Был случай, когда Мазепа, желая польстить королю, как-то сказал:
— Война для вашего величества идёт очень счастливо: мы — только за восемь миль от рубежей Азии!
Карл ответил:
— Sed geographie. non convenint.[38]
«Это, — заметил шведский историк Адлерфельд, — заставило покраснеть доброго старика». Зная, что Карл часто толковал о подвигах Александра Македонского[39] и что он во всём ставит себе за образец этого героя, Мазепа, в угоду королю, сочинил тогда, будто здесь, на Украине, недавно отыскан «александрийский» камень, воздвигнутый Александром Македонским.
Король сообщил своему генерал-квартирмейстеру Гиллен-кроку, что Мазепа сказал ему, будто отсюда недалеко до Азии.
— Это безобразие, что узнаешь такие вещи случайно! — выговаривал он Гилленкроку. — Мы должны быть в наивысшей степени заинтересованы в прославлении подвигов нашей армии по той исключительно простой и откровенно признанной всем миром причине, что мы действительно непобедимы!
— Ваше величество шутите! — вспыхнул Гилленкрок, взглянув на Карла изумлёнными глазами. — Не по этому направлению можно достигнуть пределов Азии.
— Я никогда не шучу, — отвечал король. — Ступайте и узнайте от Мазепы путь в Азию точнее.
Гилленкрок отправился к Мазепе. Тот встревожился, узнав, какое действие произвела на короля его болтовня, и сознался, что говорил королю только из любезности.
— С нашим королём опасно говорить пустяки о таких предметах, — сказал Гилленкрок. — Этот государь любит более всего славу и легко поддаётся желанию двинуться туда, куда нет необходимости идти для его целей.
У Петра одно время возникало опасение, как бы Карл, для которого, как считали тогда, «и море по колено», не вздумал прорваться к Воронежу, чтобы истребить там царские верфи и корабли. У шведов до такой степени были слабы географические сведения о южнорусском крае, что они, слыша, что царь строит суда в Воронеже, полагали, что этот юрод лежит у Чёрного моря.
С полуночи взошла луна, стало светлее. А в два часа ночи, когда полный лик чистого месяца встал над самой рекой, Карл, обратившись к Реншильду. приказал:
— Начинайте!
И шведская армия двинулась в наступление. Пехоту повёл генерал-лейтенант Левенгаупт, кавалерию — генерал-майор Крейц. План сражения, которым должен был руководствоваться Реншильд, отличался предельной лаконичностью. Карлу всё было ясно: пехота атакует редуты русских и занимает их; в это время вся кавалерия, подкреплённая корпусом пехоты и всей запорожской конницей, атакует русскую армию, построенную в одну линию за редутами, разбивает её и овладевает артиллерией; после этого всеми силами наносится главный удар по основному ядру русской армии.
На рассвете, около пяти часов, разведка Меншикова донесла, что шведская армия показалась из-за Яковецкого леса. Командующий редутами генерал-бригадир Августов и командующие кавалерийскими группами генералы Ренне и Боур приготовились к отражению атаки шведов.
Левенгаупт приказал: генералу Акселю Спарре овладеть тремя редутами русских, расположенными влево, генералу Роосу — другими тремя редутами, справа.
Первая атака шведов отличалась особой стремительностью. Их кавалерия пробилась сквозь редуты и атаковала русскую конницу. Та встретила противника контратакой, завязался жестокий кавалерийский бой. В сражении были убиты лошади, впряжённые в качалку Карла, и тут же заменены другими.
Фельдмаршал Шереметев, которому было поручено общее командование русской армией, не щадил себя в сражении, бросался в пыл битвы и не заметил, как пуля пробила у него рубашку, выбившуюся из-под камзола при бешеной скачке. Меншиков, Боур и Ренне лично водили полки в атаки. Под Меншиковым в этой схватке были убиты две лошади, генерала Ренне тяжело ранило.
Но вот каптенармус Нижегородского драгунского полка отбивает шведское знамя. Это был первый трофей…
Первая кавалерийская атака шведов была отбита. За первой атакой последовала вторая, за ней ещё ряд атак… Успех уже начал было клониться на сторону шведов. Тогда на помощь конным группам Ренне и Боура подоспел Меншиков с корпусом Волконского. Натиск шведов был остановлен. Предводительствуемая Меншиковым, — в этом бою под ним была ранена третья лошадь, — русская кавалерия перешла в контратаку, и коннице шведов пришлось отступить.
Тогда Карл решил обойти редуты с севера. Под огнём фронтальных редутов, теряя убитых и раненых, шведская кавалерия вынеслась вперёд и развернулась влево от дороги из Полтавы в Петровку. Разгадав манёвр шведов, Меншиков тотчас занял весь промежуток между продольными редутами и Будищенским лесом. Атаки шведской конницы захлебнулись. Контратакуя, Меншиков захватил четырнадцать шведских знамён.
Стремительно отступая, шведская кавалерия расстроила ряды своей же пехоты, двинутой вслед за ней на штурм русских редутов. И атаки шведской пехоты были также отбиты.
Откатившись, пехота шведов перестроилась в густые колонны. Тогда, по приказанию Петра, отступила с поля боя и русская кавалерия, открыв путь пехотным колоннам противника.
Перестроившись и получив приказание Реншильда во что бы то ни стало прорваться сквозь редуты русских, шведская пехота под командованием Левенгаупта быстро и мужественно выполнила это непродуманное, отданное сгоряча приказание — вышла всего в ста шагах перед фронтом русского укреплённого лагеря. И тогда её встретили русские убийственным артиллерийским огнём. Шведы дрогнули; обстреливаемые к тому же и с поперечных русских редутов, они бросились влево, к Будищенскому лесу, и только там смогли навести порядок в своих рядах. Фронт боевого порядка шведам пришлось изменить. Теперь они построились под прямым углом к своему первоначальному положению, фронтом к лагерю русских: пехота — в середине в одну линию, кавалерия — с флангов, в две.
Между тем шесть батальонов из колонны генерала Рооса, не получив своевременно приказания Реншильда, продолжали атаку редутов и теперь, отрезанные от остальной своей армии, отступили к Яковецкому лесу.
Заметив это, Пётр тотчас двинул против них Меншикова с пятью драгунскими полками и пятью батальонами пехоты. На предложение «сдаться без сражения на дискрецию» Роос ответил отказом. Тогда Меншиков «ударил на них с такой жестокостью, — писал после Пётр, — что коль ни отчаянное было сопротивление, порубил их почти без остатка, а командовавшего правым крылом генерал-майора Шлиппенбаха взял в плен».
— Нечем хвалиться, когда из рук валится, — сказал Меншиков, отбирая шпагу у незадачливого шведского генерала.
Вместе с пехотой Рооса сложила оружие и большая часть войск, оставленных Карлом в окопах под Полтавой. Остальные осаждающие крепость разбежались.
Осада с Полтавы была снята.
Обстановка менялась мгновенно…
На обратном марше Меншиков неожиданно наткнулся на спешившийся возле леса большой шведский кавалерийский отряд. Дрогнуло сердце… и, не рассуждая ни минуты, не колеблясь, гикнул он во всю силу лёгких и с шпагой наголо понёсся вперёд. Гикнули остальные, лес откликнулся многоголосым, раскатистым эхом, и не успели шведы опомниться, как драгуны Меншикова уже налетели. Испуганные внезапным нападением, гиканьем, кони шведов плясали, рвались с привязей, кавалеристы, стараясь быстрее, разобраться «по коням», метались у коновязей, срывались со стремян и тут же падали, не успевая выхватить шпагу… И здесь решила дело русская удаль.
«Его светлость, — отписал Пётр в этот день воронежскому коменданту Колычеву, — встретил на дороге неприятельский корпус резервы, состоящий в 3000 человек, которые они поставили позади своего правого крыла при лесе, которых по краткому бою сбил, и без остатку побил и в полон побрал, и потом его светлость паки к главной армии возвратился».
Было уже восемь часов утра, а шведы, построившиеся возле Будищенского леса, всё ещё медлили с наступлением. Тогда Пётр, ободрённый успехом, решил выступить первым. Выведя часть своей армии из укреплённого лагеря, он расположил: двенадцать батальонов пехоты под командованием Голицына на правом фланге боевого порядка, прикрыв их одиннадцатью полками конницы Боура; в центре, в две линии, поставил шестнадцать батальонов Репнина, а левое крыло вверил Меншикову, придав ему шесть полков кавалерии Волконского и двенадцать батальонов пехоты Алларта. Артиллерию Пётр расположил «по новому манеру» — между полками. Ею командовал Брюс. Девять батальонов были оставлены в укреплённом лагере — ретраншементе.