— Где твоя «темнота», где?.. — сверкнув глазами и ковырнув пальцем в носу, спросила Лиля. Яшка знал, что в эти минуты с ней лучше не спорить, иначе она может его испепелить.
Ее напряженные глаза готовы были выскочить из орбит.
— Где твоя «темнота», где? — повторила она вновь. И от рук ее, и от тела стал исходить аромат, схожий с запахом белой акации. Кончик носа ее приподнялся и ноздри, как и зрачки, уставились на него, точно дула двустволки.
— Они к станции побежали… — пролепетал Яшка, заметив, как один зрачок ее стал бледно-зеленым, а другой розовым.
— Какие они из себя? — жутким голосом спросила она.
Все закружилось перед ним. В тело его стали проникать тоненькие, сладко обволакивающие иголки и тут же в нем растворяться. И как во сне он стал отвечать на ее вопросы.
— Сухенькие, старенькие. Человек двадцать пять.
— А среди них есть гипнотизеры или полебиотики?..
— Насчет полебиотиков не знаю, точно так же как и насчет гипнотизеров… Но насчет холода, это точно, его у них хоть отбавляй. Когда порой они со мной здороваются за руку, то у меня ощущение такое, словно правая рука до самого плеча лежит в морозилке.
— Ага, все ясно, значит, они полебиотики.
— А что это такое?..
— А это значит, что в излучаемом ими спектре вместо красного цвета преобладает оранжевый. Да еще у этих индивидуумов — под кадыком углубление. Надавишь на него, и они тотчас засыпают. А еще у них по всему телу миндального цвета родинки. Люди с такими родинками гипнозу не поддаются, на них может действовать только биополе, и то при условии, что заряд будет заштилен…
Лиля помолчала, а потом вновь, два раза икнув, спросила:
— И что же, они всю зиму без дров?..
— Всю зиму…
— Ну нет, котик, так не годится. Им нужно срочно достать дрова…
— Пойми, я от одних блатняков, сама ведь знаешь, целый день глаз сомкнуть не смею. А тут, представь, еще и пенсионеры путаться будут. Транспорта, сама знаешь, у меня нет, а сами они воровать не хотят.
— Ой, Яшка, лично я даже и не представляю себе, как это можно зимой быть без тепла.
— А что я сделаю, я же не печка, чтобы всех обогревать. Пусть берут топор, идут в лес; они не могут, пусть их дети или даже внуки воруют сколько влезет. А ко мне нечего лезть. Я уже больше года газет не читал. Для меня план важнее, чем какие-то отжившие свой век люди.
— Это верно… — прошептала Лилька, когда биоэнергетический сеанс закончился. И в ту же минуту огонь ее погас. Зрачки, потемнев, приняли свое исходное положение. В центре их Яшка увидел себя с полураскрытым ртом, согнутыми в локтях руками и поджатыми ногами. А потом он вдруг увидел слезы в ее глазах. Она торопливо вытирала их, а они все капали и капали.
Яшка в испуге закричал:
— Лиля, почему ты плачешь?..
— Я не плачу… — улыбнулась она сквозь слезы. — Это просто таким путем выходят из меня остаточки биополя, — и Лиля, внимательно осмотрев кончики своих пальцев, прошептала: — Действительно, это так ужасно!..
— Лиля, но это ты ведь со мной разговаривала?.. Скажи, ты?.. — тупо и настойчиво уставился на нее Яшка. Он толком ничего не понимал, что с ним только что произошло.
— Нет, биополе, — и добавила: — Закрой глазки, котик, и поспи. Я сейчас градусник достану.
Через несколько секунд она принесла градусник, встряхнула его и нежнейшим образом просунула Яшке под мышку, поцеловала того в щечку и в лоб. Отчего Яшка тут же вновь расцвел.
— Е-ко-ко! Е-ко-ко! — замурлыкал он и задрожал, словно козлик, которому приподняли хвост.
— Ах, Боже мой, — посмотрев на часы, вздрогнула Лиля. И сняла халат…
Подзарядившись биополем, Яшка, забежав вначале домой и объяснив свое отсутствие составлением ежеквартального отчета, съел две тарелки щей и, переодевшись, поцеловал жену. А затем помчался на работу ворошить дела. Подзарядка его изменила, и он стал энергичным, его мышцы распирала необыкновенная мощь. Уже приближаясь к лесничеству, он, чтобы хоть чуть-чуть расслабиться, подбежал к сухой березе и, упершись в нее руками, тут же повалил деревце, словно это не береза была, а тоненькая палка, воткнутая в снег.
— Молодец, Лилька! Хорошую подпитку дала мне! — засмеялся Яшка и от радости раза три подпрыгнул на одном месте. Дышалось ему легко, свободно. И желудок функционировал замечательно, и готов он был переварить не только камень, но и любой цветной металл.
С такой энергией, какой он обладал, не победить его никому, ни «темноте», ни даже блатнякам и чинушам. Стоит ему только пальцем прикоснуться к ним, как они тут же разлетятся в пух и прах.
— Е-ко-ко!.. Е-ко-ко!.. — кричал бодро Яшка, вздымая за собой огромное снежное облако. Издали казалось, что это не человек бежал, а неслась тройка. Вот каким богатырем становился Яшка после встреч с Лилькой. Да и не только он, а и все мужики, бывавшие у нее. Глаза у Яшки сверкали. А щеки пылали как у девицы. Он несся к лесничеству напрямик, не разбирая дороги. Посвистывали над его головой шумливые воробьи. В эти минуты прицепи к Яшке плуг — потащит. Прицепи два, и их без всякого труда уволокет.
Неровными толчками Лилькино биополе пульсировало по Яшкиному телу. Кровь бурлила. Сердце колотилось с тройной силой.
— С нами крестная сила! Ура-а-а! — кричал Яшка небу и солнцу, снегу и ветру, — Да здравствует Лилька! Да здравствует биополе!
И если бы представилась Яшке такая возможность, то он бы и землю с оси сдвинул, до того он могуч был.
И находясь под действием общей благодати, Яшка вдруг понял, что умнее его на свете никого нет. И глядя на чахлые березы у дороги, он посочувствовал им. А потом вдруг взял и посочувствовал всей природе. Ибо что она, вот Яшка, это да! Он стоит намного выше природы, потому что у него ум, а у природы так себе… пшик. Почему природа не сотворила деревья железобетонными, стояли бы они веками и не падали. Хорошо было бы, если бы все леса в стране были железобетонными. Пилить их не надо было бы. А самое главное — плана бы не требовали. Стояли бы эти леса веками, и вся заграница завидовала бы.
Яшка посмотрел на солнце. И тут же новая и оригинальная мысль возникла в его голове. А что, если солнце вокруг земли будет ходить, а не земля вокруг солнца?..
А то голову астрономы морочат, что, мол, есть где-то живые существа, на людей похожие. Деньги получают, а найти не могут, а может, не хотят?
Скоро, скоро перед Яшкиными глазами предстанет лесничество. Ох и развернется же он тогда. В квитанциях и нарядах столько нуликов приставит, что никто толком там в верхах и не поймет, как же это до сих пор могут еще лесные массивы существовать. А лесников, чтобы не вертелись под ногами, он отошлет в лес, пусть рубят, доски пилят, веники вяжут. Его подчиненные должны работать лучше всех и вся. И если прикажут на случай приезда верховного начальства, то его лесники за какой-то день или два все ели в лесу перекрасят в березы, а березы в ели, тем самым они первыми в стране продемонстрируют новые селекционные возможности. Ох, ну, а если еще как следует встряхнуть мозгами, то не это еще выйдет. Финиковые пальмы, шестиметровые грибы, такой же высоты прекраснее полевые цветы…
Увидев под горкой три маленьких домика, Яшка воскликнул:
— А вот и мое лесничество!
И вдруг замер. «Темнота» возникла перед ним…
— Черти, чего вам надо?.. — заорал он на них и, попытавшись было выпятить грудь, приготовился к драке. Но грудь почему-то не выпячивалась, да и мускулы как прежде не раздувались. Худенькие руки у него были, и худенькие ноги. Его шатало. И если бы не дерево, за которое он от страха спрятался, то ветер, который здесь в низине был злой и вихрастый, сдул бы его…
— Ну и Лилька, ну и ворона! Вместо того, чтобы на сутки подзарядить, подзарядила всего на двенадцать часов. — захныкал Яшка. — Ведь я же ее просил. А она. Ну как же так можно. Ведьма, собака, сука, зараза. Ой, да что это я ругаюсь. Разве до нее теперь дойдет. — И он с грустью взглянул на «темноту». «Темнота» зашевелилась, обступила.