Но не унывайте. Я приготовила для вас немало загадок и сюрпризов, хотя и не порадую гостей встречей с разумными братьями землян. Вот вы помянули Прямую Стену. На фотографиях она действительно выглядит весьма эффектно — отвесная стена, пересекающая Море Облаков почти на протяжении ста десяти километров. Она образует такую прямую линию, словно и на самом деле выстроена какими-то разумными существами по чертежам, с помощью линейки. Ну, а если ее создала природа — разве это не менее интересно?

А знаменитая Альпийская Долина, весьма подозрительно, по мнению, ваших ученых, похожая на гигантскую борозду, оставленную ледником? Или по моей поверхности когда-то, как и на Земле, текли реки и сползали с гор ледники? Но почему в таком случае эта загадочная долина на Луне одна-одинешенька?

— Но подождите, дорогая Луна, нельзя же все время только загадывать загадки…

— Почему же? Вы хотели узнать мои тайны? Вот я и выкладываю их. А разгадывать уж попробуйте сами. Во всяком случае, вы, надеюсь, убедились, что о полной изученности даже моей поверхности говорить несколько преждевременно.

А точное знание строения моей поверхности стало для вас теперь задачей неотложно-практической.

— Почему?

— Вы, вероятно, в самое ближайшее время навестите меня. А куда придется садиться вашим ракетам: на скалы, в многометровую толщу пыли или на такой же толстый слой метеоритных осколков? Тут ведь до сих пор между вашими учеными идут горячие споры. Скажем, последние исследования В. Троицкого позволяют считать, что мой поверхностный слой состоит из очень легкой пористой массы. Радиоволны отражаются от моей поверхности с такой же легкостью, как от зеркально-гладкого шара. А световые лучи показывают, что поверхность моя вовсе не идеально ровная, а весьма шероховатая.

— Какова же она на самом деле?

— Загадка была довольно хитрой, но ваши ученые разобрались в этом кажущемся противоречии. Они пришли к правильному заключению, что неровности моей поверхности в таком случае по своим размерам должны быть больше длины световых волн, но меньше, чем длина радиоволн, то есть не более дециметра в поперечнике.

— Но ведь это весьма расплывчато…

— Да, пока не слишком точно. Под такие размеры может подойти и песчинка и довольно увесистый камешек. Все это необходимо точно выяснить и учесть заранее, не так ли?

— А не могли бы вы помочь нам в этом?

— К сожалению, нет. Как неотъемлемая часть природы, я обязана свято хранить свои тайны, иначе на свете стало бы скучно жить! Это дело людей — открывать тайны природы. Достаточно того, что я не прячусь от гостей за поясами радиации, как Земля. Это вы уже смогли выяснить.

— Да, совершенно верно, ведь у вас нет магнитного поля, которое захватывало бы в свою ловушку космические лучи..

— В сообщениях ваших ученых об этом говорится более осторожно: магнитное поле практически не обнаружено…

— А разве это не одно и то же?

— Не совсем. Как вы, надеюсь, знаете, сейчас наиболее распространены гипотезы, связывающие земное магнитное поле с процессами, которые происходят в расплавленном ядре вашей планеты. Но и я не так холодна, как еще недавно считали ученые. Осенью 1958 года пулковские астрономы Н. А. Козырев и В. И. Езерский подметили выделение горячих газов из моего кратера Альфонс и даже сфотографировали этот редкий момент. А наблюдения В. Троицкого показывают, что температура моего поверхностного слоя с глубиной возрастает. Из этих наблюдений может быть только один вывод: в недрах моих бушуют такие же огненные силы, как и у Земли. Почему же в таком случае я лишена магнитного поля?

— Простите меня, но какое-то странное получается интервью. Вопросов задаете больше вы, уважаемая Луна, чем я.

— Вы правы. И отвечать на них придется вам самим, людям. Признаться, меня немного обижает, когда в земных газетах и журналах пишут обо мне главным образом как о подходящей базе для дальнейших полетов в космос. Это, конечно, верно. Сила моего притяжения в шесть раз меньше земного — значит, чтобы покинуть меня и вырваться в космос, нужны гораздо меньшие скорости и, значит, меньше затраты энергии. И когда-нибудь я, несомненно, превращусь для вас в природный космодром, где ваши ракеты будут делать остановку для заправки топливом перед дальними путешествиями.

И для астрономических наблюдений природа подготовила меня лучше, чем вашу родную Землю. Наблюдениям с моей поверхности совершенно не будет мешать такой светофильтр, как ваша земная атмосфера. Все это особенно влечет ко мне ваших ученых.

Но разве сама по себе я для вас не привлекательна? Разве мало у меня манящих загадок и тайн? Прошу пожаловать ко мне за разгадками! Обещаю, что от смельчаков, которые первыми ступят на мою поверхность, я не скрою ничего. И знаете, я уверена, что этими первыми будут люди, с которыми я уже немножко знакома по вымпелу с гербом Советского Союза, по атласу с моими уникальными фотографиями, объяснения к которым даны на русском языке… Так что до скорой встречи, друзья!

Н. Коротеев

ПЕРВЫЙ КАВАЛЕР СЛАВЫ

Рисунки П. Павлинова

Он ушел воевать из маленького городка в глубине России — Сердобска. И после победы снова возвратился туда. Небольшой, в три окна, домик на Большой Садовой улице, построенный им самим, ничем не отличается от соседних, таких же веселеньких, с резными наличниками домиков, что пестрыми шеренгами взбираются на пригорок.

И судьба этого человека мало отличается от жизненного пути тысяч и тысяч людей его поколения — поколения, молодость которого совпала с трудным для нашей Родины часом; поколения, показавшего всему миру, что значит беззаветно любить Советскую Отчизну; поколения, которое выполнило во имя человечества великую освободительную миссию и которое справедливо называли героическим.

Николай Алексеевич Залетов невысок ростом, плечист. Про таких говорят — коренаст. И это не только описание его внешности, но и характера — крепкого, уверенного, стойкого.

Он сидит, грузновато опершись локтями о стол, широкоскулый, с густыми темными бровями, из-под которых глядят голубые, с лукавинкой глаза. Залетов неразговорчив. Вернее, скромен. Про героев все так пишут. Что ж, Залетов и в этом не исключение.

Исключительность его в том, что он первый стал полным кавалером самого почетного солдатского ордена — ордена Славы. Залетов трижды награждался этим орденом — третьей, второй и первой степени. Залетов трижды совершал подвиги, которые, как записано в статуте ордена, требуют мужества, отваги, сообразительности и воинской доблести.

— На фронт я ушел двадцать третьего июня. Сражался под Ленинградом. И в партию вступил, как все солдаты, перед большим боем, когда прорывали блокаду. Был ранен. Вернулся в строй. В начале 1944 года подошли мы к Вороньей горе…

И третью атаку фашисты отбили…

Рота вернулась на исходный рубеж. Вернее, полроты. А половина…

Вон на подъеме к фашистским траншеям чернеют на снегу шинели. Одна, вторая, третья. Вон новенький. Вчера с пополнением прибыл. Даже, как зовут, не вспомнишь.

Пали смертью храбрых…

Пали… На склоне белом, ослепительно белом склоне, темнеют шинели.

Позади Ленинград. Позади блокада, голод. Самое трудное — позади.

Вышедшие из боя ждут нового приказа идти в атаку, хлопают варежками, притопывают. Ругают промозглые, туманные морозы. Смотрят на проклятущую высотку.