Редуты — боевые позиции. Они выражали не оборонительную тенденцию, а стремление Петра к активным действиям по разгрому противника. В самом деле, обойти передовые редуты нельзя, пройти между ними — значило для шведов разорвать сплошную линию своего фронта, ослабить мощь своего ружейного огня, а затем самим попасть под перекрёстный огонь русской пехоты, засевшей в редутах второй линии обороны. А за редутами, в укреплённом лагере, — главные силы русской армии. Оттуда будет вестись мощный артиллерийский огонь, который окончательно расстроит ряды прорывающегося сквозь редуты противника.

И вот тогда, по замыслу Петра, дав отпор шведам, русская армия от обороны перейдёт в наступление — использует создавшуюся благоприятную обстановку для контратаки и уничтожения по частям уже разорванной, утомлённой и выдыхающейся армии Карла.

Изучив сильные и слабые стороны линейной тактики шведов, Пётр нашёл исключительно действенное средство против неё.[36]

Ни в русском военном совете, ни в шведском стратеги не пришли к окончательному решению, начинать ли атаку или ожидать её со стороны противника. Этот вопрос решил Карл со своей обычной горячностью.

В шведский стан явился перебежчик немец. Он сообщил, что Пётр ожидает прибытия под Полтаву нескольких тысяч калмыков. И Карл тотчас решил: навязать русским генеральное сражение до того, как их войска успеют пополниться. В победе он не сомневался. При сравнительной малочисленности своих войск он решил ещё и разъединить их. Две тысячи солдат были посланы охранять траншеи под Полтавой (до последней минуты Карл не оставлял мысли во что бы то ни стало овладеть крепостью). 2400 человек направлены были для охраны большого багажа и обозов (где, кстати говоря, находился и Мазепа, угасавший день ото дня от старости, тревог и болезней), 1200 человек были командированы к берегу Ворсклы. ниже Полтавы, с задачей охранять переправы, которыми русские могли воспользоваться для выхода в тыл шведской армии. Кроме того, были оставлены шведские гарнизоны в городках Ново-Санжарове, Беликах, Соколке и Кобыляках, что составляло вместе до 1200 человек.

После шведы писали, что у них участвовало в бою под Полтавой только 13 000 солдат, кроме запорожцев, русские же полагали, что под командованием Реншильда находилось около 40 тысяч.

Во всяком случае, известно, число убитых и взятых в плен шведов под Полтавой говорит о том, что их безусловно было значительно более 13000.

Генеральное сражение Карл назначил на 27 июня. 25 июня, узнав от перебежавшего к русским поляка об этом решении, Пётр начал спешно заканчивать приготовления к решающей битве.

К утру 26 июня была готова детальная диспозиция, согласно которой русская армия расположилась следующим образом: передовые редуты были заняты двумя батальонами пехоты под командой генерала Августова; сзади редутов расположились 17 полков конницы генералов Ренне и Боура.

Командование всей конницей было поручено Меншикову, 6 полков конницы под командованием Волконского были поставлены правее общего расположения армии; 56 батальонов пехоты и вся артиллерия — 72 орудия, под общим начальством Петра стали в укреплённом лагере. Общая численность русской армии достигла 42 тысяч.

В этот день войскам был прочитан знаменитый петровский приказ: «Воины… Се пришёл час, который должен решить судьбу отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру вручённое, за род свой, за отечество… А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего».

Пётр лично объехал войска, он говорил перед строем о важности предстоящего боя, о похвальбе шведского короля, стремящегося уничтожить Россию, о чёрной измене Мазепы, о стараниях Карла призвать на священную Русскую землю турецкого султана и крымского хана…

— Порадейте ж, товарищи! — гремел он, потрясая своей могучей рукой. — Отечество сего от вас требует!

Русские солдаты, в отличие от шведов, понимали, за что они идут в бой, сознавали, что в предстоящем сражении решается судьба их отчизны.

Карл был в самом бодром настроении духа, как и должно находиться человеку, твёрдо уверенному в своей гениальности, а следовательно и в блестящем исходе задуманной им операции. Объезжая свои войска накануне сражения, он говорил о былой победе под Нарвой, напоминал солдатам о героическом прошлом шведской армии, славившейся стремительными маршами, боевыми традициями, воинской дисциплиной, призывал покончить с русскими раз и навсегда.

Но не тот уже был шведский солдат: измотанный тяжкими кочёвками-переходами, оторванный от своей родины, окружённый враждебно настроенным населением, голодный, оборванный, он ворчал, открыто высказывая недовольство, и даже, вступал в пререкания с офицерами. Боевые традиции шведской армии «быльём поросли», её прославленная дисциплина была серьёзно расшатана.

Перед деморализованным шведским войском стояла крепко скроенная Петром новая русская армия, имеющая за своими плечами и вторую Нарву, и Калиш, и победу под Лесной — «мать полтавской баталии».

В воскресенье 26 июня, после вечерней молитвы, которую король, как благочестивый лютеранин, всегда слушал в походах, он приказал объявить войскам, что назавтра назначается генеральное сражение.

— Завтра мы будем обедать в шатрах у московского царя, — говорил Карл, обращаясь к своим генералам. — Нет нужды заботиться о питании: московский царь сделал это за нас. Там, — величественным жестом указал он на русский лагерь, — припасено для нас всё с избытком.

Потом он перешёл к изложению основ своего твёрдо намеченного генерального плана.

Он разделит Россию на отдельные княжества. Псков, Новгород, Вологду он присоединит к Швеции, а Архангельск и весь север Московии, вплоть до Урала, отдаст ставленнику своему королю польскому Станиславу Лещинскому В Москве он посадит на трон преданнейшего ему польского шляхтича Якуба Собесского…

— А пока назначаю вас, генерал, — обратился он к Акселю Спарре, — московским генерал-губернатором. Так!..

Спарре поклонился, тщетно пытаясь изобразить на своём хмуром лице благодарность за оказанную ему великую честь: ему отнюдь не улыбалось такое назначение — народом он не умел управлять и война уже научила его бояться русских людей.

Подробной диспозиции для сражения Карл не дал, полагая, что его гений всегда подскажет детали на месте, соответственно действиям неприятеля. Он приказал: для атаки русского лагеря пехоте идти в четырёх колоннах, а коннице следовать сзади в шести.

Почему именно так, а не наоборот или как-либо иначе нужно было построить войска для предстоящего боя, Карл, по своему обыкновению, не объяснил никому. Он объявил, что лично примет участие в предстоящем сражении, но командовать войсками не будет, так как рана сковывает его движения. Главнокомандующим на время боя он назначил фельдмаршала графа Реншильда.

Тотчас после вечерней молитвы, в сумерки, вся шведская пехота была выведена в поле, кавалеристы оседлали коней. Было приказано: «Всем каждоминутно быть готовыми к бою». Наступила тёмная ночь. Ни одного костра не горело на поле ни с той, ни с другой стороны. Только далеко, далеко за рекой слабо поблескивали багровые звёздочки. По всей видимости, там хлопотали неугомонные русские кашевары. Сзади шведской пехоты и с флангов слышался мягкий топот по густому травяному покрову, осторожное пофыркивание и тихое ржание коней, словно понимающих, к чему их готовят.

Карл велел наложить себе на больную ногу свежую повязку, другую ногу обул в сапог, сел в носилки. В одной руке он держал шпагу, в другой — заряженный пистолет. Министр Пипер, генералы Реншильд и Левенгаупт легли на траву возле королевских носилок.

Перед большими сражениями Карл любил поболтать о вещах, не касающихся предстоящего дела, полагая, что чем искуснее он будет казаться спокойным, тем более должны быть спокойны и уверены в успешном исходе предстоящей боевой операции его генералы. И вот кто-то из них уже начал рассказывать как на этих полях, где они расположились сейчас, «Тамерлан покорил себе западные народы»[37]. Подобные рассказы Карл слушал охотно.