член в разработанную дырку. И слизь не вылилась — симбионт запер дырку собой.

Они оказались в каком-то коридоре, приклеенные симбионтом к потолку, как мухи. Арахноидов тут не было, и Даррел понадеялся, что это очень малопосещаемый уровень.

Хаген показал рукой на толстые полупрозрачные трубы с янтарной жижей, вьющиеся по коридору. Даррел кивнул, и симбионт втянул их обратно в клапан, протащил сквозь бассейн и себя, а потом мягко выплюнул в привычную пещерку у себя под боком.

— Блядь! — Даррел упал на четвереньки и закашлялся. — Что это было, Хаген? Мы дышали симбионтом и пролезли в дырку, в которую и ребенок бы не протиснулся.

— Это же симбионт, Даррел! — счастливо заулыбался Хаген. — Наш, человеческий симбионт. И в полном симбиозе он получает наш разум, а мы — его текучесть.

— Полный симбиоз? — Даррел нервно пощупал себя за живот. — Мы теперь значит как матки?

— Дурак, — заржал Хаген. — Лучше скажи мне, что это за желтые трубы. И можно ли по ним пробраться в какой-нибудь челнок.

— Можно… — задумчиво откликнулся Даррел. — Это обменная система арахноидских кораблей, она всюду проникает, как кровеносная система. У них же корабли квазиживые, как у нас. Но все системы обмена и снабжения вынесены наружу. А как ты собираешься в нее проникнуть?

— Малыш сможет просочиться, — Хаген ласково похлопал по ближайшей ложноножке. — И нас протащит.

— Здорово, — прошептал Даррел, прижимая его к себе.

Свобода казалось такой близкой.

— Ага, сбежим все втроем, — улыбнулся ему Хаген.

— Давай имперца возьмем, — вдруг сказал Даррел.

— Зачем? — нахмурился Хаген.

— Ну, он единственный здесь мозги сохранил. А если корабль красть, то лишний человек в экипаже не помешает, он же механикус.

— А вдруг предаст, — с сомнением отозвался Хаген.

И Даррел промолчал. Он ведь отвратительно в людях разбирался, а тем более в имперцах.

***

— Так значит, надо пробраться на самый нижний уровень и по нему выйти к ангарам? — переспросил Хаген.

— Именно, — Даррел задорно хлопнул Карсторса по жопе, и тот сдавленно замычал.

Они втроем сидели в их пещере и планировали побег. Карсторса тоже решили взять с собой, он согласился стать рабом на время побега. И теперь сидел на коленях в углу и давился сразу двумя ложноножками, иногда выразительно мыча. Член его вяло торчал. Хаген обнаружил, что у всех тут были проблемы со стояком, очевидно, это происходило от избытка гормонов симбионта. Скоро и они с Даррелом станут такими — мычащими рабами, не способными даже никого трахнуть. Хотя Карсторс стал покорным, после того, как Хаген на него втихаря Малыша напустил, чтоб тот засадил в него ударную дозу гормонов. А до этого даже рабом не соглашался быть и вообще — проявлял подозрительную неблагонадежность.

— У тебя с приживлением проблемы были, помнишь? — сказал вдруг Даррел.

Хаген неуверенно кивнул. Он обнаружил недавно, что стал путаться во многих событиях прошлого, тупея катастрофически быстро. Зато с каждым днем все лучше понимал симбионта, и симбионт понимал его, тычась своими тентаклями когда и куда надо. “Тентакля — пакля”, подумал Хаген и засмеялся. О чем его там Даррел спрашивал? Черт… Надо сосредоточиться.

— Для меня возможен только кратковременный симбиоз, — ответил он через пару минут. — Надеюсь, мы успеем добраться до ангаров за час.

— А если нет?

— Тогда я рассоединюсь с Малышом и задохнусь в трубе. Давай еще потренируем нашу с ним связь.

Малышом они в последнее время называли симбионта, и тот даже своеобразно откликался — начинал лезть своими мягкими недоразвитыми тентаклями в задницу, стоило лишь прижаться к его теплому боку. Хаген прислонился лбом к стене их живой пещеры и представил, как Карсторса заполняют отростки и ложноножки, укореняясь внутри.

Карсторс просительно замычал и задергался.

— Ладно, хватит, — заржал Даррел и вытянул тентаклину у него изо рта. Хаген дернул за ту, которая ввинтилась несчастному Карсторсу в жопу.

— А чем мы его будем кормить в полете, хозяин, — спросил Карсторс, откашлявшись и прикрывая руками зад.

— Ничем, — пожал плечами Хаген. — Малыш начнет уменьшаться в размерах, питаясь своей же плотью, симбионты это могут. Мы ставили опыты, выращивали метровых примерно. А если перестать кормить — они становились опять размером с кулак.

— А когда он совсем уменьшится?

— Скормим ему тебя, — многозначительно сказал Хаген, шевеля бровями. — По частям.

— Не надо, хозяин, — уморительно заблеял Карсторс, закрывая лицо руками и старательно изображая жалкого раба.

Их побег случился спустя два дня. А может и три, Хаген с трудом теперь отличал один день от другого — все было одинаковым — ебля, воспитание раба, уход за Малышом. Симбионт внезапно сомкнул вокруг них стенки пещеры, и в тот же миг Хаген вновь ощутил себя огромным и пластичным. А еще он чувствовал Даррела и Карсторса рядом, хоть и не видел их. Симбионт начал двигаться, исчезая постепенно в своем бассейне, вокруг них кричали остающиеся люди, и Хаген чувствовал себя ужасно просто, как будто от него оторвали часть и оставили погибать на арахноидском корабле. Наверное, и остальные ощущали нечто похожее.

Хаген видел вокруг себя янтарную мутную жидкость и какие-то сочленения корабля, один раз ему даже пятка Даррела померещилась, и рядом почему-то яйца. “Разве так может быть, — подумал Хаген, — пятка — это же не хуй…” Скоро он и вовсе перестал видеть — это началось его рассоединение с симбионтом. Наверное, прошло уже больше часа. Поразительно, в их путешествии по обменной системе арахноидского корабля совсем не ощущалось времени. Или это эффект полного симбиотического слияния?

А потом он услышал голос Даррела:

— Давай, пихай его в капсулу, быстрее.

Хаген почувствовал, как его поднимают с пола и перекладывают. Неужели у арахноидов на корабле есть человеческая медицинская капсула?

— Вон наш челнок, с орлом и львом на борту, — крикнул Карсторс. — Надеюсь, арахноиды не повредили его.

— Целый совсем. Должно быть, вас пленили без единого выстрела.

“Как рабов”, — хотел сказать Хаген, но губы и язык не слушались.

— Не шевелись, — Даррел прикоснулся к его руке, подключая к системе, и Хаген провалился в пушистое и белое тепло.

***

Арахноиды почти не тронули имперский челнок, только сняли все вооружение и почему-то вытащили наружу медицинское оборудование. Или это сделали сами имперцы, пытаясь реанимировать раненых товарищей? “Да эти трусы без боя сдались, какие раненые, — ржал Даррел и с превосходством смотрел на Карсторса: — Ведь так, раб?” В такие моменты Хаген им прямо любовался и яростно желал отодрать. Это ведь совершенно иное, чем с рабом или с симбионтом трахаться, с Даррелом все как будто обретало смысл.