Виллем Корнский сжал край крепостной стены, глядя вниз, и изъеденный драконьей кислотой камень хрустел и крошился под железными пластинами его перчаток.

— Их все больше, жареного демона им в глотку. Как будто и не жгли мы их подобно осенней траве все эти дни, — сказал он, с трудом сглатывая.

Пепел и остаточные заклинания делали воздух похожим на смесь песка и яркого стекла, и ему казалось, что это стекло сверкает у него под веками, а песок набился в легкие.

— Это Извержение, сэр Виллем, — хрипло сказал Роддо, благородный рыцарь-альфа и один из двух самых верных друзей Виллема Корнского. Второго он отослал вчера за помощью.

— Да, теперь это очевидно, сэр Роддо, жаль что отступать поздно, — ответил Виллем и сжал челюсти.

Кто бы мог предполагать, что обычные волнения среди нечисти обернутся полноценным Извержением, каких не было на Земле Азгал уже пятьдесят лет. Никто не знал, что служило причиной Извержений, но последствия были известны всем: день за днем невероятно расплодившиеся твари лезли и лезли в человеческие земли, словно гнали их туда раскаленными шампурами в жопу…

— Как вы можете говорить об отступлении, сэр Виллем, мы никогда не сдадим Корн! — пылко воскликнул Роддо.

И Виллем коротко улыбнулся, хлопнув его по плечу. Огонь, горящий в любом альфе, освящает этот мир, думал он, спускаясь во двор. Этот огонь превращает грязь войны в героизм, а стратегическую ошибку с запоздавшим отступлением — в акт возвышенного самопожертвования во имя долга и чести.

Хотя единственное, что они сделали верно — это послали вчера отряд с донесением лорду-протектору. Послали утром, когда волнения нечисти казались еще просто волнениями, а не Извержением. Оставалось надеяться, что лорд-протектор прозрит истину в этих донесениях и придет на помощь.

Потрепанный омега из укрывавшихся в замке беженцев подал ему кубок с водой, разбавленной целительным вином. Виллем жадно к нему приник, и все то время, пока он пил, омега глядел на него с тягостной надеждой во взоре.

— Спасибо вам, милый юноша, — кивнул ему Виллем, возвращая кубок.

— Благослови вас бог, милорд, — ответил тот с чувством.

— Головы! Милорд! Это отряд сэра Паррока! — закричали вдруг на стене, и Виллем, холодея от дурного предчувствия, снова взбежал наверх.

И предчувствие его не обмануло: грязные твари бесились и хохотали внизу, высоко вздымая пики с насаженными на них человеческими головами.

— Орудия к бою, — сказал Виллем, узнав голову сэра Паррока, своего друга и благородного рыцаря-альфу. Того самого, что послал он с донесением лорду-протектору только вчера.

И хотя солнце уже почти закатилось, и магические силы людей были на исходе, никто не возразил его приказу.

Виллем сам повел отряд рыцарей на прорыв.

— Солнце всегда на нашей стороне, — сказал он перед атакой. — И с нами бог.

— С нами бог! — грянули его рыцари, обнажая светящиеся магией мечи.

В тот раз им удалось скинуть нечисть с замкового утеса.

Виллем приказал запалить огромные костры перед стенами, и священное пламя отпугивало тварей до самого рассвета.

Но в серый предутренний час, когда магия потустороннего особенно сильна, мерзость и нечисть вновь соткались из тумана и тьмы. И принесли с собой отчаянье, зловоние и липкую грязь. Костры людей мерцали и гасли, а сами они были вынуждены вновь отступить за крепостные стены.

— Наступит новый день, милорд, ведь так? — сказал Виллему закутанный в тонкую накидку омега и подал ему мясо с разбавленным вином.

— Разумеется, мой милый господин, — ответил Виллем, чуть склоняя голову.

Однако пришло время рассвета, а новый день не спешил им на помощь. Небо заволокли копоть и мгла, а по земле стелился вязкий туман.

Твари кидали в них паутинными бомбами и ползучей гнилью, а их сил едва хватало на очищение и защиту.

Об атаке же Виллем уже и не думал.

А когда над другими, не оскверненными землями солнце миновало зенит, в замке раздались крики: “Черная магия, бейте его!”

Виллем нахмурился, оборачиваясь к окну. Военный совет, длившийся уже второй час, не принес ему ничего, кроме головной боли, и оттого бесчинства, устроенные подданными, показались ему особенно возмутительными.

— Немедленно прекратить, — тихо сказал он и кивнул сэру Роддо: — Виновников доставить сюда.

В зал совета втащили несколько солдат и омег. В дверях толпились еще люди, некоторые даже проникали внутрь.

— Эрасмус! — потрясенно воскликнул сэр Джонатан, один из советников, узнав среди дебоширов своего омегу.

Виллем нашел взглядом старшего из солдат:

— Говори.

— Милорд, — тот склонил голову, прижимая кулак к плечу, а потом указал на растерзанного омегу, мужа сэра Джонатана и покойного сэра Паррока: — этот выродок совершал черномагический ритуал!

— Да! — крикнул еще один омега. — Мы поймали его за мерзким действом!

Виллем встал:

— Должно быть, ваши доказательства неопровержимы, раз вы осмелились обвинить благородного омегу в подобном.

К нему подвели обвиняемого, и Виллем зашептал слова заклинания.

Тело благородного омеги вспыхнуло. Но увы, разноцветные переливы омежьей магии были обезображены черными пятнами — явно недавнего происхождения.

Среди людей поднялся ропот, а солдат дернул омегу за плечо, заставляя опуститься на колени.

— Что скажете в свое оправдание, благородный Эрасмус? — спросил Виллем.

Омега, в порванной одежде, избитый и коленопреклоненный, тем не менее надменно вздернул подбородок:

— Мне нечем и незачем оправдываться, милорд. Я призывал душу покойного мужа, сэра Паррока.

Виллем перевел взгляд на своего советника, сэра Джонатана. Тот, смертельно побледнев, смотрел прямо перед собой и не двигался. Он был бетой Эрасмуса и покойного сэра Паррока.

Благородного Эрасмуса следовало немедленно казнить, но Виллем все не решался произнести последние слова — слишком много чувств и воспоминаний связывало его с семьей погибшего друга.

— Каково ваше мнение, господа, — обратился он к советникам в смутном желании оттянуть момент.

— Се есть предатель рода человеческого, — заявил самый старший из советников и заключил с присущей бетам безжалостностью к чужим: — И надлежит его отдать на растерзание нечистым тварям.

Благородный Эрасмус дрогнул, однако выражения лица не сменил, а сэр Джонатан, его бета, прижал руку к горлу, но все так же не издал ни звука.

— О, нет, какая жестокость! Душу благородного Эрасмуса следует спасти, очистив священным огнем! — воскликнул сэр Роддо с негодованием.

Сэр Джонатан посмотрел на Роддо с каким-то детским удивлением, но снова промолчал.

А Виллем отрешенно подумал, какая смерть мучительнее — быть разорванным тварями, или сожженным в огне. И еще — как непостижимы и удивительны люди: Виллем знал Роддо с Эрасмусом с детства, но и предположить не мог, что один из них окажется некромантом, а другой верит огнепоклонникам.

— Сэр Роддо, мой дорогой друг, спасибо, — благородный Эрасмус скривил подрагивающие губы в слабом подобии улыбки. — С таким другом, как вы, не надо даже врагов.

На честной физиономии сэра Роддо отразилось некоторое смущение.

— Если мне будет позволено, — заговорил наконец сэр Джонатан, — обменять жизнь моего омеги на свою…

— Не смей! — прервал его благородный Эрасмус и обернулся к Виллему: — Нет, милорд…

— Не позволено, — покачал головой Виллем и, более не колеблясь, приговорил: — Вы будете казнены, благородный Эрасмус, и примете смерть от меча, как и подобает омеге вашего происхождения, — он посмотрел на своих советников: — Мы не будем умножать зло, скармливая людей тварям, так же, как и не будем мучить ваше тело священным огнем. Ведь если бы сей огонь очищал души, то были бы мы сейчас окружены не нечистью, а ангелами небесными, — задумчиво добавил он.

И обнажил меч, приставляя его к горлу осужденного омеги. По лицу того пробежала дрожь, дыхание сбилось, а ясные глаза наполнились слезами.