Персидская сила уже ломила сакскую силу. Отряд копейщиков ворвался в ряды сакских воинов, как дикобраз в стаю мышей. Ощетиненный железными иглами со всех сторон, он клином врезался в пологий склон, занятый саками. Мутной волной вскипели за ним другие отряды персидского войска.
- Остановить! - крикнула Томруз.
- О-о, Митра, о-о! - ритмично запели старики, обнаженные до пояса.
С гимном на устах и с кинжалами в руках шли они в бой, чтобы на персидских копьях перенестись прямо к потусторонним кострам. Смерть веселила их. С песней и смехом они раздвигали копья, вырывали щиты, хватали врагов за волосы, повергали их на землю, закалывали в шейные ямки или так давили противника, что у него изо рта и носа ручьем лилась черная кровь.
Их изрубили всех до одного, но они сделали свое дело. Пока персы возились со стариками, отряд лучниц Майры подкрался к неприятельским копейщикам сбоку и ударил в них тучей стрел. Багровой мутью схлынул персидский отряд обратно в котловину.
- Во имя Ахурамазды! - Тяжело опустив голову, с хрипом и ревом грузно двинулся на саков Раносбат.
Отряд Раносбата врубился в толщу сакских войск, как толпа горных лесорубов в гущу мастиковых зарослей.
Пятнистые воины в барсовых шкурах медленно выступали на согнутых ногах, низко пригнувшись вперед и вскинув секиры над плечом; глаза их настороженно сверкали в просветах между краями котлообразных шлемов и коваными краями щитов. Резкий взмах - и топор обрушивался на голову сака, прикрытую лишь войлочным колпаком. С треском распадались щиты. Лопались наплечники. Пальцы отрубленных рук судорожно хватались за колючую траву.
Огромную просеку проложили секироносцы Раносбата в плотных рядах сакского войска. Это была тяжелая работа. Из-под корней волос у персов струился пот, с шумом вырывалось из-под забрал горячее дыхание.
Вновь крушила сила персидская силу сакскую.
- Остановить! - крикнула Томруз.
- О-о, Митра, о-о! - запели воины из рода Фрады. Смертью своей решили они искупить вину старейшины перед саками. Они напали на Раносбата сбоку. И когда секироносцы повернулись к ним лицом, сзади в них ударили тучей стрел лучницы Майры. И эта персидская волна схлынула обратно в котловину.
Не было спасения от длинных стрел - грозного сакского оружия.
От сакской стрелы не убежать пешему - догонит. Не умчаться верхом настигнет, пригвоздит к хребту коня. Спрячешься в панцирь - пробьет вместе с панцирем. Прикроешь щитом грудь - ударит в голову, прикроешь голову ударит в грудь.
Под ногами сражающихся тяжко вздрагивали холмы, трескались камни, сухая трава превратилась в пыль и золу; даже солнце потемнело от страха и прикрылось облаком взметнувшегося к небу желтого праха. На дне котловины заплескалась кровь. Она хлюпала, как жидкая грязь. Кровь доходила Курушу до колен.
Утана бегал, разбрызгивая кровь, позади царского шатра, рвал на себе волосы и все твердил хрипло, не отрывая глаз от умирающих.
- За что? За что?
Пали мады, варканы, харайва. Дахи и парты повернули оружие против "благородных", принялись избивать их нещадно, а затем перебежали на сакскую сторону. Распростились с жизнью тысячи персов. Битва подходила к концу.
Куруш отобрал оставшихся воинов самых крепких и вознес к небу краткую, похожую на проклятье молитву.
- Во имя Ахурамазды! - Он вынул из ножен широкий меч - такой блестящий, что в нем отразились, ясно, как в зеркале, глаза и зубы окружавших царя телохранителей, с улыбкой поцеловал клинок, покрепче стиснул его в жилистой руке и проворно, крупными скачками, кинулся вверх по склону.
Пробиться сквозь толпу саков - и бежать прочь от этой заколдованной котловины!
Царь царей действовал мечом сноровисто, как земледелец серпом - он один скосил целый ряд спешенных кочевников, уложил на землю, точно снопы, "сравнял их с их тенью".
Тот, кто встретился в битве с желтыми глазами Куруша и остался жив, навсегда запомнил их выражение, до конца дней своих не мог вспомнить о них без содрогания.
Он видел немигающие глаза Пятнистой смерти.
Курушу нанесли несколько глубоких ран, однако повелитель Айраны не останавливался.
Рядом сражались Раносбат и Виштаспа.
Отряд "бессмертных" - личных телохранителей Куруша, ободренный примером государя, вырвался, убивая саков, хуваров, бактров и сугдов, далеко вперед, чуть ли не к шатру Томруз.
Персы одолевали!
Продолжая успешно и неутомимо пробиваться к гребню холма, царь царей с ходу наткнулся на прислоненный к выступу скалы тяжелый сакский щит.
Он резко споткнулся и выронил меч.
Опрокинулся навзничь и покатился вниз по склону.
С маху ударился о торчащий камень.
Голова его странно выкрутилась и подвернулась под левое плечо. Широко раскинутые руки и ноги задергались, на губах выступила кровавая пена, глаза вылезли из орбит.
Саки из последних сил навалились на "бессмертных" и столкнули их, сами падая и задыхаясь, обратно в котловину. И так всю битву - персы упорно лезли из котловины, как свора свирепых джинов из случайно раскупоренной бутылки, а саки еще более упорно старались отбросить, спихнуть, вколотить их назад, в бутыль.
Кучка уцелевших персов пустилась бежать к устью лощины - может, хоть там найдется лазейка?
Раносбат и Гау-Барува задержались на миг возле все еще живого царя царей.
- Что с ним такое? - услышал Куруш сквозь охватывающий его смертный сон голос верного Раносбата.
- Споткнулся о сакский щит и сломал шею. Обошел полмира - и не споткнулся. А здесь...
А, это друг Гау-Барува. Друг Гау-Барува. Он поможет. Он не оставит повелителя умирать под ногами у саков.
- Унесем? - нерешительно сказал Раносбат. - Что ни говори, долг есть долг.
- Э! - рассердился Гау-Барува. - Пропади он пропадом! Теперь нам с тобой... Самим бы ноги унести как-нибудь.
Они убежали.
- О Куруш! - Перед царем, жалобно причитая, опустился на колени Виштаспа. - О родич мой бедный, мой несчастный государь...
Виштаспа воровато оглянулся.
Никто не глядит, все бегут.
Он отвел руку далеко назад и, коротко крякнув, всадил меч по рукоять в спину царя царей.
